Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
в) следовало бы продумать вопрос о создании (либо на базе СП СССР, либо на базе издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия») литературно-художественного ежемесячника «Подвиг».
В том случае, если бы эти вопросы были бы решены положительно, мы не на словах, но на деле сможем доказать важность темы утверждения подвига в произведениях приключенческого жанра (я по привычке опасаюсь назвать этот жанр детективным).
2. О контрпропаганде. Представляется возможным считать, что наши журналы и газеты еще недостаточно боевито и ярко показывают язвы капиталистического Запада и Востока. А стоило бы вспомнить Джека Лондона, историю его превращения в оборванца, историю его жизни в рабочем районе английской столицы. Стоило бы вспомнить картину Якобьеты «Собачья жизнь», в которой он одну кинематографическую часть (десять минут киновремени) отдает показу Гамбурга, крупнейшего порта в стране «экономического чуда». Он показывает нищих оборванцев, голодных старух, юношей, валяющихся на тротуарах. Не пора ли перестать отдавать на откуп западным писателям, режиссерам и журналистам показ страшных язв у наших идейных противников?
3. Заранее оговариваюсь, что этот пункт, вероятно, может и должен быть подвергнут дискуссии. Вероятно, здесь я «залезаю» не в свою область. Суть вопроса заключается в том, что наши писатели и кинематографисты вынуждены при показе героического подвига солдат незримого фронта занимать оборону — вместе со своими героями. Не скрою: довольно обидно, когда болгарский писатель Гуляшки показывает своих героев в наступлении, в преследовании врага; чешский писатель Иржи Прохаска имеет такую же возможность, в то время как мы практически этой возможности лишены. А разве мы не могли бы показать борьбу наших разведчиков с фашистскими недобитками в шпионских школах на Западе? Разве мы не могли бы показать историю поисков фашистских преступников, лютовавших на нашей земле и обитающих ныне на Западе[101]? Словом — не пора ли в литературе подвига перейти от активной обороны к прямому наступлению?
Вот, сугубо конспективно, тот круг вопросов, которые бы мне хотелось, Юрий Владимирович, вынести на Ваше рассмотрение.
В том случае, если эти предложения (особенно организационного плана, т. е. пункты «а», «б», «в») покажутся Вам целесообразными, то можно было бы в самый короткий срок разработать все конкретные предложения.
С глубоким уважением, Юлиан Семенов.
* * *24.06.1984 года
В редакцию газеты «Советская Россия»
Я прочел в вашей газете рецензию Т. Ивановой, посвященную, в частности, моему роману «Пресс-центр».
Нет смысла писать письмо с жалобой на то, что рецензент удосужилась ни словом не обмолвиться про то, что роман посвящен трагической судьбе центральноамериканского государства, ставшего очередной жертвой американской военщины; так называемой свободе слова в странах «неограниченных возможностей самовыражения»; исследованию структур финансового капитала, на службе которого находится и ЦРУ и Пентагон, да и сам нынешний президент США. В конце концов можно допустить, что рецензенту вообще чужда подобного рода тематика — о вкусах не спорят.
Можно допустить также и то, что рецензент человек пристрастный, г р у п п о в о й, — увы, сие бывает в литературном мире, ситуация стародавняя, не в этом веке родившаяся. Однако же пристрастия в какой-то мере объяснимы, когда они появляются в чисто литературном издании, каковым газета «Советская Россия» не является, что конечно же в корне меняет дело.
Впрочем, даже пристрастием нельзя объяснить оскорбительный пассаж рецензента, в котором она смеет сравнивать советского героя Степанова с иностранным туристом: я привык к тому, что в программах радио «Свобода» на Степанова злобно нападают всякого рода перевертыши, обвиняя его в семи смертных грехах, но обвинение такого рода, которое выдвинуто на страницах советской прессы, я читаю впервые.
Тем не менее не это побудило меня написать открытое письмо в редакцию. Покоробило и насторожило меня то, что т. Иванова упрекает меня и Проханова (обоим досталось) в обильном употреблении нерусских имен, в которых-де наш читатель «путается», перестает из-за этого понимать смысл происходящего.
