Анна Гранатова - Клан Ельциных
А Борис Николаевич был не в восторге от наших отношений. Он всегда нервничал, когда я тепло отзывался о Юмашеве. При этом сам с Юмашевым держался вежливо:
— Да, Валентин, хорошо Валентин.
А потом мог пренебрежительно о нем отозваться. На мое предложение поселить Юмашева в президентском доме Борис Николаевич прореагировал сдержанно:
— Ладно, подумаем. Но если и поселим, то подальше от меня.
Ельцин занял шестой этаж, а Юмашев с женой Ириной, тоже журналисткой, получил квартиру на втором.
Как только наши соратники узнали, что президентский дом готов к заселению, ко мне стали приходить просители. Шахрай сказал, что ему кто-то постоянно угрожает, неизвестные личности третируют жену и она не может даже спокойно гулять с детьми. А у них — детишки маленькие.
Не знаю уж, за что угрожали Сергею, но лично я не мог простить ему амнистию зачинщиков октябрьских событий. Он так энергично содействовал их освобождению из Лефортова, что даже не дождался решения суда. И шустро провел через Думу законопроект об амнистии. Почувствовав к себе негативное отношение, Шахрай однажды подошел объясниться. Я честно сказал:
— Сережа, я к тебе могу относиться нормально, но амнистии Руцкого никогда не прощу.
Несмотря ни на что, Шахрай все-таки поселился у нас в доме.
Потом от Гайдара пришли гонцы. На разведку. Вскоре на каком-то совещании Гайдар подошел ко мне сам и стал жалостливым голосом просить:
— Александр Васильевич, нельзя ли поговорить с Борисом Николаевичем и его уговорить? А то я живу на первом этаже, мне жить опасно.
— Ваше желание естественно, отвечаю ему, —
вы же исполняете обязанности премьер-министра. Было бы неплохо, если бы вы сами Ельцина обо всем попросили.
Действительно, он шефу высказал просьбу, и Ельцин меня спросил, как я отношусь к Гайдару-соседу.
— Ну что же, раз мы все в одной лодке гребем, давайте вместе жить, — рассудил я.
Хотя ни близких, ни приятельских отношений с Гайдаром у меня никогда не было, но мы все были романтиками, надеялись, что подружимся, а «перестройка», реформы будут продолжаться вечно.
Виктора Баранникова, главу Министерства безопасности, Ельцин тоже позвал в дом. Но в тот момент Баранников почти насильно познакомил президента с сомнительным предпринимателем Бирштейном. Об этой встрече подробно рассказано в книжке «Записки президента». Когда Борис Николаевич уволил Баранникова, тот умолял Ельцина позволить ему жить вместе со всеми в президентском доме. Ельцин заколебался и говорит мне:
— Ладно, давайте ему тоже дадим квартиру.
— Борис Николаевич, вот вы сейчас проявляете доброту. И мы закладываем под себя мину. Ведь неизвестно, какие еще подозрительные личности придут к нему в гости.
— Ну тогда вычеркните его, — согласился президент.
Вместо Баранникова квартиру дали Виктору Ерину, тогда он был министром внутренних дел.
Получалось, что в нашем доме живут только государственные деятели. Надо было как-то разбавить контингент ради благоприятного общественного мнения. У меня в ту пору сложились прекрасные отношения с академиком Емельяновым. Я даже не знал, в каких условиях он живет, и однажды поинтересовался.
— Нормально, хорошо живу, — ответил Алексей Михайлович, — трехкомнатная квартира в Олимпийской деревне, на троих.
Про Емельянова я сказал Ельцину:
— Борис Николаевич, вы же знаете этого человека, он сейчас проректор МГУ, его все уважают. Он академик сельскохозяйственных наук, активную роль сыграл в межрегиональной депутатской группе, короче, наш боевой резерв. К тому же замечательный человек.
Шеф сразу согласился.
Емельянов же, когда я предложил ему квартиру в доме на Осенней, чуть не умер от счастья. Он ликовал сильнее всех и постоянно меня благодарил. И до сих пор, если встречает, просит:
— Зайдите ко мне, Александр Васильевич. Я вам хоть бутылку поставлю за то, что здесь поселился.
Переступив впервые порог своей новой квартиры, я больше всего обрадовался просторной лоджии. Всю жизнь мечтал, чтобы у меня была по настоящему большая лоджия. Но такую, конечно, даже представить не мог. Люблю большие лоджии. С удовольствием лопаткой очищал ее от снега. А летом сидел, размышлял… Хорошо!
Еще понравилась гостиная. Тоже всегда хотел, чтобы она была просторной. Тут вдруг такое счастье привалило!
