Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002)
Нет, у птицы должно быть два крыла!
7
Подготовка постановления Правительства СССР о детских домах семейного типа началась сразу после создания Советского детского фонда, поздней осенью 1987 года, и в 1988 году оно было принято, параллельно, между прочим, распоряжению Совмина о “Киндердорф-SOS”.
И здесь впору покаяться. Слова “детский дом семейного типа”, так сказать, организационное определение, принадлежат мне, то есть Детскому фонду, и это ошибочное определение. На первое место в нем вылезают слова “детский дом”, хотя априори подразумевалось и речь шла о прямо противоположном — не о детском доме, а о семье, которая принимает на себя обязательства и равные обязательствам детского дома, и намного превосходящие их.
Превосходство это постановлением не описывалось — это было невозможно, но подразумевалось. Описывалась-то как раз семейная обстановка, которой должен отличаться этот детский дом семейного типа от обычного детского дома. Но устанавливалась и общность — государственное финансирование детей, их питания, одежды, образования, зарплаты для матери-воспитательницы, ее социальные и трудовые гарантии — стаж, непрерывность педстажа, оплачиваемый отпуск и т. д. Словом, при подготовке решения мы были озабочены не столько “филологией”, сколько социальными условиями, и — промахнулись. Особенно ярко этот промах выразится в наше время, в обстоятельствах, когда смысл отступает перед бессмыслицей буквы.
На самом деле, это и звучало разговорнее, мы учреждали семейные детские дома (СДД). И хотя этот термин тоже не вполне точен, все же он ближе к истине: ведь полноценная семья со своими детьми, мамой и папой, принимала под свое крыло сразу не меньше пяти детей, и государство признавало это — тогда! — работой.
А работа-то какая! Не с 9 до 6, а все сутки напролет; даже во сне родителям новым снятся бесконечные заботы — что не выстирано, какие уроки не готовы, какие заботы не исполнены!
Госсистема — как всегда! — отдавала на поруки СДД не лучшее, а худшее, это, конечно, с точки зрения не человеческой, а чиновничьей. Ну, к примеру, в 568 семейных детских домах Советского Союза, созданных в первые годы, из 4000 детей, переданных туда, здоровых ребятишек не было вовсе или почти. Типовой “диагноз” — олигофрения, олигофрения в стадии дебильности, дебильность.
Я неспроста беру в кавычки слово “диагноз”, потому что медициной тут и не пахло — взрослые медико-педагогические комиссии по представлению, а скорее, наущению детдомовских директоров, чаще — директрис, непослушным, неразвитым, педагогически запущенным детям пришпандоривали этот постыдный ярлык, от которого ребенку в одиночку никогда не избавиться — вот где преступное попрание детских прав и бесстыдство взрослых, приставленных к сиротам! И бесстыдство это, увы, не убывает.
Что повсеместно и без всяких наших поучений сделали все семейные детские дома, независимо от уровня родительского образования? Они совершили то, что сделает любой неравнодушный человек. Они сняли с детей эти ярлыки, они прижали ребятишек к сердцу, окружили их любовью и вниманием, освободили от пут под названием “педагогическая запущенность”, а попросту говоря — от никомуненужности, от нелюбви, и дети, эти запахнутые, сжавшиеся на холоду бутоны, разом раскрылись.
Одна мама завела ко мне русую, расцветшую красотку с косами и бантами, а когда та, представившись, вышла, призналась: мне отдали ее семилетней, и она весила всего 11 килограммов. Как из Освенцима!
Ну, а все остальные? Татьяна Васильевна Сорокина из-под Ростова приняла трех ребятишек, как говорят врачи, с сочетанным врожденным уродством — волчьей пастью и заячьей губой. Всех соперировала и выправила, дважды давала прямо в операционной свою кровь этим ребятам. А ведь и кинули-то этих ребят родные родители, ужаснувшись их вида.
Не громкие, — но Божеские! — чудеса творились каждый день и час. Ничего не умевшие учились доить коров в семейной стайке, держать топор, решать сложные задачи, пробуждая нежданное дарование, печь пироги, заботиться о братьях и сестрах, а главное, испытывали любовь и надежность вчера еще незнакомых взрослых, — и любови эти, эти великие людские надежности обращались чудом ответной любви и ответной надежности, которые и есть взаимное проникновение в будущее: когда закончены училище, школа, институт, когда родились собственные дети, а родители по-прежнему есть и ждут и рады этим своим названным детям, которые ничуть не менее родными выросли, нежели птенцы кровные.
