Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте
Тибор знал, что курить марихуану перед походом за дровами рискованно. Турки предупреждали, что если китайцы поймают его обкуренным, его побьют и назначат несколько нарядов вне очереди, но полуденная прогулка в лес обещала быть холодной, нудной и утомительной. Да и что может случиться, в конце концов? Дурь слабее алкоголя. И потом, он сделал всего пару затяжек.
За час до отправления Тибор нанес туркам поспешный тайный визит. Мехмет сразу же предложил ему косяк. Тибор затянулся и уже собрался уходить, но Мехмет настоял, чтобы он выкурил косяк полностью, пока не начнет жечь пальцы. К назначенному времени Тибор оказался в состоянии такой эйфории, что даже вставать не хотел.
Капеллан проводит службу на улице, «Лагерь 5». Ещё одно китайское пропагандистское фото для журнала «Военнопленные ООН в Корее» (sic), опубликованное в 1953-м, во время мирных переговоров в Панмунджоне. Форма предоставлена китайцами. Гарольд Т. Браун
Он сумел пройти за ворота, но ноги его принадлежали кому-то другому. Он почти летел над землей, занимая место в очереди. Ему повезло, потому что его место оказалось почти у основания не самого высокого холма. Подниматься и спускаться по нему трезвым было несложно, но сейчас эта задача превратилась в безумный аттракцион. Парень, который стоял выше Тибора, тяжело спустился с холма и сбросил спутанную массу веток – он похож был на человеческий паровой экскаватор, двигавшийся в замедленном действии. Тибор медленно, даже величественно склонился над кучей, и она словно сама запрыгнула в его резиновые руки. Отсюда он вальяжно дошел до следующего парня, вручил ему подарок и вернулся на прежнюю позицию, легкий и беззаботный, словно бабочка.
Солнце грело шею, когда Тибор почувствовал резкую боль в спине. Он моментально пришел в себя. Рядом стоял китайский солдат и что-то орал, указывая на кучу веток высотой ему по грудь. Еще раз пнул Тибора под зад. После второго пинка Тибор уже не просто проснулся, он был встревожен, потому что перед ним лежало работы на весь день – работы, которая ему до сего момента только снилась.
– Что с тобой случилось? – спросил его китайский офицер, когда охранник привел Тибора в лагерь. – Сдурел?
Тибора отвели в штаб. Лю был недоволен. Товарищ даже не пытался притворяться терпеливым и понимающим.
– Мы тебя не нашли у турков, – начал он сухо, – но мы знаем, что ты там был и курил марихуану.
Острое презрение в его голосе расчистило последний туман в голове Тибора.
– Рубин, – продолжал Лю, – ты ничему не учишься на лекциях, ты не умеешь заполнять отчеты, и ты не выполняешь задания. Иди собирай вещи. Мы отправляем тебя в другой лагерь.
Ох. Насколько Тибор знал, не было никакого «отправляем тебя» – они просто выводили тебя на дорогу и убивали. Его одурманенный мозг пришел в себя.
– Товарищ Лю, – начал он, – все знают, что я был в немецком лагере. И что я вернулся домой. Все знают, что я теперь в китайском лагере. И если я не вернусь домой теперь, все захотят узнать, что же случилось с Рубиным.
Лю откинулся на стуле и пожал плечами.
– Рубин, с чего вдруг мы должны тебе помогать? Ты ясно дал понять, что презираешь китайский народ и наш образ жизни.
Жестко. Тибор вдруг понял, что Лю умнее его. Он безусловно чувствовал то тотальное презрение, которое солдаты испытывали к нему и товарищу Лиму. Тибор секунду колебался: «Товарищ Лю, я люблю китайцев, правда».
Лю вцепился в эту фразу: «Ой ли! Раньше ты ничего такого не говорил».
– Ну… Лучше поздно, чем никогда.
– Ой, не знаю.
Тибор весь сжался, пока Лю вздохнул и посмотрел куда-то за него.
– Все знают, что немецкий лагерь в сотни раз хуже этого.
Лю подвинул стул вперед, в его глазах блеснул интерес.
Тибор решил: вот оно. Попробуем еще.
– Товарищ Лю, я вам вот что скажу. Китайцы – не немцы. Китайцы гораздо лучше.
Лю подскочил, словно сел на гвоздь.
– Рубин, ты понимаешь, что сейчас сказал?
Он оказался на ногах так быстро, что Тибор растерялся и забыл, что он сейчас сказал.
– Не помню, – пробормотал он.
– Ты только что сказал, что китайцы лучше немцев!
Ах вот оно что.
– Да не просто лучше, – затянул он, – вообще отличные люди. Я вот даже думаю, что как выберусь из лагеря, поеду в Китай искать себе жену.
Лю метнул в него острый взгляд. – Чего ты несешь?
