Андрей Буровский - Некрещеная Русь. Не верь учебникам истории!
Языческую Индию и всю Южную Азию мусульмане завоевывали сравнительно легко. К появлению европейцев в Индии они не продвинулись только на самый юг этого огромного субконтинента. Но похоже, им просто не хватило времени. Не появись в Индии деловитые англичане, веку к XIX, и Южная Индия стала бы мусульманской.
Какие причины полагать, что Языческая Русь избежала бы такой же участи?
Глава 4
КАКОЙ МОГЛА БЫТЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ РУСЬ?
Солнце и Луна вечно раскачивались над неизменной Землей.
В. ИвановНеизменный мир язычников, или: Экологическая катастрофа
Но может быть, в русском язычестве таились некие скрытые возможности? Что-то, утраченное потом? Попробуем увидеть, какой могла бы состояться Русь языческая. Такая, как если бы языческую Русь, Русь Перуна некие инопланетяне окружили неким силовым полем, не пускали бы туда ни кочевников, ни войска христианских королей.
Если бы можно было создать Русь кодифицированного язычества, по типу индуизма, и «заколдовать» границы Руси, чтобы никто не мог в нее пройти? Что бы тогда?
…Даже в этом случае нас ждало бы мало хорошего.
Неоязычники искренне верят, что раз язычники считают себя детьми земли, их боги — воплощения природных сил, то и экологические законы не нарушаются… Сильнее всего сказано у М. Семеновой:
«Язычники отнюдь не считали себя „царями“ природы, которым позволено грабить ее как угодно. Они жили в природе и вместе с природой и полагали, что у каждого живого существа не меньше права на жизнь, чем у человека… Вот бы и нам, нынешним, подобную мудрость!»[104]
Но эта идиллия имеет очень мало общего с действительностью. Мир языческих народов знает не меньше, а больше экологических катастроф, чем мир единобожников. Ведь почему происходят экологические катастрофы? Причина этого — относительное перенаселение.
Относительное — потому что абсолютного перенаселения не бывает. Перенаселение — это неспособность данной территории прокормить данное количество людей и при данных методах производства. Измените систему производства — и на той же территории можно будет прокормить в десятки раз больше людей. В современной Швеции живет 11 миллионов человек — и голода как будто пока нет. В эпоху викингов, в X–XII вв., во всей Скандинавии жило меньше миллиона людей. И они не могли прокормиться.
Давайте начнем с того, что проговорим коротко и жестко: экологические кризисы неизбежны. Они неизбежны потому, что неизбежен рост населения. Рост может быть очень медленным, численность людей может удваиваться за века, даже тысячелетия, но она неизменно будет происходить. Рано или поздно настанет момент, когда возникнет относительное перенаселение.
И тогда выясняется — земля не в состоянии прокормить столько людей. По крайней мере, при тех же методах ведения хозяйства.
Земля перестает родить; исчезают привычные с детства пейзажи и ландшафты; начинает не хватать еды; появляется множество нищих, больных и несчастных, обездоленных людей. Начинаются эпидемии; появляются новые, невиданные болезни. Вся жизнь общества и все существование привычной природной среды одновременно оказываются под угрозой.
И люди невольно задают вопрос: что же все-таки произошло? Одни пытаются понять, что они сделали не так? Другие — что всегда было не так? Третьи приходят к выводу, что в мире вообще ничего особенно хорошего нет, рассчитывать не на что, и миром правит зло и сатана. Во всяком случае «правильными» ответами на вопросы пока не обладает никто. Эти «ответы» предстоит еще найти.
Общество начинает жить напряженно и тревожно, прислушиваясь к миру и к самому себе…
Перед обществом, переживающим экологический кризис, стоит выбор из четырех перспектив. Одна, казалось бы, самая простая: научиться получать с той же земли — больше продуктов. Но как раз эта перспектива требует жесткого переосмысления всего прежнего пути, пройденного обществом. И поиск нового пути. Такого, в котором появятся новые ответы на самые основные вопросы: кто я такой? Как устроен мир? Где границы дозволенного? Это — поиск новой гармонии с окружающим миром. Гармонии, при которой можно будет получать больше всего необходимого с той же площади земли.
