Владимир Овчинский - Кибервойны ХХI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден
Вторая ключевая черта — это усиление неравновесности экономических систем — от глобальной экономики до отдельных корпораций. В главной составляющей глобальной экономики — сфере капитальных товаров и финансовых активов — невидимая рука рынка не действует. Эти рынки исходно неравновесны. Эта неравновесность сыграла роль катализатора кризиса, разразившегося в 2008 г. Продолжает она усиливаться и в новой реальности. В посткризисный период цены на акции, включенные в основной фондовый индекс S&P 500, растут почти в 10 раз быстрее, чем экономика. Значительная часть финансовых аналитиков полагает, что надувается новый, на этот раз фондовый пузырь, который неизбежно в свое время лопнет.
Третьей ключевой чертой, перешедшей из докризисного мира в новую реальность, стал пирамидальный характер финансовой системы позднего капитализма. Он не только сохранился, но и усилился. По своему экономическому смыслу и математическому выражению нынешняя глобальная финансовая система мало чем отличается от схем Понци и Мавроди. Все хорошо знакомы с ситуацией с государственными долгами, которые во многих странах мира долгое время растут по экспоненте. Прежде всего, это относится к США, Японии и Великобритании.
Гораздо менее известен тот факт, что основа основ современной западной экономики, а именно, банковская система, также построена как пирамида. Базисным институтом рыночной капиталистической экономики является банковская система, покоящаяся на депозитах. Пирамидальный характер этой системы подтверждается следующим фактом. На сегодняшний день в Соединенных Штатах Америки каждому обладателю депозита гарантированы вклады на 250 тыс. долларов. Но это бумажная гарантия. Соотношение фонда страхования депозитов к общей сумме страхуемых депозитов до кризиса составляло чуть более 1 %, а сейчас всего 0,4 %, по данным А. Турбанова, генерального директора ГК «Агентства страхования вкладов», почерпнутым из официальных американских источников. Такое соотношение характеризует только пирамидальные схемы.
В качестве четвертой определяющей черты глобальной экономики остается долговременное падение многофакторной эффективности производства. Это падение нагляднее всего выражается в длящемся вот уже 50 лет падении темпов роста ВВП в развитых богатых странах. Если в 60-е годы прошлого века ВВП рос ежегодно на 5,5 %, в 70-х — 3,8 %, в 80-х — 3,2 %, в 90-х — 2,8 %, в начале этого века, до экономического кризиса — 2,1 %, то в 20092012 гг. — всего 0,4 %.
С долговременным снижением многофакторной производительности транснациональные корпорации пытаются бороться путем сохранения системы международного разделения труда, сложившейся в 90-е и нулевые годы. Эта система базируется на том, что основные центры прибыли и создания добавленной стоимости, осуществление НИОКР транснациональные корпорации оставляют на территории собственных стран, а трудоемкие, малоприбыльные операции переносят в так называемые новые, развивающиеся страны. Тем самым поддерживается и закрепляется экономическое неравенство и технологическое превосходство. Это хорошо видно на примере Китая. Вот уже долгое время подавляющая часть экспертов, а также средств массовой информации прочат этой стране замечательное экономическое и технологическое будущее. Между тем, как до, так и после кризиса, более 75 % экспорта из Китая осуществляется транснациональными компаниями, их филиалами или дочерними и совместными предприятиями. К чему это ведет?
Посмотрим на примере производства iPhon. В продажной цене iPhon 64 % составляли доходы Apple, 36 % — китайского сборщика. Статистически эти 36 % в долларовом виде включаются в показатели экспорта Китая. Но с точки зрения собственности и распределения цены дела обстоят не так. На долю добавленной стоимости, созданной в самом Китае, приходится лишь 1,3 %. Остальная часть идет поставщикам комплектующих изделий, которые в подавляющем большинстве расположены вне страны. Сходная, хотя возможно и чуть лучшая картина характерна и для другой технологической экспортной продукции Китая и других новых индустриальных стран.
