Семен Уралов - Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну
Если России удастся предложить формулу сворачивания гражданских войн и пресечения конфликтов между национальными государствами, то это может кардинальным образом изменить весь баланс сил XXI века в Евразии.
Ялтинское мироустройство летит к чертям — это уже понятно даже домохозяйкам и креативному классу. Кризисы, подобные войне на Донбассе, распаду Югославии и войне в Сирии, будут возникать в XXI веке, как гроза в начале мая. Еще вчера вы сидели и пили пиво на улице Артема в Донецке, а сегодня туда фугас прилетел. Мир меняется со скоростью выпуска вечерних новостей. То, что еще вчера повергало вас в шок, сегодня воспринимается как информационная сводка.
Современная модель урегулирования кризисов с помощью ООН, а также временных посреднических объединений доказала свою бессмысленность.
Сколько десятилетий заседает Минская группа ОБСЕ по урегулированию Карабахского конфликта? Вот и по Донбассу подобная группа будет столько же заседать. Сколько лет идут переговоры в формате «5+2» по гражданской войне в Молдавии и статусу Приднестровья?
Национальная модель урегулирования кризисов вообще не работает, потому что национальные государства — это в большей степени фантом, нежели реальность. Кто реально управляет внешней политикой Киева, Кишинева и Тбилиси и какое отношение эти решения имеют к национальным государствам? Надо признать простой факт: современные национальные государства — это атавизмы ялтинского мироустройства, которые становятся источником угроз не только для них самих, но и для всех окружающих. Напоминаю, что только Чехии и Словакии удалось разойтись мирно.
Следовательно, в урегулировании кризисов и борьбе с гражданскими войнами надо отказаться от национального принципа и спуститься на уровень ниже — на уровень регионов, которые живут немного в другой логике, нежели национальные державы.
Так, несмотря на отсутствие отношений между Цхинвалом и Тбилиси, из Ленингора, что на востоке Южной Осетии, ходят маршрутки в Грузию, но пересечь эту границу могут только жители Ленингорского района и сопредельных районов Грузии. Потому что война войной, а мирная жизнь начинает урегулироваться сама, после того как перестают стрелять.
Также, несмотря на отсутствие официальных взаимоотношений Кишинева и Тирасполя, простые граждане могут спокойно перемещаться между Молдавией и Приднестровьем, а в Дубоссарах граница и вовсе проходит по городским улицам. Молдавский лей можно без проблем обменять на приднестровский рубль в Бендерах или Тирасполе, кишиневцы ездят в Тирасполь по делам или в гости, а многие приднестровцы ведут бизнес через Молдавию. На уровне регионов всегда более спокойные и прагматичные отношения, чем на национальном уровне.
Поэтому группа мирного урегулирования должна состоять из представителей конфликтующих сторон и сопредельных регионов. Так, например, в случае урегулирования гражданской войны на Донбассе должны быть представлены следующие стороны:
• представители мятежного Донбасса: ДНР и ЛНР;
• представители украинских органов власти в Донецкой и Луганской областях: облгосадминистрации Украины;
• представители сопредельных Днепропетровской, Харьковской, Запорожской, Воронежской и Ростовской областей.
И поверьте, комиссия, собранная в таком формате, будет намного более продуктивной, чем любые псевдосущности под эгидой ОБСЕ/ООН/СНГ/ПАСЕ и прочими АВГДЕЙКами.
Будущие гражданские войны и схожие конфликты можно будет урегулировать, если спуститься с национального уровня на региональный. России как гаранту безопасности в Евразии еще предстоит столкнуться с проблемой установки новых правил мирного сожительства. Потому что если формула прекращения гражданских войн не будет предложена, то цепную реакцию этнорелигиозных и мировоззренческих конфликтов можно и не остановить. И рано или поздно кровавая эстафета перекинется на регионы России, потому что наши оппоненты, втягивающие Россию в мировую войну, плевать хотели на национальные границы и прочие условности. Они рассматривают Россию и Евразию как континент регионов. И играют на противоречиях региональных обществ, которые «заперты» в прокрустово ложе национального государства.
Кроме урегулирования кризисов на периферии придется решать проблему суверенной финансовой системы. Очевидно, что новая экономика России и Евразийского союза требует новых подходов к банковской деятельности, кредитной политике и финансированию союзных проектов. Обособление экономики России и союзников и создание самодостаточного мира-экономики требует соответствующего подхода к финансовой сфере.
