Ангус Роксборо - Железный Путин: взгляд с Запада
И Саакашвили получил именно тот ответ, на который надеялся. «Я убежден, что Грузия выиграет, став частью НАТО, — заявил Буш журналистам. — Я сказал президенту, что с этой мыслью еду в Бухарест».
Но далеко не все члены организации разделяли его мнение, в особенности французы и немцы. Когда Саакашвили прибыл в Вашингтон, еще до того, как он достиг Овального кабинета, ему позвонила канцлер Германии Ангела Меркель. Саакашвили говорит, что первым делом он сказал Бушу: «Мне только что звонила наша общая приятельница Ангела Меркель и сказала: “Я знаю, что вы намерены встретиться с Бушем, чтобы обсудить приближающийся саммит НАТО, и хотела сообщить вам позицию Германии: вы не готовы вступить в организацию, мы вас не поддержим”»2.
Согласно заявлениям свидетелей, Буш улыбнулся и объяснил Саакашвили, что в НАТО есть игроки разных категорий: «Займитесь Люксембургом, а Ангелу предоставьте мне. Я присмотрю за ней».
Но сказать это оказалось проще, чем сделать. И у французов, и у немцев имелись две причины сомневаться в пригодности Грузии для членства в НАТО, причем ни одна из них не имела отношения к «задабриванию России». Во-первых, они считали, что опасно принимать в организацию страну с «замороженными» внутренними конфликтами, такими как конфликты с Южной Осетией и Абхазией. Во-вторых, беспокойство внушал сам Саакашвили и наметившиеся признаки того, что он далеко не демократ, каким видел его Джордж Буш.
В ноябре 2007 г. полиция жестоко разогнала многолюдные антиправительственные демонстрации в Тбилиси. Саакашвили закрыл оппозиционную телерадиокомпанию «Имеди», которая подробно освещала эти проявления насилия, и объявил в стране чрезвычайное положение, обвиняя Россию в попытке организовать государственный переворот. Даже Белый дом был шокирован, а Кондолиза Райс отправила своего помощника Мэтью Брайза в Тбилиси, чтобы он сделал Саакашвили строгое внушение.
Вашингтон и Берлин негласно договорились не высказывать свои сомнения публично, и американцы пришли в ярость, когда за несколько дней до мартовской встречи Саакашвили с Бушем Меркель отправилась в Москву и, стоя бок о бок с Владимиром Путиным, разбила надежды Грузии (и Украины) вступить в НАТО.
Меркель едва ли принадлежала к клубу поклонников Путина. Годом раньше, во время переговоров в Сочи, она пришла в ужас, когда Путин привел с собой свою собаку Кони и разрешил ей обнюхать ноги канцлера, зная, что она боится собак. (Один из старших помощников Меркель объяснил мне, что этот жест сочли «типичной для КГБ тактикой запугивания».) Выросшая в Восточной Германии, Меркель не понаслышке знала, что такое тоталитаризм и что означает прошлое Путина, сотрудничавшего с тайной полицией «Штази».
Однако Меркель была согласна с Путиным в том, что если для Грузии и Украины начнется процесс вступления в НАТО, это резко обострит отношения с Россией. На совместной пресс-конференции в Москве Путин указал, что большинство граждан Украины против вступления в НАТО, и добавил: «В конечном итоге, каждая страна сама решает, как ей обеспечивать свою безопасность, и мы, конечно, примем решение украинского и грузинского народов, но это должно быть именно решение народа, а не политической элиты». Меркель согласилась, что «важно, чтобы общественность всех будущих членов НАТО поддерживала идею вступления в нее», а также добавила: «Одно из обязательств государств, входящих в НАТО, — отсутствие конфликтов. На этом нам следует остановить внимание в дискуссиях, именно это надо обсудить на предстоящем саммите в Бухаресте».
Через два дня в Берлине, обращаясь к высшему военному руководству Германии, Меркель вновь публично выразила свои сомнения: «Я действительно считаю, что страны, запутавшиеся в региональных или внутренних конфликтах, не могут входить в НАТО. Мы — союз для обеспечения общей безопасности, а не союз, в котором отдельные члены продолжают стремиться к собственной безопасности».
