Станислав Бышок - Иллюзия свободы. Куда ведут Украину новые бандеровцы
На первый взгляд, ситуации в нынешней Украине и Германии 30-х годов почти совпадают. А если принять во внимание, что «Свобода» сначала назвалась Социал-национальной партией и социал-национализм, де-факто, остается ее идеологией, а также вспомнить ее партийную символику и многие другие ее грешки, о чем детально пишет Бышок, возникает соблазн «не заморачиваться» и назвать ее фашистской партией. Некоторые так и делают.
Впрочем, против безапелляционности такого вывода существуют серьезные возражения.
Прежде всего: что такое фашизм? Общепринятого определения, как бы это ни показалось кому-то странным, не существует. Фашистскими организациями можно назвать и УПА, и ОУН, притом, что это вообще два разных движения, которые пересекались, но не совпадали. Если вспомнить, что в советских бойцов во время Второй мировой войны стреляли вообще не фашисты, а национал-социалисты, которые называли себя членами Национал-социалистической рабочей партии и которые, так же, как и советские люди, ходили с красными флагами праздновать день труда Первого мая. Тут есть, есть над чем задуматься. Именно этого и боялся Идеологический отдел ЦК КПСС, а поэтому использовал слово «фашисты» при описании любого врага, и термин в итоге стал просто бранью и синонимом слова «садист».
На этом основании британцы должны бы назвать фашистами сионистов Палестины времён Второй мировой войны за взрыв в отеле «Царь Давид» и за другие боевые действия. Так же, как и Индийскую национальную армию, которая воевала на стороне Японии и Германии за освобождение своей страны от британцев. Впрочем, Запад этого не делает, в отличие от тех, кто на скорую руку клеит ярлыки «фашисты» на УПА или на «Свободу».
Сегодня такое определение становится все более популярным даже для «Партии регионов». Так, летом 2010 г. члены Прогрессивной социалистической партии Украины и ее председатель Наталья Витрен-ко несколько раз публично назвали режим Виктора Януковича фашистским, за что их вполне обоснованно задерживала милиция.
В 1990-е годы либеральные публицисты в Украине и России постоянно именовали коммунистов «красно-коричневыми» и развивали идею, что противоположные партии идеологически схожи. В период с 2004 по 2010 гг. «Партия регионов» только и делала, что пугала украинцев «оранжевыми фашистами», причисляя к ним партию Юлии Тимошенко, несмотря на то, что осенью 2006 г. она отделилась от «Нашей Украины». Возможно потому, что белый флаг с красным сердцем у партии Тимошенко делал выражение «бело-сердечные фашисты» абсурдным. «Оранжевый фашизм» тоже странное словосочетание, поскольку в украинском языке оно может означать и «апельсиновый фашизм». Эксплуатируя тему Голодомора, аппаратчики президента Ющенко тоже, только не так примитивно, «как Партия регионов», пропагандировали сентенцию, что сталинизм — это фашизм. Эмоционально реагируют на термин преимущественно ветераны-фронтовики да идеологизированная молодежь. А для большинства людей сегодня «фашизм» — это колебание воздуха.
В результате это понятие так затерли, что оно превратилось в ругательство и потеряло первоначальный смысл. А ведь слово «фашизм» происходит от итальянского fascio (фашо) — «союз» (например, название политической радикальной организации Б. Муссолини — Fascio di combattimento — «Союз борьбы»). Это слово, в свою очередь, восходит к латинскому fascis — «связка, пучок», которым, в частности, обозначались символы магистратской власти — фасции, связки розог с воткнутым в неё топором. Этот топор носили ликторы — почётная стража высших магистратов Римской республики. Поэтому я присоединяюсь к тем, кто определяет фашизм как доведенную до крайней жесткости форму авторитарного или, проще, диктаторского режима. Семейный диктатор тоже отчасти фашист. Сегодня у корпоративных работников бытует выражение «комнатный или офисный фюрер». Это тот самый бытовой авторитаризм (фашизм), из которого при определенных условиях и вырастает фашизм политический.
Социологические опросы последних лет дают нам интересные заключения: от 30 до 40 % украинцев в разные годы положительно относились к авторитаризму и были в общественной жизни за так называемую «сильную руку». Еще интереснее факт, на который уже давно обратили внимание социологи и которым активно пользуются политтехнологи: в Украине есть два компактные региона, где людей с такими взглядами большинство. На западе — это Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области (около 5 млн. человек), на востоке — Донецкая и Луганская (более 6,6 млн. человек). Эти регионы населяет почти четверть украинцев.