Например, так было при переходе от подсечно-огнево-го земледелия к регулярному трехполью, а потом к многополью. Когда стало необходимым жить всю жизнь в одних и тех же многолюдных деревнях, возделывать из года в год одно и то же поле. Прогресс очень долго рисовали строго в розовых тонах: как обретение новых возможностей, решение проблем и т. д… А есть ведь и другая сторона прогресса, страшная и безобразная.
Во-первых, не все в состоянии перейти к новому мировоззрению, к новому образу жизни. Хорошо, если можно просто бежать… например, на редко заселенный, богатый ресурсами восток. А если бежать уже некуда? Все верно, тогда — умирать. Между прочим, некоторые племена индейцев Южной Америки выбрали именно такой путь. Жизнь оставила им только два выбора: переход к земледелию или смерть. И люди выбирали смерть. Садились на деревенской площади, приносили маленьких детей. Потесней прижимались друг к другу, пока были силы — пели песни, рассказывали племенные легенды. И умирали.
Не уверен, что история «прогресса» наших предков была менее драматичной. Только индейцы яна умирали в XIX в., на глазах у европейских путешественников, а славяне становились земледельцами, отказывались от подсечно-огевого земледелия уже очень давно. Грязь, жестокость и кровь — давно забыты, осталось лучезарное зрелище «прогресса». Так сказать, восхождения к более совершенным формам жизни.
Во-вторых, за «прогресс» всегда есть и цена — отказ от какой-то части своей культуры. И потому «прогресс» — путь не только приобретений, но неизбежных потерь. Что мы утратили вместе с подсечно-огневым земледелием, наверное, мы никогда так и не узнаем. По крайней мере, до конца.
Люди всегда если и не понимают этого сознательно, то уж во всяком случае, чувствуют двойственность «прогресса», даже самого необходимого. И еще раз повторяю, с полной убежденностью: люди не любят «прогресса».
Скажем откровенно — общество очень не любит развития. Потому что развиваться — это изменяться. А изменения непредсказуемы и для общества в целом, и для его отдельных членов. Никто не знает, что будет лично с ним, если начнутся изменения. С ним лично, с его детьми и внуками, с его общественным кругом, с людьми, похожими на него психологически.
Люди не любят развития, не любят и любых перемен. Если есть хоть малейший шанс избежать развития, — общество будет его избежать до последнего. Или уж если перемены неизбежны, пусть их будет поменьше…
Вся история человечества — история экологических катастроф, больших и маленьких. В том числе и катастроф языческих обществ. На Переднем Востоке за тысячелетия истории саванны и леса сменялись степями и пустынями. Еще за два тысячелетия до Р. Х. в Сирии водились слоны, а на юге Междуречья — носороги.
В саваннах гиены и львы охотились на стада диких лошадей, диких ослов и антилоп.
В зарослях вдоль берегов рек кабаны спасались от тигров, а чуть выше в горах росли непроходимые лиственные леса. В этих лесах туры, медведи, леопарды, лани, олени, кабаны были самыми обычными животными.
Все это великолепие дикой природы исчезало и исчезало… Если бы не изменялось производство, человек давно вымер бы на этой деградирующей земле. Но он и не думал вымирать — наоборот, все последние четыре тысячелетия на Переднем Востоке численность людей все росла и росла. Сейчас в Египте живет 40 млн человек — а во времена строительства пирамид жило от 6 до 8 млн. В современной Сирии живет порядка 20 млн, а в древнем Араме жило 1–2 миллиона. В Турции живет около 50 миллионов человек, а в бронзовом веке жил от силы миллион.
Некоторые общества Древнего Востока своих экологических катастроф не пережили и погибли. Многие ученые считают, что цивилизация в бассейне Инда, так называемая Хараппа-Мохенджо-Даро, погибла именно потому, что подрубила сук, на котором сама же сидела. Превращая свою землю в пустыню, люди никак не могли изменить систему хозяйства, и в конце концов не смогли вести цивилизованного существования.
Так что язычество от экологических катастроф спасти общество никак не в состоянии. А вот переживают язычники эти катастрофы намного более болезненно, чем общество единобожников. И меняются единобожники намного легче и быстрее, чем язычники. У единобожников есть для этого два очень важных представления:
1. Представление о времени.
2. Представление о несовершенстве мира.
Мир без времени
Время язычников циклично. Единобожники ввели в систему координат событие, которое произошло однократно, и никак не может повториться: сотворение мира. Раньше мира не было, и вот Господь его сделал. С этого времени мир есть! От этого неповторимого события и ведется весь отсчет времени и иудеев.