Если бы Пушкин написал только «Дон Хуана», «Скупого рыцаря» или «Моцарта и Сальери» (заметим, все имена — иностранные), он бы и с этими работами вошел в мировую историю. Почему бы не поставить, — следуя логике Т. Ивановой, — в упрек Лермонтову, что свою героиню он назвал «Мэри», а не «Маша»? Впрочем, сие — история, а в рецензии, напечатанной в «Советской России», речь идет о наших днях, о политических романах, и это предполагает особо пристальное ее прочтение.
Нельзя не согласиться с тем, что писателю, работающему в жанре политического романа, описывая наших идейных противников, действующих в Вашингтоне ли, в Латинской Америке или Африке, довольно трудно оперировать одними русскими именами: не назовешь ведь американского миллиардера, планирующего агрессию, «Коля Васильев» — сие для сатир А. Райкина. Но это — в порядке шутки, хотя факт появления опуса Т. Ивановой дело отнюдь не шуточное, ибо следуя ее логике, вполне можно предположить, что наш читатель «путается» и в именах героев эстонских, дагестанских, туркменских, грузинских книг, которые, понятно, от русских отличимы сугубо.
Наш читатель — интернационалист — объективный и доброжелательный — никогда не «путался» в именах героев Юхана Смуула и Нодара Думбадзе, Олжаса Сулейменова и Вилиса Лациса, Юрия Рытхэу и Берды Кербабаева, утверждать обратное — значит клеветать на советского читателя; «путайся» он в иностранных именах, не был бы Советский Союз самой читающей страной в мире, не были бы мы истинной родиной (родина литератора есть хранилище памяти о его книгах) Хемингуэя, Лу Синя, Роллана, Драйзера.
Из высказанного возникает целый ряд вопросов. Я намерен задать не все, но лишь три, имеющих не личное, но общественное значение.
1. Является ли статья Т. Ивановой выражением коллективного мнения редколлегии газеты «Советская Россия»?
2. Чем вызван крайне озлобленный, неуважительный тон Т. Ивановой, чуждый духу советской журналистики?
3. Как объяснить вкусовой, барственный, бездоказательный удар против политических романов (при их возможных прегрешениях, о чем можно и должно говорить компетентно и доказательно), посвященных событиям в самых горячих точках планеты?
Прошу напечатать это мое открытое письмо на страницах газеты «Советская Россия».
Юлиан Семенов.
* * *13.06.1985 года
Генеральному директору Крымского Интуриста
тов. Михно В. В.
Гарантийное письмоНастоящим гарантирую оплату экскурсионных поездок по Крыму барона Эдуарда фон Фальц-Фейна, который был гостем Госкоминтуриста в Москве и Ленинграде, а здесь, в Ялте, является моим гостем.
Его благородная работа по возвращению культурных ценностей, принадлежащих нашей Родине, его финансирование исследовательских работ по изысканию мест укрытия наших ценностей легли в основу моей книги «Лицом к лицу». На добро надо отвечать добром: именно поэтому я и беру на себя его содержание в Крыму.
С глубоким уважением, Юлиан Семенов.
* * *24.07.1985 года
Письмо из Крыма Марку Михайлову[102].
Дорогой Маркел!
Наша почта работает отменно, по-радищевски: коней вывели, так самолеты стали везти корреспонденцию по десять дней из Москвы в Ялту. Я добегу скорее, право!
Как ты там, старина? Сердце? Работа над книгой? Дом? Дюймовочка[103]? Отпиши подробно.
Прошу тебя прочесть «Знамя» — 7-й номер, там пошел новый роман. Как обычно принимаю любую критику, ты, к счастью, не Сартаков, а я тем более не Марков, захвальность не нужна, правда потребна.
Теперь вот что: до меня сюда дошли слухи, что над головой Васи Ситникова снова сгущаются тучи, председатель вроде бы норовит его схарчить. После того как ушел ты и Борис, он там последнее светлое пятно, свет в окошке.
Ты же в прошлом году начал драку, отчего не ведешь ее дальше? Или вложил меч в ножны? Ай-ай-ай! Не гоже нам с тобой давать в обиду честных людей великолепной позиции, которые столь добро и честно работают с творческой интеллигенцией и во имя творческой интеллигенции.
Напиши, что ты предпринял (предпринял ли?).
Никто ведь кроме тебя не знает этого дела изнутри, ты был создателем предприятия. Борис и ты начинали, тебе и карты в руки!
Сижу над новым романом.
Пишу с упоением по 17 часов в день. На море был два раза начиная с 10 мая, но вижу его каждодневно и ежеминутно из окна, и этого хватает.
