Андрей Буровский - Да здравствует «Застой»!
Большая часть мужчин этого поколения полегли во Вторую мировую. Но фронтовиков было еще много, это были еще не долгожители и даже не пожилые люди, не деды. Родившемуся в 1922 году к 1972-му было всего 50, а к 1982-му — всего 60. Это были активные, еще не начавшие сходить со сцены мужики. Они охотно рассказывали о себе, делились опытом жизни — в числе прочего опытом и фронтовым. Рассказы их были непростыми, а порой просто ужасными. Некоторые истории, которые я слышал тогда, у меня до сих пор не хватает духу поведать миру — скорее всего, не поверят, да еще обвинят в «очернительстве прошлого» и в «посягательстве на память о великой победе»… что-нибудь в этом духе. Но всякий, кто хотел послушать, слушал, и впечатлений у него было много.
Это было самое «советское» из поколений.
Во-первых, советскую идеологию в него вбивали в самую жестокую, негибкую пору — и вбили. Ведь они были совсем молодыми тогда, детьми и подростками.
Во-вторых, «несогласных» почти полностью перебили во время Второй мировой. Что Вторая мировая была фактически Гражданской войной, я уже писал в другой книге.[127]
В-третьих, на глазах этого поколения происходило постоянное улучшение жизни. На фоне памяти о 1930-х, о войне и послевоенном голоде 1970-е казались блаженной порой изобилия, безопасности, покоя.
Это было очень нетерпимое, категоричное поколение. Старики умели рявкнуть, но обычно говорили тихими голосами, спокойно. Если убежден в своей правоте, чего орать?
«Поколение 1920» в правильности неких идеалов уверено было меньше, а вот в праве навязывать свое мнение — больше. Советские. С ними было невозможно не только спорить, но часто вообще разговаривать: наши милые, по заслугам любимые папы и мамы просто не понимали, что есть такой жанр общения: диалог.
Это касалось не только политики или, скажем, исторических вопросов, но и убеждения в том, полезно ли спать днем после обеда или «есть ли жизнь на Марсе». Люди поколения могли по-разному думать о пользе послеобеденного сна, но почти все они излагали свои суждения императивным тоном пророков. Вполне достаточное представление о таком стиле общения дают фильмы 1950-х годов, в которых положительный герой не говорит, а гавкает либо лозунгами, либо угрозами. А если снисходит до объяснений, то авторитарно вещает истины в последней инстанции. Так же патологически нетерпимы и положительные герои в литературе — например, Владимир Устименко в трилогии Ю. Германа.[128] Интересно, что в советской литературе и советском кино нормально разговаривали как раз отрицательные герои.
Эта авторитарность и негибкость считались проявлениями самых положительных качеств. Нам эти качества тоже прививались, но с переменным успехом.
Невероятно работоспособные, неприхотливые, люди этого поколения создали своим трудом колоссальные ценности. Их сверстников в США называют «великим» или «героическим» поколением. Поколение нынешних пенсионеров — это поколение страшнее всего обобрано в годы «прихватизации».
«Шестидесятники»
Поколение «шестидесятников» вошло в жизнь в 1940—1950-х годах. К 1970 году им было лет по 20–30. Молодежь «раннего застоя».
От поколения, которое начало жизнь в эпоху Никиты Сергеевича, нас отделяет всего 5, максимум 10 лет. Не родители, старшие братья и сестры. Но изменилось очень многое, мы начали жить в другом мире.
Во-первых, для них было ближе военное время. Самых «старых» из них успело опалить пламя войны. Мои двоюродные братья, 1937 и 1939 годов рождения, помнят, как не хотели уезжать домой в Петербург из Вологды (в 1945). Приехала полуторка, перевозить тетку и братьев в Ленинград, а дети убежали и спрятались под крыльцо: здесь не бомбят, а в Ленинграде бомбят… Еле нашли и вовремя вытащили, а то шофер полуторки уже собирался уезжать.
Я еще помню одноногих фронтовиков: небритые и нетрезвые, они пели в электричках под баян «Батальонного разведчика» или «Ох ты ж улица, да неширокая…» на мотив «Кирпичиков». Им подавали кто деньги, кто еду. Но я видел таких инвалидов только считаные несколько раз и только в одном месте — в электричках под Киевом. Под Петербургом в 1960-е их уже не было. А те, кто постарше, видел таких инвалидов в разных местах, и было их еще довольно много.
А менее искалеченные фронтовики приходили домой и устраивались в жизни на их глазах. Мы застали уже более устроенный мир.