Еще одна особенность роднит жителей этих регионов — это мнение о себе как о самих важных людях для Украины. В западном оно базируется на идее своей особой миссии как украинского культурнополитического Пьемонта, а в восточном — на образе Донбасса как кормильца всей Украины. И то, и другое, — миф, поскольку культурные заслуги «Пьемонта» сомнительны, а Донбасс еще с 1980-х дотационный регион, экспорт из которого за годы независимости обогащал только местных олигархов, но не народ и государство.
Поэтому, в отличие от веймарской Германии, в Украине образовавшуюся лакуну на месте либерализма пытается заполнить не одно общенациональное авторитарное движение, а два, различного происхождения и конкурирующих между собой. Их объединению мешает не только географическая удаленность одного от другого, различия в процессе историческго формирования, но и преобладание в каждом из этих регионов диалектических особенностей разговорной речи. Языковой вопрос крайне политизировался. Неуверенные призывы вроде «Ав-торитарии всех краев — соединяйтесь!» изредка доносятся из обоих лагерей, но не находят желаемого отклика в народе, поскольку каждая из группировок готова к объединению лишь на условииях поглощения. Также есть определенное «профессиональное» различие в менталитетах вождей и вожатых обоих лагерей: если западники в 1990-е предпочитали государственную службу профессорским должностям и «свободным» профессиям, то восточники строили собственный бизнес, зачастую пренебрегая моральными принципами и нарушая уголовный кодекс.
Впрочем, к началу XXI в. ни те, ни другие не имели монопольного влияния ни на государственную политику, ни на госаппарат. Даже галичане, несмотря на провозглашенную с государственного уровня украинизацию всего и вся.
В те годы жена одного моего знакомого, классическая львовская интеллигентка, переехавшая работать в Киев в какое-то министерство, искренне жаловалась, что эти выходцы из Кагарлыка, Фастова, Обухова и т. д. сводят на нет светлую украинскую идею, тихо растворяя ее в своем суржике, самогоне, сале и служебном панибратстве, а преодолеть эти бытовые особенности она не в силах. Если перевести ее сетования на язык политологии, то это означает, что 60–70 % демократически настроенных украинцев, а на то время вероятно и более, массово сдерживали порывы сограждан-авторитариев построить и повести всех неизвестно куда и зачем.
В последний год президентства Ющенко, со «смертью» либерализма, число авторитариев начало стремительно расти, а пресса, отражая этот процесс, периодически вбрасывала в народ тезисы о том, что Украине необходим свой Пиночет. Параллельно другие очень громко и показушно рыдали по Сталину. Шла бессмысленная «война памятников», на которую не вовлеченные в политические проце-сы украинцы ответили открытием памятников слесарям, бабушкам, Нестору Махно, а на родине Льва Троцкого местные власти даже приняли решение установить монументальное изваяние своему знаменитому земляку.
Съезды и собрания БЮТ производили впечатление чего-то среднего между съездом гитлерюгенда и комсомольской показухой. Все делегаты ходили на них в одинаковых белых футболках — символических признаниях в любви к Юлии Тимошенко, а в президиуме неизменно сидел один лишь строго молчащий Александр Турчинов, а слышно было только Юлию Владимировну. Наблюдая, как растет авторитаризм в партии Тимошенко, кто-то пошутил, что, если бы миром правили женщины-диктаторы, то их страны, может, и не воевали бы, но наверняка и не полемизировали друг с другом. Авторитаризм компании Виктора Януковича был всегда вне сомнений, из-за чего многие его и воспринимали как главного кандидата на роль «спасителя Отечества».
В условиях конкуренции и дифицита на авторитаризм, в стремлении быть замеченной и услышанной на фоне таких гигантов, как Тимошенко и Янукович, «Свобода», по логике политической борьбы, должна превосходить их если не действиями, то речами и заявлениями, поскольку в отличие от них она не имела в своем распоряжении госаппарата.
Впрочем, «Свободу» в этом обогнал мэр Ужгорода Сергей Ратуш ня к. Став в 2009 г. кандидатом-самовыдвиженцем в президенты, он в прямом эфире назвал Арсения Яценюка жидом и наговорил о «проклятых евреях» такого, что вся «Свобода» должна была бы лопнуть от зависти. Благодаря этому выступлению Ратушняк на добрых две недели стал топ-персоной в новостях и мог уже много не тратить на свою рекламу. Ту же цель преследовала и «лекция» Ирины Фарион в детском саду о «правильных именах», в один миг сделавшая ее известной на всю страну, а резонанс от этой постановки долетел до России и зарубежной украинской диаспоры. Аналогичный метод «раскрутки» политического имиджа системно применяется Олегом Ляшко и его Радикальной партией, что во многом подражает методам саморекламы Владимира Жириновского.