Сегодня финансовая система России периферийна. Соответственно, банковская система настроена на простейшую бизнес-схему: взять внешний кредит подешевле вовне или у государства и продать его подороже внутри. Фактически отечественная банковская система представляет собой посредника по проникновению глобального капитала на внутренний рынок.
Но так как глобальный капитал заинтересован в сохранении ресурсодобывающей модели экономики России, то в индустриальные и промышленные отрасли инвестиции ничтожны. Биржевой капитал настроен на получение быстрых прибылей, поэтому намного выгоднее инвестировать в ритейлера, торгующего продуктовым импортом, чем в сельхозпроизводство. Ритейлер с первых дней будет выводить прибыль в офшор, а инвестиция в сельхозпроизводство требует как минимум пятилетнего горизонта планирования.
Поэтому единственно «полезный» капитал — это капитал государственный, который сегодня не просто сконцентрирован, но и обладает государственными операторами в лице госбанков.
Однако до тех пор, пока государство не обозначит себя в качестве главного инвестора и центрального экономического игрока в любой отрасли, модель биржевого банкинга будет выводить государственный капитал через офшорные, инвестиционные и биржевые схемы из России.
Если не изменить банковскую модель, в экономике будет постоянная черная дыра, куда будут исчезать свободные капиталы, что мы можем видеть в отчетности о «бегстве капиталов из России».
Самые заметные изменения должны произойти на потребительском рынке. Очевидно, что штатовская модель стимулирования хаотического потребления приводит исключительно к засилию импорта, который не дает развиваться собственному производству. Плюс модель потребительского кредитования приводит к капитализации бренда, когда покупают не товары, а их рекламный образ.
Потребительское кредитование — это удавка для отечественного производителя, поэтому надо отказываться от массового потребления в пользу потребления осмысленного. В нашем случае это означает, что нужно стимулировать прямую торговлю отечественного производителя с гражданином. Товаропроизводители (от машиностроителей до колбасных цехов) должны иметь прямой доступ на рынок любого масштаба — от выставок до торговых сетей. Тогда купить в рассрочку автомобиль, собранный в России, можно будет непосредственно на заводе, заказав по Интернету, а за иностранное авто придется выложить всю сумму сразу.
Более того, производителю надо самому становиться продавцом и осваивать лизинговые схемы и торговлю в рассрочку. Чем меньше посредников между производителем и покупателем, тем здоровее потребление. На втором шаге это приведет и к снижению цен на внутреннем рынке.
В корпоративном кредитовании придется менять отношение к государственному кредиту. Так, государство не может позволить себе инвестировать в проекты, развивающие потребительскую модель экономики. Госбанки не должны кредитовать проекты вроде постройки сети супермаркетов или возведения премиум-небоскреба в центре Москвы.
Государственный капитал должен инвестироваться исключительно в производство и промышленность. Причем как прямое кредитование, так и опосредованное — через госбанки, агентства и госкорпорации.
Пока мы не научимся управлять государственным капиталом и не выстроим проектное индустриально-промышленное кредитование, наша экономика в Третьей мировой просто не выживет.
Так, для государства инвестиции в сеть животноводческих ферм с прибыльностью 10 % годовых должны быть приоритетнее инвестиций в постройку яхт-клуба с прибыльностью 30 % годовых. Потому что дело не в условной капитализации актива, а в его промышленных характеристиках, его месте в структуре потребления.
Корпоративное кредитование должно исходить из трех приоритетов:
• глубина переработки и технологический уровень производства;
• создание квалифицированных рабочих мест;
• импортозамещение.
Ко всему прочему нам придется выработать такое понятие, как «союзное кредитование». Сегодня Евразийский союз накапливает ресурсы в финансовых структурах вроде Евразийского банка развития. Очевидно, что по мере усиления евразийской интеграции возникнет потребность в союзном кредитовании, потому что капитал будет стремиться восстанавливать кооперационные связи в союзе и открывать новые рынки. Поэтому вскоре появятся Евразийский машиностроительный, транспортный, сельскохозяйственный и прочие банки. Но это будут не классические банки, а скорее операторы и корпоративные инвесторы, которые станут привлекать капитал на национальном рынке и инвестировать в союзный.