Во-вторых, они помнили Сталина и его эпоху: усатые портреты на демонстрациях, в учреждениях и на улицах, массовую истерику после смерти Сталина, возвращение «политических», ожесточенные споры после XX съезда. Для нас все, связанное со Сталиным, было менее актуально.
В-третьих, старшее поколение они помнили более молодым, более активным, более деятельным. Это «поколение 1920-х» влияло на них больше и сильнее.
«Шестидесятниками» называли себя эдакие активные московские интеллигенты, борцы с режимом или «просто» вольнодумцы. Но и все поколение в целом было социально и политически активно.
«Семидесятники»
Наше поколение вступило в жизнь в 1950-е. Мы можем помнить, как полетел в космос Гагарин, а вернее — всенародное ликование по этому поводу. Помним нехватки хлеба в начале 1960-х, лозунги «освоения целины», приезд Хрущева в Красноярск в 1961 году. Но все это — память детей.
В 1970 году нам было от 10 до 20, в 1980-м — от 20 до 30. Ваш покорный слуга родился в 1955 году — как раз посередочке. Мы — третье «советское» поколение, и мы — самое «застойное» поколение, потому что само наше становление, превращение во взрослых людей пришлось на этот период. Мы политически и социально менее активны: с младых ногтей усвоили, что от нас очень мало что зависит. Активность проявляли откровенные карьеристы, да и они усвоили, что работа или хотя бы фикция работы эффективнее выкрикивания лозунгов.
Мы — поколение самое недружное, наименее единое по своим жизненным установкам, разбредшееся по разным группам и группочкам. По интересам.
Мы не то чтобы не были идеологичными… Были, и еще как. Отрицая официоз, прибивались к другим идеологиям, порой немногим лучше. Занимаясь наукой, придумывали причудливые идеологии «своих». Читая Стругацких (культовые писатели поколения) и слушая культового певца Высоцкого, проникались идеологиями, которые они несли.
Мышления вне идеологий нам было просто негде не то что перенять — а хотя бы просто понаблюдать. Мы не знали, что бывает иначе.
Но все же мы хотели больше работать и учиться, чем бежать в общей стае. Для старших — в том числе для тех, кто старше нас всего лет на 10, стая значила не меньше, если не больше квалификации. Для нас — нет. Спросите человека, родившегося до 1950-х, что он думает о себе и своей жизни? И, скорее всего, выяснится, что гораздо больше своих умений и талантов он ценит свои личные качества. «Не стучал», «был честным», «старался всегда быть порядочным» и так далее. Тот, кто помоложе, скорее оценит, чему научился и что делал. В этом мы ближе к тем, кто родился и воспитывался до советской власти.
Всю свою жизнь мы наблюдали, как навязанная нам общая идеология, официозная идеология СССР, трещит по всем швам. Пионеров водили к Вечному огню, шли слеты под горн и барабан, с воплями «Будь готов!». Сегодня масса бывших пионеров рассказывают, какое отвращение испытывали они к официозу уже октябрятами, когда им на грудь прикалывали значки с Лениным.
Позвольте старому, заслуженному белогвардейцу заверить — что-то много развелось таких борцов с колыбели. Я не припомню таких. Мы были послушные мальчики и девочки, мы исполняли, что нам говорили. Нам и в голову не приходило ни с чем и ни с кем бороться. Да и зачем? Мы исполняли обряд и шли заниматься своими делами.
А становясь взрослыми, мы хотели в первую очередь заниматься чем-то интересным. У многих из нас была полная возможность получить «интересные» профессии. А если и не было, мы уходили в разнообразнейшие «клубы по интересам». Не от идеологии, а уходили «к себе», в свою собственную взрослую жизнь. Частная жизнь для большинства из нас все больше становилась важнее общественной.
Избыток покровительства
Поколения, испытавшие много различных ужасов, старались изо всех сил оградить от них новые поколения. Перестарались. Они и «воспитывали» больше, чем было бы полезно, и оберегали… от всего на свете. Притом все время ждали, порой и требовали уважения: они построили СССР! Они выиграли войну! Они во всех отношениях были лучше и крепче!
Похоже, что и правительство думало так же. Ведь члены ЦК пришли из страшненькой эпохи войн и пертурбаций, из эпохи Сталина. Пусть мы не узнаем лиха и не устанем благодарить тех, кто нам это все дал.
В результате получалось, что послевоенные поколения не живут собственной жизнью. Они доживают судьбы старших и притом обязаны им неукоснительным почтением. Разумеется, особой благодарности ни старшие, ни правительство не дождались. Молодежь же упорно старалась жить собственной головой, вызывая массу нареканий.