8
В этом, собственно, и содержится суть гражданской, человеческой, нравственной работы под названием семейный детский дом.
Да, Детский фонд инициировал идею — и она, слава Богу, оказалась востребованной людьми. Постановление Правительства — важная штука, у нас без бумаги никуда, но главное все же не она — а что за нею. А за ней — мощная человеческая самоорганизация.
Да, особенно поначалу, власть давала семейным детским домам сдвоенные, строенные, счетверенные квартиры, строила коттеджи — чемпионом стала Омская область, там было образовано больше 20 СДД, и как результат закрылся один государственный детский дом — мы в Фонде о том и мечтали.
Однако ведь эти квартиры и коттеджи никто на блюдечке не приносил. Надо было их заслужить своим действием! И заслужили. Я был на многих новосельях, к примеру, у Селезневых в Пензенской области. Семья была счастлива — огромный дом, на всех, усадебный участок, мини-трактор и прочая техника — с тех пор дети Селезневых стали полноценными сельскими хозяевами, все умеют, получили образование. Но меня больше интересовали тогда лица руководителей — районных и областных. В обстоятельствах, когда вокруг море проблем, прежде всего социальных, они на минуточку вышли из этого руководящего стресса, лица их просветлели и выражали явное: хоть один узелок для детей, да распутали.
Вот это, пожалуй, и есть суть солидного отчета Детского фонда, который мы выпустим под названием “Книга доброты” — отчета, написанного не перышками, не карандашами родителей, принявших под свое крыло не меньше пяти детей, — а есть и 15,18, 20 и даже 42! — написанного слезами, кровью, унижением, настоянным, как яд, на зависти и яростном нетерпении множества чиновников, бросавшихся во что бы то ни стало защищать “государственные интересы”, не вникая в действительную суть этих интересов.
А ведь не в один черный день, а постепенно, толчками, не по мере, допустим, эволюции семейных детских домов или ненужности этой идеи — нужность возрастала с каждым днем, ведь за годы реформ число государственных детдомов возросло с 500 до 1500, а количество детей-сирот до 720 тысяч, решительно обогнав послевоенную статистику (678 тысяч в 1945 году) — так вот, не по вине патриотов, подставивших свои плечи под государственный тяжкий сиротский крест, мир вокруг них стал сужаться, темнеть, становиться все более бесчеловечным, ожесточенным, отстраненным.
Как будто сорвавшись с цепи, чинoвники местного разлива от образования, словно состязаясь друг с другом, принялись не помогать СДД, как положено было по долгу службы и совести, а стращать, окорачивать, проверять, угрожать, что отнимут детей, это, мол, экономически выгодней, и уж непременно хамить людям, помогающим детям.
В годы реформ наступала эпоха возрождения щедринских типов: взяточников, мздоимцев, лжецов, и — увы! — время трусов.
За добрые дела стало некому заступаться. Они, эти добрые дела, стали мешать, выбиваться из структуры, в которой главное не совесть, не честь, не милость — а деньги. Мамона победил.
Семейные детские дома были — и остаются — дешевыми по сравнению с государственными заведениями, где множество сотрудников и накладных расходов. Когда пишутся эти строки, казенный сирота обходится местному бюджету в 2000 $ за год, а спасаемый семьей — в 3—5 раз дешевле.
Тем не менее народное сопротивление, преодолевая наступление чиновника, добилось многого: в 368 СДД России воспитано и воспитывается больше 2500 детей, и ни один подросший ребенок не пропал, не потерялся — все учатся, многие получили или получают высшее образование, семья дает профессию, бытовые навыки, среди выпускников нет алкоголиков или наркоманов, хотя понятие “выпускник” и не применимо к СДД — эти дети, хоть и разъезжаясь и выпархивая из гнезда, навеки к нему прилепились, навсегда у детей есть взрослые наставники — то, чего фактически не дает казенный детдом.
И самое печальное: многие выпускники государственных интернатов становятся алкоголиками и наркоманами, преступниками, у многих нет крыши над головой — этот расклад подтверждает своими проверками Генеральная прокуратура.
9
И все же, в чем — обобщенно — преимущества и недостатки семейных детских домов: объективные и, так сказать, организованные?
