'Одиссей' Журнал - Одиссей за 1996 год
HJguckyccuu _____ ____ 167
стали самой влиятельной историографической школой XX в" они действительно открыли новые сферы и регионы исторического исследования и очень обогатили наше историческое понимание. Без сомнения, историк должен уметь ставить вопросы и многое зависит от его ментального кругозора, в этом Блок совершенно прав.
Но... Я не верю в универсальные методологические ключи и отмычки, отворяющие все двери, не верю в то, что существует методология, способная сделать человека умным и талантливым. Замечательный ленинградский историк Б. А. Романов говорил: "Заниматься методологией - то же, что доить козла". Сказано, конечно, остро и ядовито. Но разве нет в этих словах большой доли истины, не сводимой к тому, что в то время речь шла прежде всего о навязшей у всех на зубах "марксистско-ленинской методологии"? Вера в то, что методология сама по себе способна дать конкретные научные результаты, является иллюзорной.
Мне неинтересно читать работы, выводы которых я знаю заранее и в этом смысле я предпочитаю исследования, дающие новые, ранее неизвестные факты или интересные их интерпретации. Разумеется, у каждого историка, как и вообще у всякого человека, есть своя методология (или философия), которой он сознательно или неосознанно руководствуется. Трудно представить себе крупного историка, который не обладал бы методологическим сознанием - но не все они склонны писать трактаты по методологии. По всей вероятности, существуют органические "позитивисты" и органические "методологи" и "концептуалисты", И я не вижу в этом ничего плохого. Науке нужны и те и другие, и не следует быть фанатиками.
А. В. Ревякин КРИЗИС ИЛИ ПЕРЕДЫШКА?
Организаторы нынешней дискуссии, определяя ее предмет, употребили слово "метод" в единственном числе. Они, видимо, стремились заострить наше внимание на философских, мировоззренческих аспектах развития исторической науки. Ведь когда имеют в виду прикладные, конкретные приемы и способы получения нового знания, то обычно используют это слово во множественном числе - методы. Я ничего не имею против такой постановки вопроса, хотя, на мой взгляд, дискуссия на тему о мировоззренческих основах исторической науки представляла бы интерес скорее для историков науки и философов, чем для исследователей, занятых разработкой конкретной исторической проблематики, каковых среди присутствующих большинство и к коим я причисляю и самого себя.
Говоря о развитии исторической науки, о пройденном ею пути, мы, конечно, обращаем внимание на идейные истоки творчества как отдельных историков, так и целых историографических школ. Это важно для понимания их вклада в науку, для оценки тенденций ее развития в целом. В этом смысле мы говорим о достоинствах и недостатках, о месте и значении, допустим, просветительской и позитивистской историографии, исторической школы
168 ______ _______ Hcropuk в nouckax метода
права и Школы "Анналов". Но все же это довольно односторонний подход, ограниченность которого чувствует каждый историк, изучающий работы своих предшественников и коллег по избранной теме исследования. Он замечает, что результативность исследования зависит не столько от теоретических воззрений исследователя, сколько от его этической позиции (попросту говоря - от научной добросовестности), а также от квалификации, общей образованности и способности поспевать за новым в науке и жизни. То, от чего можно абстрагироваться на философско-отвлеченном уровне анализа, имеет огромное, часто решающее значение при рассмотрении конкретной историографической ситуации.
В этой связи хотелось бы затронуть и проблему кризиса исторической науки, столь резко поставленную в выступлении А. Я. Гуревича. Я бы согласился с этим тезисом, если речь идет о разочаровании "большими" теориями общественного развития (от Маркса до Ростоу). Но я бы не стал впредь уповать на возможность открытия (обретения) некоего нового метода, с помощью которого удалось бы добиться успеха там, где потерпели поражение блестящие предшественники.
