Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
Международная комиссия экспертов работала с 28 по 30 апреля 1943 г., поставив своей целью выяснение причин смерти, установление даты погребения и идентификацию останков, а условием работы — исключение какого-либо участия немцев. Бутц принял это условие. Не было официальных контактов и с комиссией Польского Красного Креста, прибывшей в Катынь почти одновременно, 29 апреля.
Международная комиссия осмотрела и изучила вынутые из захоронений 982 трупа, провела полное вскрытие девяти по своему выбору. Были допрошены свидетели, что облегчалось свободным владением русским языком двумя ее членами. Комиссия определила все существенные моменты: констатировала, что польские офицеры были убиты тем же способом, что и советские граждане из найденных там же советских могил (в Катынском лесу существует масса захоронений жертв сталинских репрессий). Смерть происходила как правило в результате одиночного выстрела из короткоствольного оружия в затылок пулей калибром менее 8 мм с близкого расстояния, о чем свидетельствовали следы пороха. Руки некоторых жертв были связаны. Имелись следы борьбы, ранений четырехгранным штыком русского типа. Жертвы были как в зимней, так и в летней одежде, уложены методично, штабелями. Только в могиле № 1 на 2500 жертв в верхнем слое был «беспорядок».
Датировка преступления проводилась главным образом с помощью найденных предметов, писем, фрагментов газет и т.п., относившихся ко времени с сентября 1939 г. по март—апрель 1940 г. Последняя установленная комиссией дата — 22 апреля. На основании состояния трупов временем расстрела были признаны март-апрель 1940 г. Особенно внимательно доказательства этого исследовал профессор Оршош, изучая известковые отложения на черепе.
Г. Бутц считал корректнее более общую датировку — «весна 1940 г.». Впоследствии польская комиссия нашла в могиле № 8 фрагмент с датой «6 мая 1940 г.».
Разложение трупов привело к тому, что весь штабель был как бы облит сальной массой — жировоском, что препятствовало, наряду с особенностями почвы, проникновению воды (в могиле № 5 она была). В результате сохранились многие находившиеся в карманах убитых предметы, бумага и т.п. Комиссия констатировала достоверность находок, поскольку тела были «спаяны» друг с другом, так слиплись, что их трудно было отделять друг от друга, что-либо подложить в эту массу было невозможно. Заключение комиссии было сдержанным и вошло в официальную публикацию.
Польская техническая комиссия также пришла к выводу, что трупы ранее не переносились и их не трогали. Данная комиссия была создана после обращения властей генерал-губернаторства в Польский Красный Крест (ПКК) — одну из немногих польских организаций, сохранившихся с довоенного времени. Обнаружение жертв входило в его прямые обязанности. После консультаций с руководством подполья и была создана техническая комиссия из пяти человек во главе с членом Главного правления ПКК К. Скаржиньским. Они руководствовались необходимостью польского контроля за эксгумацией и получения информации из первых рук. Чтобы избежать обвинения в сотрудничестве с гитлеровцами, права и круг задач комиссии были ограничены эксгумацией, опознанием останков и их перезахоронением. Было решено подчеркнуто дистанцироваться от немцев, не садиться с ними за один стол, при фотографировании стоять обособленной группой.
Комиссия работала с 29 апреля по 3 июня 1943 г. Она эксгумировала полностью семь из восьми могил, восьмую — частично, обнаружила большинство вещественных доказательств. Один из ее членов, доктор Е. Водзиновский, проработавший от первого до последнего дня и ставший ее председателем, утверждал, что была обнаружена и девятая могила{8}. Письма и документы М. Водзиньского и отчет К. Скаржиньского проливают яркий свет на тяжкий, физически и особенно морально-психологически, труд, выпавший на долю комиссии, которой помогали в извлечении трупов около 160 советских военнопленных и нанятых местных жителей.
Польская комиссия опровергла утверждение гитлеровцев, якобы в Катыни было захоронено 12 тыс. жертв: из могил было извлечено 4143 трупа (по другим сведениям — 4241) из 4403, как теперь известно, там погребенных. Опознано из найденных с 29 марта по 3 июня останков 2815, из них 2730 — с полным обоснованием. Опознание велось по сохранившимся удостоверениям личности, разным справкам, в том числе о прививках, знакам различия, сберегательным книжкам, письмам, визиткам, фотографиям, медальонам. Было обнаружено 3184 различных предмета, в том числе имевшие особую ценность 22 дневника (копии 19-ти сохранились). Один из них — дневник майора А. Сольского — доведен до последних минут жизни автора{9}.
Вещественные доказательства помещались в отдельный конверт с тем же номером, что и на одеваемой на каждый труп бирке. Бдительно следившая за работой поляков немецкая охрана не давала им возможности тщательно изучить на месте добытые материалы. Только в Кракове, куда были доставлены девять больших ящиков с «вещдоками», удалось скопировать дневники и переслать их тексты в июне 1944 г. в Лондон.
Перед наступлением Красной Армии четырнадцать контейнеров с материалами увозили все дальше на запад и довезли до Бреслау, затем почти до Дрездена, где на небольшой железнодорожной станции сожгли, опасаясь захвата ценных улик приближавшимися советскими частями. Однако не все исчезло бесследно. В Кракове сохранились две копии протоколов с описанием вещественных доказательств (так называемый архив доктора Я.З. Робеля и Ст. Соболевского). Были обнаружены и другие следы. Е. Водзиновский увез с собой образцы гильз, патронов, веревок, которыми связывались руки, тканевые препараты органов трупов и фотографии, хотя охрана пыталась их конфисковать. Некоторое количество вещественных доказательств (личные вещи расстрелянных, фотографии и письма, удостоверения и награды) оказались в краковской митрополичьей курии и были в 1952 г. конфискованы службой безопасности (в 90-е гг. эти материалы были переданы краковскому епископу и выставлены в Институте Иоанна Павла II).
Исследованные трупы были перезахоронены в шести новых могилах, отдельно — генералы Б. Бохатеревич и М. Сморавиньский. Работы были прекращены по двум причинам: начиналась жара, и возникла опасность эпидемии, фронт же находился уже в 40—50 километрах. Оставляя нетронутой небольшую могилу, польская техническая комиссия надеялась к тому же, что в недалеком будущем она станет объектом исследования независимой международной комиссии.
Техническая комиссия отказалась указать в протоколах цифру 12.000, несмотря на угрозу физической расправы над Водзиновским. Польские эксперты настаивали на том, что в катынских могилах лежат узники только Козельского лагеря. Теперь данными эксгумаций, документами архивов и расстрельными списками доказано, что это именно так, что именно в Катынском лесу лежит значительная часть цвета польской интеллигенции: двадцать профессоров, триста врачей, по нескольку сотен учителей и инженеров, более ста литераторов и журналистов и многие другие специалисты высокой квалификации, одевшие в годину войны шинели и мундиры.
Это было первое обнаруженное место массового уничтожения военнопленных органами НКВД. Другие их захоронения в то время еще не были открыты, общие масштабы истребления польских пленных определены не были. Командование Армии Крайовой и делегатура правительства в стране, узнавшие о расстрелах в Катынском лесу еще на рубеже 1941—1942 гг., приняли новую информацию без каких-либо сомнений; расценили результаты работы комиссий как достоверные: «Их отчет не позволяет сомневаться в подлинности этого массового убийства». Вместе с тем для них была очевидна политическая подоплека начатой гитлеровцами кампании, и они констатировали, что нацистская пропаганда стремится настроить поляков «против Советов, союзников и польского правительства». Сообщение о катынском злодеянии, отмечало подполье, не должно заставить польское население забыть о терроре гитлеровцев: «Оно одновременно указывает на аналогичные немецкие убийства»{10}.
Хотя подпольная печать и расширила публикацию разоблачительных статей о преступлении НКВД, определяющий политический акцент был введен «Заявлением» главы делегатуры — представителя правительства в стране. В нем указывалось, что большинство народа считает врагом № 1 гитлеровскую Германию — «врагом самы грозным, самым близким и непосредственным», и именно с ней поляки должны были остаться «в состоянии бескомпромиссной борьбы вплоть до победы»{11}.
Геббельсу пришлось признать отсутствие столь желаемого антисоветского резонанса катынского преступления в Польше: «Очевидно, что наша пропаганда там провалилась, так как польскому движению сопротивления в конце концов удалось его использовать против нас»{12}.