Все апартаменты в новом доме были либо пятикомнатные, либо четырехкомнатные. Мы с женой Ириной посоветовались, стенку между комнатой и кухней сломали, и у нас образовалась большая кухня-столовая с двумя окнами.
Нашим соседом по дому стал и писатель-сатирик Михаил Задорнов. Его дружба с Ельциным завязалась еще в Юрмале во время отдыха. Миша умел развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на корте, нарочно промахивался, острил. И вот так полушутя вошел в доверие. Он любил рассказывать президенту про своих родителей — как им нелегко жить в Прибалтике.
После отпуска мы продолжили парные теннисные встречи в Москве. И вдруг Задорнов потихонечку ко мне обратился:
— Саша, я узнал про новый дом. А у меня очень плохой район, в подъезде пьяницы туалет устроили. Этажом выше вообще алкоголик живет. Возьмите к себе.
Мы взяли. Спустя время в сатирической заметке Задорнов написал про этого алкоголика. Хотя над ним этажом выше уже жил министр МВД генерал Ерин, и юмора в нашем доме никто не понял.
Новоселье у Задорнова было замечательное. Только он въехал и тут же, увидев нас с Барсуковым, говорит:
— Ребята, приходите срочно ко мне на новоселье, я так счастлив, так доволен.
Мы на всякий случай прихватили с собой сумку еды, спиртное. Жены наши вызвались помочь, если потребуется, накрыть на стол. Приходим, а у новосела хоть шаром покати — ни питья, ни закуски. Мы переглянулись, открыли свои консервы, открыли водку и погуляли весело на новоселье у Миши Задорнова.
Соседями по дому стали мэр Москвы Юрий Лужков и первый вице-премьер столичного правительства Владимир Ресин. Их пригласил Ельцин. Сначала они оба деликатно отказывались, но потом переехали.
После заселения по списку несколько квартир оказались незанятыми. Очень просился Казанник, тогда он был Генеральным прокурором России. Ельцин испытывал благодарность к нему за мандат, который Казанник отдал Борису Николаевичу во время первого съезда народных депутатов СССР. Доложили, что Казанник уже и мебель стоимостью почти в 80 тысяч у. е. привез в одну из пустых квартир. Но не распаковал, ждал решения президента. А тут случилась амнистия для участников событий октября 93-года. Казанник был на стороне парламента, и поэтому Ельцин ему в квартире и отказал. Прокурор Казанник уехал в родной Омск. Мебель тоже куда-то исчезла. В итоге в свободные квартиры въехали Олег Сосковец и Павел Бородин. А Виктор Степанович Черномырдин стал моим соседом по площадке — наши двери расположены напротив друг друга.
В канун Нового, 1994 года Борис Николаевич устроил коллективное новоселье в Доме приемов на Ленинских горах. Весело было. Все пришли со своими семьями. Прекрасно поужинали. Играл президентский оркестр, и мы танцевали. Поздравили друг друга с удачным бесплатным приобретением. Егор Гайдар, так страстно исповедовавший идеи рынка, от бесплатной раздачи жилья тоже был в восторге.
В то время мы более раскованно общались, не стеснялись при случае подшутить друг над другом. Так, к примеру, однажды я увидел, что Павел Грачев приобрел для новой квартиры диван необъятных размеров. Он даже в дверь не пролезал. Пока солдаты его через лоджию на веревках затаскивали, немного порвали обшивку. Говорю Паше:
— Посмотри, диван-то, наверное, в гараже несколько лет стоял, его по углам мыши прогрызли.
Жена Грачева, Люба, мне за такой юмор чуть глаза не выцарапала.
Однажды в телеинтервью, задолго до отставки, мне задали вопрос об отношении к министру обороны. Ответил я примерно так:
— Павел Сергеевич очень любит свою семью, друзей и умеет хорошо устраивать парады.
И этот фрагмент показали.
А следующую фразу: «Но 1 января 1995 года, в день своего рождения, Павел Сергеевич должен был пустить себе пулю в лоб или хотя бы добровольно покинуть пост министра обороны за обман президента в отношении Чеченской операции, которую Павел Сергеевич с треском провалил» — этот текст из моего интервью вырезали.
За четыре года проживания в доме на Осенней я почти ни у кого, кроме Барсукова, в гостях не побывал. Пару раз заходил к Тарпищеву, заодно увидел, что такое настоящий европейский ремонт.
Один раз посетил Юмашева. У Юмашева жила немецкая овчарка по кличке Фил. Вот она очень ловко среди разбросанных вещей пробиралась. Фил этот, кстати, стал участником настоящей трагикомедии.
У помощника президента, Льва Суханова тоже был пес — Красс, родной брат моей собаки Берты. Они от одной матери, из одного помета.