По словам советника Буша по вопросам отношений с Грузией Деймона Уилсона, президент понял: ему понадобится «лично и приватно» поработать с Меркель, чтобы переубедить ее. «Он решил, что ключевое звено — сама канцлер, и что если ему удастся перетянуть ее на свою сторону, он добьется решения вопроса». В период подготовки к бухарестскому саммиту Буш и Меркель провели ряд видеоконференций. «Поразительно, — говорит Уилсон, — но стоило прислушаться к озабоченности, которую высказывала Ангела Меркель, как становилось ясно, что она мало чем отличается от озабоченности президента Буша. Украина беспокоила нас из-за недостаточной сплоченности правительства и отсутствия поддержки идеи вступления в НАТО у населения. В Грузии сомнения внушала надежность и глубина демократических институтов». Различия заключались в отношении к дальнейшим мерам. Буш считал, что выдача Грузии MAP для вступления в НАТО побудит ее «сделать домашнее задание», а Меркель скептически относилась даже к самому началу процесса. «Ей не верилось, что Саакашвили демократ», — объясняет Уилсон.
Во время последней видеоконференции переговоры зашли в тупик. Для Буша поддержка непрочной демократии была делом принципа, и он сказал, что будет добиваться своего в Бухаресте. «ОК, — объявил затем Буш своим помощникам, — мы направились к корралю ОК — оружие держать наготове»[12].
Буш обратился за помощью к другим союзникам. Британский премьер-министр Гордон Браун поддержал американскую позицию. Но президент Франции Николя Саркози отреагировал совсем иначе. Отклик, который американцы получили от советников Саркози, насторожил их. Один из членов Совета национальной безопасности при Буше вспоминает: «Многие из них сомневались даже в том, что Грузия европейская страна, а тем более — что нам следует заводить разговоры о ее вступлении в НАТО».
Буш обратился к Саркози напрямую, считая, что на него удастся повлиять: он говорил, что Украина и Грузия «тяготеют к Европе и Атлантике». Но Саркози предлагал Бушу задуматься о России. По словам дипломатического советника французского президента Жана-Давида Левитта, Саркози «пытался подвести его к пониманию, что в этой ситуации мы на стороне немцев, придерживаемся подхода, цель которого — дать России время понять, что ее будущее связано с будущим Европы и что ее безопасность должна не разобщать, а объединять нас. Это означает, что нам не следует слишком спешить с МАР, но вместе с тем подать положительный сигнал в Бухаресте нашим партнерам на Украине и в Грузии»3.
И Саркози нашел эффективный новый способ объяснить американскому президенту, что именно означает членство в НАТО для Украины и Грузии. МАР — это «нога в приоткрытой двери», необратимый шаг, который приведет к полноценному членству в НАТО, а тогда придется думать о пятой статье соглашения, в которой говорится о взаимной обороне. «Сколько войск, — спрашивал Саркози, — мы готовы отправить на помощь нашим новым членам в случае нападения?» Вот почему Франция предпочитала отдавать приоритет партнерству с Россией, «чтобы все в пределах континента придерживались одинаковых представлений о безопасности».
Сомнения высказывались даже в администрации США. Министр обороны Роберт Гейтс и госсекретарь Кондолиза Райс отчасти разделяли обеспокоенность европейцев вопросами демократии в Грузии и на Украине. Гейтс вспоминает: «Мне казалось, что в вопросах прогресса реформ обеим странам предстоит проделать еще некоторый путь»4. Но в тот день победили сторонники «политики свободы». «Если бы США потерпели фиаско под натиском российской стороны и не выдали МАР, — вспоминает советник по вопросам национальной безопасности Стивен Хэдли, — само по себе это событие стало бы провокацией, побудило бы Россию считать, что она может вечно препятствовать вступлению Грузии и Украины в НАТО. А этот путь ведет не к стабильности в Европе, а к росту напряженности»5.
Бухарестский саммит 2–4 апреля в помпезном дворце, возведенном бывшим диктатором Румынии Николае Чаушеску, прошел в такой же накаленной атмосфере, как любой другой в истории НАТО. Американцы и восточноевропейцы, в целом поддерживавшие Украину и Грузию, не преминули недипломатично пошвыряться грязью, а французы и немцы обнаружили, что их клеймят как сторонников «задабривания» России. В первый вечер за ужином министры иностранных дел развернули дискуссию, но не сумели даже приблизиться к резолюции, которую смог бы одобрить саммит. Министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский заявил: у него сложилось впечатление, что «некоторые союзники» (он имел в виду немцев) взяли на себя обязательство перед русскими ни в коем случае не допускать, чтобы Грузия и Украина получили МАР6.
Кондолиза Райс признается: ей казалось, что некоторые восточноевропейцы чуть было не заявили немцам — уж кому-кому, только не им вставать на пути стран, пострадавших от тирании в результате действий Германии в 1930–1940-е гг.7