Я бы согласился с выводом о кризисе и в том случае, если речь идет о конкретных историографических школах или направлениях, наконец, о творчестве отдельных историков. В жизни каждого человека наступают моменты "переоценки ценностей" (удивительно, если этого не происходит). Почему же историки должны избежать общей участи? Например, экономическая история, лет 20-30 тому назад переживавшая необыкновенный расцвет и сумевшая высоко поднять свой авторитет среди других отраслей исторического знания, в настоящее время обнаруживает признаки упадка (у нас более явственные, чем за рубежом). Все меньше выходит из печати работ по экономической истории. Не пользуется она особой популярностью и на исторических факультетах. Но когда я спросил Луи.Бержерона, известного французского историка, крупного специалиста в области истории индустриализации XIX в., в чем причина этого упадка, он мне не задумываясь ответил: экономическая история - более трудоемкое занятие, чем, скажем, политическая история или история ментальностей, вот поэтому молодые историки ее избегают. Бержерона можно понять: он полон идей и замыслов, и ему обидно, что все это может остаться невостребованным.
Нельзя с уверенностью диагностировать кризис целого научного направления. Например, марксистская историография издавна и справедливо подвергалась критике за схематизм и тенденциозность в освещении прошлого. Однако это не помешало ей в XX в. занять видное, если не доминирующее, положение в исторической науке ряда стран, известных своими богатыми культурными и научными традициями. Можно предположить, что и в нашей стране марксизм, утратив свою монополию, сохранится в качестве одного из основных направлений общественной и научной мысли. Источники его жизнеспособности лежат за пределами науки. Пока существует- а то и растет- спрос на антикапиталистические теории и проекты, по-моему, преждевременно говорить о кризисе базирующейся на них историографии.
На мой взгляд, различие между методами философии и истории столь значительно, что если философы бьют тревогу по поводу современного ми
HJguckyccuu 169
ровоззренческого кризиса (что может быть и верно, другой вопрос - свидетельствует ли это о грядущей "деидеологизации" общества или, наоборот, о его новой "мифологизации"), это еще не повод для беспокойства историков. Историческая наука автономна и в значительной степени самодостаточна. Ей совершенно не обязательно отвечать на конечные вопросы бытия. У нее и своих забот выше головы, из которых бесспорно главная - установить, "как все, собственно, происходило". Чтобы добиться этого, поистине все методы хороши, если они уместны, целесообразны и морально оправданны.
Сужу об этом на примере развития современной западной, особенно французской, экономической истории. Мировоззренческие споры, т. е. споры о методе (в единственном числе), если и не изгнаны из нее полностью, то во всяком случае перестали ее характеризовать. Например, поражает то единодушие, с которым ведущие историки Запада отвергли теорию У. Ростоу, особенно его тезис о "взлете" (резком ускорении экономического роста) в начале индустриализации, или подвергли критике концепцию "протоиндустриализации", прежде всего в той неомарксистской интерпретации, которую ей дали Р. Кридте, X. Медик и Ю. Шлумбом. Зато как необыкновенно обогатилась экономическая история методами смежных наук об обществе и человеке.
Современная экономическая история уже давно не пишется только лишь на основании государственных актов и производственной статистики (имею в виду XIX и XX в.), для поверхностного анализа которых вполне хватало общего образования. Историку приходится иметь дело с разнообразными юридическими актами, бухгалтерской отчетностью, технической документацией, психологией людей, принимающих решения и их исполняющих, наконец, с массой данных, отражающих работу сложных рыночных механизмов экономики. И во всем этом он должен разбираться достаточно бегло, чтобы не нагородить глупостей.
Благодаря применению искусных методов анализа, за последние десятилетия написана по существу новая и - что самое главное - весьма достоверная экономическая история. И если в настоящее время развитие науки в этой области несколько замедлилось, то, на мой взгляд, не в последнюю очередь потому, что в прошлом она взяла очень высокий темп. Науке нужна "передышка", историкам - время, чтобы прочитать и осмыслить все, что написано и опубликовано за последние годы (а это требует огромного труда). Что же касается снижения общественного интереса к экономической истории, то, может быть, просто на нее прошла мода и интерес вернулся в границы разумного и необходимого?
Е. В. Ляпустина УСТАЛОСТЬ ОТ ПОИСКОВ МЕТОДА?
От прошедшего "круглого стола" остались не столько четкие воспоминания, сколько отчетливые ощущения, сформулированные в те дни в словах некоторых участников. Цитирую по каракулям в собственном блокноте:
