Вадим Медведев - В команде Горбачева - взгляд изнутри
Во второй половине дня стало известно, что у Президента восстановлена телефонная связь. Это было его первое требование после того, как он узнал, что к нему направляются Крючков, Язов, Бакланов, Лукьянов и Ивашко. Они вылетели в Крым около 14.00. А где-то вскоре после 16.00 туда направился и российский самолет с Силаевым, Руцким, Примаковым и Бакатиным.
Сделал попытку прорваться по телефону к Горбачеву через спецкоммутатор. Прошло полчаса. Позвонил второй раз, вышел на какого-то начальника, тот сказал, что Горбачев сделал ряд заказов, и потому переговорить с ним нельзя. Я потребовал соединить сразу, как кончится очередной разговор. Возымело. Где-то между 16 и 17 соединили, и я услышал голос Горбачева. Коротко информировал его о коренной перемене в обстановке. Настоятельно советовал вернуться в Москву, как можно, быстрее, ибо ситуация стремительно меняется и могут начаться необратимые процессы. Сказал ему о своих звонках Чернавину по поводу слухов о продолжающейся морской блокаде Фороса, Моисееву, Громову, некоторым секретарям ЦК, кратко информировал о вчерашнем разговоре с Болдиным.
Президент сказал, что он сделал уже ряд звонков в Москву, в некоторые республики и сейчас будет разговаривать с Ельциным, а здесь в Заре ждут приема гекачеписты. Посоветовал ему ни в коем случае их не принимать и не слушать. Горбачев сказал, что встретится с Ивашко и Лукьяновым, а остальных принимать не будет.
В течение вечера и в начале ночи советовались со мною по разным вопросам, информируя о ходе событий, Ярин, Карасев, Голик, находившиеся в Кремле и поддерживавшие связь с его комендантом, а Голик, как он сам выразился, "взял под контроль правоохранительные органы".
Янаев оставался в это время у себя в кабинете этажом, ниже, но за ним присматривали. Как мне сообщили, до 23 часов находился у себя в кабинете и Болдин, а затем уехал из Кремля. Было решено не препятствовать ему в этом. Комендант Кремля получил от Президента указание в Кремль его больше не пускать.
В этот день было чрезвычайно интересно наблюдать поведение многих лиц. Все полезли на телевидение, радио и в печать с интервью. Министр иностранных дел, например, привел с собой на пресс-конференцию даже врача, чтобы подтвердить, что он во время путча был болен. Смотреть на это было как-то неловко. Щербаков зачем-то пустился оправдывать Павлова, всячески его выгораживал, хотя сам вроде бы вел себя вполне прилично.
Поздно вечером стало известно, что Президент вылетел в Москву. Мы решили с Ожерельевым поехать в аэропорт. Встречали Президента Станкевич и Шахрай. Президент прилетел около 2 часов ночи на российском самолете вместе с Руцким, Силаевым, Примаковым, Бакатиным. Он был в легкой спортивной одежде, утомленный, но возбужденный.
В том же самолете летел и Крючков, который, как мне сказали, в начале полета был обыскан, а по прибытии арестован. Всех остальных визитеров доставил следующий самолет -- президентский. Позднее в аэропорту был арестован и Язов.
Утром стало известно об арестах других участников заговора российскими властями. Стародубцев вроде бы куда-то уехал. Но куда он денется? Оказывается, и ему, и Тизякову уже были выделены кабинеты в Кремле.
Застрелился Пуго, смертельно ранена его жена. Несколькими днями позже покончили с собой Ахромеев и Кручина. Их трагедия мне понятна: хорошо знал Бориса Карловича, как по-своему цельного, преданного определенной идее человека, чуждого политиканства и карьеризма. Нет у меня сомнений в честности и в отношении Сергея Федоровича и Николая Ефимовича. По этому поводу было немало всякого рода домыслов, не обошлось и без злорадства.
В полдень Президент, прибыв в Кремль, пригласил в Ореховую комнату Яковлева, Бакатина, Примакова, меня, Моисеева, Алексеева, Трубина, Бессмертных, Смоленцева, Шахназарова, Абалкина, Кудрявцева. Потом подошли Черняев и Ожерельев. Я позвонил Президенту в машину и согласовал также приглашение Вольского и Голика. Сам состав приглашенных говорит о том, что полной информации о событиях в Москве и роли тех или иных лиц у Президента не было. Правда, одна ошибка была исправлена оперативно. Горбачев пригласил к себе в кабинет Бессмертных, переговорил с ним, в результате тот удалился и в работе не участвовал.
Позднее стало известно об участии в незаконных действиях генерала Моисеева, о двусмысленном поведении Трубина, Голика. Последний сам мне потом рассказывал (я так и не понял, зачем) о том, что 19 августа он получил в МВД оружие. В дни путча нанес визиты Крючкову, Пуго, лишь Лукьянов его, якобы, не принял. Содержание бесед осталось неясным.
В Ореховой комнате составлены и тут же подписаны указы Президента об отмене антиконституционных актов ГКЧП, об освобождении от обязанностей Павлова, Язова, Крючкова, начальника службы охраны КГБ СССР Плеханова с лишением его воинского звания генерал-лейтенанта.
А вот в назначениях исполняющими обязанности министров обороны и внутренних дел, председателя КГБ проявились недостаточная информированность Президента и всех нас, определенная неадекватность в понимании обстановки. Уже на следующий день пришлось вносить в них коррективы.
Горбачев часто покидал Ореховую комнату, чтобы переговорить со звонившими по телефону многими зарубежными лидерами. Это отняло очень много драгоценного времени, помешало обрести деловой настрой, реалистически оценить складывающуюся ситуацию. Она изменилась коренным образом и продолжала меняться головокружительным темпом.
Последствия путча, в котором участвовали руководители всех основных союзных органов власти и управления, поставил под вопрос само существование союзных структур. В самом начале развития событий Ельцин предпринял ряд шагов, направленных на овладение союзными структурами посредством подчинения их российским. Во все союзные органы, в министерства и ведомства были направлены представители российского правительства с неограниченными функциями. Деятельность союзных органов оказалась практически парализованной. Для противодействия путчистам эти шаги были вынужденными и оправданными, но с поражением путча этот процесс не спешили приостанавливать. Маховик продолжал раскручиваться. Поражение путча начало перерастать в контрпереворот -- полный переход власти в Союзе в руки российского руководства неконституционным путем.
Сгустилась обстановка вокруг здания ЦК КПСС. Собралась возбужденная, агрессивная толпа, возникла угроза стихийного захвата и разгрома здания ЦК. Об этом мне сообщили Купцов и Дегтярев. Президент и по его поручению Примаков разговаривали по этому вопросу с Поповым. Бушующая толпа была отведена от здания ЦК, и эпицентр уличных событий переместился на Лубянку, где были предприняты попытки разрушить памятник Дзержинскому. Вмешался Станкевич, заявив, что памятник будет демонтирован с применением техники и правил безопасности. По наблюдениям и оценкам очевидцев, это были уже не те люди, которые смело и самоотверженно встали на защиту Белого дома. Там царили подтянутость и дисциплина, а тут -- бушующая толпа хулиганов, в которой было немало пьяных. Конечно же, не обошлось без организаторов и подстрекателей.
Вечером в прямом эфире состоялась пресс-конференция Президента. Провел он ее в своем стиле -- максимальной открытости и эмоциональности. Но и здесь, особенно в ответах на вопросы, проскальзывала неадекватность восприятия последних событий, необратимых перемен в стране, как будто после разгрома путча мы просто вернулись к до-августовскому положению.
Считаю, что этот решающий день был по существу потерян с точки зрения реалистических и эффективных мер по приостановке деструктивных процессов начавшегося контрпереворота и разрушения союзных структур. Было бы несправедливо взваливать все это на Президента, упрекать его одного. Не в меньшей, а в большей степени ответственны за это те, кто окружал его в этот момент. К ним я отношу и себя.
23 августа Горбачев собрал совещание руководителей девяти республик, на котором обсуждены первоочередные шаги, согласованы и приняты кадровые назначения: Шапошникова -- министром обороны, Бакатина -- председателем КГБ, Баранникова -- министром внутренних дел СССР. Предрешен был вопрос и о роспуске Кабинета Министров СССР, отстранен от своих обязанностей в МИД СССР Бессмертных, как он сам выразился в разговоре с Бейкером, -- "за пассивность во время путча". Участники совещания единодушно признали необходимость скорейшего подписания Союзного договора, как важного фактора нормализации обстановки, экономического положения в стране, достижения межнационального согласия.
Накануне Президент не нашел возможности поехать на заседание Верховного Совета Российской Федерации для того, чтобы высказать ему и Президенту России свою признательность за твердую позицию во время путча. Теперь же это была встреча не с Верховным Советом, работа которого закончилась, а с группой депутатов, журналистов, и она приобрела совсем другой характер. Президент оказался в унизительной роли. Он вынужден был отвечать на многочисленные, порой дерзкие вопросы и реплики в свой адрес, в митинговой, крайне неблагоприятной для него обстановке.
