Борис Сопельняк - Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Не исключен и другой вариант. Так как Артур Христианович хорошо знал порядки, царившие как на Лубянке, так и в Кремле — а там иногда любили почитать протоколы допросов, — он не исключал, что его слова будут услышаны Сталиным и тот извлечет пользу из «плана заговорщиков». А чтобы привлечь внимание вождя, Артузов подает сигнал, который не мог не заинтересовать Сталина.
— Вспоминаю некоторые детали антисоветского заговора. Ягода решительно настаивал на том, что в момент переворота должны быть арестованы все члены правительства. Слышал я и то, как будут распределены портфели в будущем правительстве. Рыкову предназначался портфель председателя Совнаркома, Бухарин должен быть секретарем ЦК, Ягода некоторое время предполагал оставаться наркомом внутренних дел, а потом стать либо председателем Совнаркома, либо наркомом обороны.
Посчитав эту тему исчерпанной, следователи резко меняют ход допроса:
— Вы показали, что наряду с работой в пользу немецкой и французской разведок вели шпионско-разведывательную работу в пользу Польши. Кем и когда вы были завербованы?
— Завербован я был в 1932 году сотрудником Иностранного отдела ОГПУ Маковским, который в это время был нашим резидентом в Париже. В один из приездов в Москву Маковский, будучи со мной наедине в кабинете, неожиданно для меня начал расспрашивать о Берлине и моих отношениях с ним. Вначале я страшно растерялся, взял по отношению к нему тон начальника, но он нагло заявил, что знает о действительном характере моих отношений с Берлином, и сказал, что если я не хочу иметь неприятностей, то мне придется работать в пользу поляков. Я вынужден был согласиться.
— В ходе следствия вы несколько раз изобличались в даже ложных показаний,—пристукнул кулаком по столу Дейч.—Мы располагаем данными, что вы по-прежнему не говорите всей правды и увиливаете от ответов. Еще раз предлагаем ответить на прямой вопрос: все ли вы сказали о своей антисоветской и шпионской деятельности?
И вот он, лакомый кусочек, припасенный Артузовым напоследок!
— Признаю, что не все. Мне очень трудно было начать с того, что я являюсь старым английским шпионом и был завербован «Интеллидженс сервис» в Санкт-Петербурге в 1913 году. Я прошу сейчас прервать допрос и дать мне возможность восстановить все факты моей преступной деятельности.
Ну, как можно этому верить, как можно всерьез принимать это нелепейшее признание?! Бьггь английским шпионом и разрабатывать сложнейшую операцию по заманиванию на территорию России и захвату английского шпиона Сиднея Рейли — это же полнейшая чушь! Не исключено, что Артузов рассчитывал на чисто профессиональную реакцию Аленцева и Дейча, которые хорошо знали о достижениях Артура Христиановича в области контрразведки. Но следователям было не до проверок и уточнений, в их работе существовали свои, спущенные сверху показатели: чем больше признаний, тем лучше, тем больше оснований вынести арестованному самый суровый приговор.
К сожалению, это были последние слова Артура Христиа-новича. Больше его не допрашивали, видимо, посчитав, что спектакль пора заканчивать.
А вот с последним протоколом допроса его ознакомили, во всяком случае, на последней странице есть его куцая и какая-то съежившаяся подпись: «Протокол записан с моих слов верно и мною лично прочитан. Артузов».
Боже правый! Если бы я не видел анкеты, написанной Артуром Христиановичем, не знал его уверенной, сильной руки, я бы подумал, что последние слова написаны больным, измученным, едва живым человеком. Да, ежовские костоломы поработали над ним славно. Думаю, что именно поэтому в деле Артузова нет ни одной фотографии. Видимо, лица там уже не было, а оставлять свидетельство такой «работы» с арестованным следователи не решились.
Напомню, что последний допрос состоялся 15 июня 1937 года и лишь в августе появилось обвинительное заключение, утвержденное заместителем наркома внутренних дел Львом Бельским (он же Абрам Левин, который за излишнее рвение в службе через четыре года будет расстрелян).
«По делу фашистской заговорщической организации, руководимой предателем Ягодой, арестован один из активных участников этого заговора, бывший начальник КРО и ИНО НКВД СССР и бывший заместитель Разведупра РККА Артузов (Фраучи) Артур Христианович.
Произведенным по делу расследованием принадлежность Артузова (Фраучи) А.Х. к фашистскому заговору полностью подтвердилась, а также установлено, что он являлся шпионом 9* 259 с 1913 года, работавшим одновременно на службе у немецкой, французской, польской и английской разведок».
Далее перечисляются все детали, почерпнутые из допросов, с непременной для обвинительных заключений той поры фразой: «Виновным себя признал полностью». Заканчивается документ постановлением: «Передать следственное дело на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда Союза ССР с одновременным перечислением за ним обвиняемого».