– Нет, правда, вы так хорошо обращаетесь со мной здесь, еду даете и одежду. И девчонки у вас красивые. Все знать, что есть китайские девушки очень красивые.
Лю зашагал по комнате. – Ну не знаю, Рубин. Надо мне потолковать с товарищем Лимом, рассказать, что ты тут только что наговорил. Он остановился и посмотрел Тибору в глаза. – Ты ведь не врешь мне?
Тибор закивал. – Товарищ Лю, я хоть раз вас обманывал?
Лю отправил его восвояси.
Хотя его судьба еще была под вопросом, Тибор вздохнул с облегчением. Прошло два нервных дня, все это время он не курил, чувствуя, что живет взаймы. Были моменты, когда ему хотелось громко смеяться, но были и такие, когда ему хотелось зареветь. На третий день Лю вызвал его к себе для разговора. Он довольно улыбался.
– Я рассказал товарищу Лиму твою историю – ты можешь остаться. Но нам надо продолжать говорить. Мы можем помочь друг другу.
Тибор поспешно вышел. Счастливый, он побежал рассказывать соседям про то, как обдурил Лю, который в колледже учился, был умнее его, образованнее, но зато не такой упрямый.
– Ты аккуратнее с ним, – предупредил его Кьярелли, услышав подробности встречи с китайцем. – Если они узнают, что ты их дуришь, тебе влетит.
Уэйлен и Кормье согласно кивали.
Тибор немного помолчал.
– О’кей, тогда я докажу им, что и правда сдурел.
Он посидел немного, подумал и решил, что ему надо прикинуться чудаком и вообще немного тронутым. Но сделать это надо аккуратно. Нельзя поднимать шумиху, нельзя расстраивать Лю, который почти наверняка раскусит любой замысел Тибора. А вот Череп попроще – с него и начнем.
Тибор выследил коротышку, спускавшегося с холма, нацепил ухмылку и направился прямиком к нему. Череп остановился и не без сожаления спросил: «Доброе утро, Рубин. Как твои дела?»
– Товарищ Лим, – застонал Тибор, – а вы не погладите мою собаку?
Череп осмотрел Тибора с ног до головы.
– Не вижу никакой собаки, – крякнул он. – Где собака?
– Да вот же, рядом со мной.
Череп терпеливо смотрел на него. «Здесь нет собаки».
Тибор все еще улыбался. «Нет, есть. Вот она».
Череп слегка зарычал сквозь сжатую челюсть. «Что с тобой не так, Рубин?»
Улыбка медленно сошла с лица Тибора. «Не хотите, значит. Я уведу его».
Он развернулся и пошел прочь. Спустя несколько шагов он обернулся и обиженно посмотрел на Черепа. Тот стоял на месте и озадаченно почесывал затылок.
В следующий раз, когда Лим спускался с холма, Тибор уже ждал его, лежа у подножья. На этот раз, правда, как только Череп заметил Тибора, он сразу же принялся отмахиваться от него. Тибор все равно догнал его и поравнялся с Лимом – даже в шаг с ним пошел.
– Товарищ Лим, – защебетал Тибор, – погладьте мою птичку.
– Нет у тебя птички, – пробурчал он.
– Есть. Посмотрите на нее. Вот же на плече сидит.
Череп встал и злобно посмотрел на него.
– У тебя нет птицы, Рубин.
– Гляньте, какие у нее красивые перышки. Что думаете о них?
– Нет птицы, Рубин.
Тибор нахмурился и пошел в сторону. Отойдя на порядочное расстояние, он окрикнул его: «А вы правы, нет птицы. Она улетела. Вы напугали ее».
25
Кьярелли и Уэйлен любили как следует поспорить: развивало скуку и не давало мозгам застояться. Истинный ньюйоркец, Кьярелли был вздорным от природы. А Уэйлен, хоть и проживший большую часть жизни в маленьком городке на севере штата, в сердце все равно тоже был ньюйоркцем – соревновательность была у него в крови. Двое могли спорить о чем угодно, но больше всего любили объединиться и вступить в полемику с туговатыми провинциальными южанами. Ньюйоркцы задирали их почти до драки, затем резко сбавляли обороты до того, как в ход ими кулаки.
Самым спорным вопросом по понятным причинам всегда была еда. Как-то раз Дик Уэйлен между делом заметил, что в Нью-Йорке продают лучшие овощи и фрукты. Кьярелли завелся с полоборота, ответил, что овощи из Бруклина точно лучше. Парнишки с юга подключились в течение нескольких секунд.
– Да фи-и-и-га с два, – послышался глубокий протяжный голос.
– В Нью-Йорке более продвинутые технологии выращивания, – категорично заявил Уэйлен.
Тибор понял, что Уэйлен говорил про северную часть штата, не про Манхэттен. Но южане этого не знали. Большинство их никогда не переступали линию Мэйсона-Диксона, и насколько они могли знать, весь Нью-Йорк представлял собой один сплошной кусок бетона.