В ходе кризиса не только не уменьшилось, но и упрочилось господство финансовой элиты в мировой глобальной экономике. Это пятая ключевая черта, характеризующая как докризисный мир, так и новую реальность. Суть дела наиболее полно раскрывает работа исследователей Федерального института технологий в Цюрихе. Они изучили данные по 37 млн. наиболее крупным предприятиям и компаниям мира. При этом, следует иметь в виду, что восемь тысяч крупнейших корпораций производят по данным McKinsey около 90 % мирового ВВП. Выяснилось, что 40 % всех компаний контролирует 147 корпораций. Причем, указанные 147 корпораций, в конечном счете, находятся под контролем 40 крупнейших структур, из которых 29 относятся к финансовому сектору, и представляют собой либо банки, либо инвестиционные и другие фонды. Т. е. одна миллионная доля компаний контролирует всю глобальную экономику. Причем, есть все основания полагать, что контроль за ключевыми финансовыми институтами осуществляется хотя и большим, но ограниченным кругом групп, семей и кланов.
Внимательный анализ отмеченных выше черт послекризисного мира, показывает, что кризис не только не решил и даже не сгладил, а, наоборот, обострил противоречия, свойственные докризисной глобальной экономике.
Особый интерес представляет выделение новых черт, проявившихся уже в посткризисный период, и по сути выступающих главными драйверами складывающейся на наших глазах реальности.
Во-первых, сегодня для США, Японии и Западной Европы как о свершившемся факте можно говорить о наличии как минимум трех экономических укладов и методов их регулирования. Прежде всего, это клановый, дружеский, бандитский или блатной капитализм. Этот уклад базируется на прямых и обратных связях по конвертации власти и собственности через финансовые ресурсы. По сути, на формировании нового явления для капитализма — появлении новой субстанции — «власть собственности», пользуясь термином А. Фурсова. Т. е. власть превращается в финансы, а затем в собственность и наоборот. Лучшим подтверждением этого является деятельность ФРС. Согласно частичному аудиту, в период кризиса ФРС передала в обмен на токсичные активы, либо предоставила фактически на беспроцентной основе более 16,3 трлн. долларов крупнейшим американским и международным банкам. Об этом можно прочитать на с. 131 материалов аудита ФРС, опубликованных на сайте сенатора Б. Сандерса. Из них более 3 трлн. долларов, как признала ФРС в результате расследования агентства Bloomberg, составили долгосрочные беспроцентные кредиты, т. е. фактически даровые деньги. Следует отметить, что этот процесс продолжается без перерыва вот уже пятый год в виде так называемых мер по количественному смягчению, или QE. Совокупные его размеры значительно превышают на сегодняшний день 3 трлн. долларов. Причем 10 % от этой суммы составляют прямые спекулятивные доходы первичных банков-дилеров, т. е. тех крупнейших финансовых институтов, которые контролируют американскую и глобальную экономику.
Второй уклад можно охарактеризовать как государственно-монополистический, программно-сетевой уклад. В его рамках действуют крупнейшие ТНК, особенно из военно-промышленного, биотехнологического, информационного и иных технологических кластеров. В рамках этого уклада опять-таки практически не действуют рыночные методы регулирования. Перераспределение средств осуществляется через государственный бюджет, в виде госзаказов, подрядов и контрактных программ. Несомненными лидерами в этом укладе являются США, Германия и Франция. В э тих странах через государственный бюджет перераспределяется от 55 % — во Франции до 41 % ВВП — в США. Причем размеры финансирования государственных программ, выполняемых частными подрядчиками, главным образом в высокотехнологической сфере выросли за посткризисный период в США, Западной Европе и Японии. Например, в США они составляют в настоящее время более 200 млрд. долларов в год.
Таким образом, собственно рыночные отношения и соответственно традиционные методы формирования капитала продолжают действовать в основном для среднего и малого бизнеса в средне- и низкотехнологичных отраслях, производящих в основном товары и услуги для населения, а также в сырьевом секторе.
Свободного рынка частных производителей и традиционного капитала, о которых грезят либералы, на Западе больше не существует. В посткризисную эпоху там складывается совершенно иной, сложный строй, в котором представлены уклады с разными методами регулирования и развития, которые находятся между собой в состоянии симбиоза и конфликта одновременно. Правительства и центральные банки пытаются «в ручном режиме» отрегулировать взаимодействия между этими противоречивыми укладами.