Решение суда известно: «Артузова (Фраучи) А.Х. расстрелять». Но Артур Христианович, видимо, рассчитывая на здравый смысл следователей, ухитрился подать голос из казематов Лефортовской тюрьмы: он сумел передать записку, написанную собственной кровью.
«Гражданину следователю. Привожу доказательства, что я не шпион. Если бы я был немецкий шпион, то: 1) я не послал бы в швейцарское консулъсгво Маковского, получившего мой документ; 2) я позаботился бы получить через немцев какой-либо транзитный документ для отъезда за границу. Арест Тылиса был бы к этому сигналом».
Но обратного хода не было. Записке не придали никакого значения, и приговор был приведен в исполнение.
Если вы думаете, что на этом ложь, клевета и грязные домыслы, связанные с именем Артузова, закончились, то глубоко заблуждаетесь.
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Прошло восемнадцать лет... Вернувшись из ссылки, сестра Артузова Евгения Христиановна подает заявление Главному военному прокурору, в котором, в частности, пишет:
«Так как попранная врагами законность полностью восстановлена, я обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре дела моего брата Артузова А.Х. В связи с тем, что судьба моего брата до последнего времени оказывала влияние на судьбу многих близких ему людей, я считаю необходимым выяснить давно наболевший вопрос семьи. Какое преступление совершил мой брат? Был ли он вообще виновен в политических преступлениях? Какой приговор получил? Наконец, при каких обстоятельствах умер?»
Обратите внимание, Евгения Христиановна считает, что ее брат не расстрелян, а умер. И тому были причины. Дело в том, что руководители Лубянки, видимо, получая какое-то садистское наслаждение, дошли до того, что родственникам расстрелянных людей сообщали, что их отец, брат или муж получил 10 лет без права переписки и, отбывая наказание, умер от воспаления легких, сердечной недостаточности или какой-нибудь другой болезни. Люди надеялись, ждали, отправляли письма и посылки, а труп их родственника давным-давно был сожжен в крематории, а прах закопан где-нибудь в районе Бутова или Коммунарки.
После того как письмо Евгении Христиановны попутешествовало по инстанциям и обросло необходимыми резолюциями, ее вызвали на Лубянку. И хотя на дворе стоял 1955 год и допрашивали ее в качестве свидетеля, страху она натерпелась немалого.
Допрос продолжался в течение шести с половиной часов! Рассказав о семье, о юности брата, о его работе в ЧК, Евгения Христиановна сообщила несколько неизвестных ранее фактов. Во-первых, в ЧК Артузов работал под непосредственным руководством Дзержинского и каждый свой шаг сверял с мнением Феликса Эдмундовича. Во-вторых, был еще один человек, которому Артузов доверял, как самому себе, — этим человеком была его мать Августа Августовна. С ней он часто беседовал наедине, причем при закрытых дверях. Накануне ареста двери были закрыты особенно долго.
Вскоре после ареста сына Августа Августовна, не выдержав потрясения, умерла. Но незадолго до кончины успела рассказать дочери о том, последнем, разговоре.
«Со слов матери знаю, — пишет в своем заявлении Евгения Христиановна, — что брат был в натянутых отношениях с тогдашним наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой и его правой рукой Карлом Паукером. Она же рассказала о том, что в органах есть вредитель, который уничтожает преданных работников. А ее сестра Мария, ссылаясь на Игоря Кедрова, не раз говорила, что Игорь располагает неопровержимыми сведениями о Берии как о враге советской власти и что Игорь хочет написать письмо в правительство о предательстве Берии. Мы уверены, что, узнав об этом, Берия через своих людей арестовал Артура, а потом уничтожил отца и сына Кедровых».
В те же дни на Лубянку пригласили А.Н. Кирсанову-Захарову, секретаря Артузова. Вот что она рассказала:
«С Артуром Христиановичем я познакомилась в 1918 году через его сестру Веру, которая работала в моем подчинения в отделе печати НКПС. Затем я перешла в ОПТУ, а в 1929-м стала его секретарем. Он был исключительно преданный работе человек. Дело знал глубоко, заботился о подчиненных, основная масса сотрудников его любила. Но были и те, кто ориентировался на Ягоду, а тот Артузова не любил и относился к нему пренебрежительно. Артузов часто приходил от него расстроенным и говорил, что Ягода над ним издевается. Причина была, видимо, в том, что Ягода не терпел возражений, а Артузов в своих мнениях был самостоятелен. “Где ваш начальничек? — спрашивал у меня Ягода по телефону. — Опять прохлаждается, опять его нет на месте?” Это он намекал на то, что Артур Христианович регулярно посещал театры, концертные залы и консерваторию, у него было много друзей среди писателей, музыкантов и художников».
