Газета Завтра Газета - Газета Завтра 976 (33 2012)
...Итак, решено: вывести войска, вылететь к Горбачеву, собрать у него руководителей республик, подготовить вопросы о стабилизации положения в стране, о Союзном договоре для рассмотрения на сессии и потом съезде Верховного Совета СССР. К Горбачеву летят: В.А. Крючков, Д.Т. Язов, А.И. Тизяков, О.Д. Бакланов, В.А. Ивашко.
22 августа.
На президентском самолете № 1 А.И. Тизяков, Д.Т. Язов, А.И. Лукьянов, В.А. Ивашко, Ю.С. Плеханов и я в сопровождении автоматчиков вылетели вслед Ту-134, на котором летит Горбачев с семьей, Руцкой, Силаев и другие "спасители" Президента СССР. В качестве заложника с Горбачевым в ТУ-134 был взят председатель КГБ В.А. Крючков.
Видимо, воспаленный мозг Президента "обезопасил" себя и своих домочадцев: в последний момент перед отлетом из Фороса в Москву он сделал мгновенную рокировку и пересел с семьёй в другой самолет. А всех нас, в том числе экипаж, в котором были женщины, предоставил трагической участи, как ему, очевидно, представлялось, — погибнуть в авиационной катастрофе...
Я возвращался и возвращался к вопросу, почему мы, прилетев в Форос, не смогли встретиться и переговорить с Горбачевым, с прилетевшими после нас Руцким, Силаевым и другими. На моих глазах возводилась стена отчуждения между "нами" и "ими" — с "нами" "они" не стали говорить... Что может это значить? Ведь перед сессией Верховного Совета СССР необходимо было посоветоваться, снять возникшие недоразумения, паутину все более накапливавшегося недопонимания, обмана и лжи... Президент РСФСР уклонялся от переговоров, маневрировал в течение понедельника, вторника, среды... Президента СССР предусмотрительно устраивала тактика самоизоляции в течение этого же времени...
До сессии Верховного Совета или съезда остается несколько суток. Судя по обстановке, можно предположить, что эти дни будут использованы во зло, противоборство сторон не угаснет, а приобретет новые формы. Точку, скорее всего, может поставить только Верховный Совет. Вывод: надо идти в Верховный Совет и работать в нем, говорить всю правду, ведь были же даже ко мне, человеку, мало известному среди депутатов, порядка тридцати звонков с возмущением по поводу возни в Ново-Огареве, по поводу игнорирования Горбачевым референдума от 17 марта 1991 года....
Итак, решено: завтра, то есть сегодня (ведь уже около двух часов) с утра быть в Верховном Совете... Надо бы посоветоваться с Анатолием Ивановичем, но он задремал... или пытается...
Время неумолимо — идем на посадку. Вот мы у зала ожидания Внуково-2. Выходим из самолета, много света, направляемся в павильон для встречающих. Вокруг в лучах прожекторов люди, они рассредоточены по одному, двое, трое. Появляется Николай Константинович, мой "прикрепленный", мы рыхлой группой подходим к стеклянным двойным дверям зала. Впереди меня маршал Д.Т. Язов со своим порученцем. Мимо нашей группы пробегают несколько офицеров с автоматами, видимо, из тех, кто летел с нами в самолете...
Иду на выход к машине, но натыкаюсь на двухметрового знакомого из охраны. Он предупредительно:
— Олег Дмитриевич! Вам надо зайти налево.
— В чем дело? Зачем?
— С вами хотят переговорить.
— Ясно...
Захожу в боковой зал, большой стол на месте. Меня ждет вежливый молодой человек, вижу его впервые.
— С вами хочет переговорить прокурор РСФСР товарищ Степанков.
— Как его зовут? Где будем говорить?
— Сейчас найдем свободный кабинет, его зовут Валентин Георгиевич.
Первый из кабинетов, куда мы заглянули, был свободен... Через несколько минут в кабинет энергично входит довольно прилично одетый молодой человек, подвижный, с выразительно-чувственными губами, темно-маслянистыми, несколько глубже обычного посаженными глазами.
Кабинет небольшой, подсаживаемся визави за приставной столик у солидного письменного стола.
— Олег Дмитриевич! — начинает сходу... — Мы бы хотели переговорить с вами по поводу вот этих... (подыскивает подходящее слово) событий последних нескольких дней.
— Пожалуйста, я к вашим услугам. Слушаю вас.
— Вы меня не совсем правильно поняли. Этот разговор может затянуться, и здесь не совсем удобно его вести. Я бы хотел пригласить вас проехать на одну из подмосковных дач, и там с вами мог бы состояться разговор... Но уже поздно, а время не терпит...
— Валентин Георгиевич, чем я могу вам помочь? Могу пригласить вас ко мне на дачу, она здесь недалеко, на Николиной горе.
— Олег Дмитриевич, вы депутат Верховного Совета СССР?
— Да, народный депутат.
— Мы не можем вас задержать как депутата, а время не терпит, и хотел бы, чтобы мы начали с вами работать, не теряя времени.
— Валентин Георгиевич, значит ли это, что мои товарищи, не депутаты, задержаны?
— Не совсем так, они будут размещены на дачах в Подмосковье, и с ними будут работать наши люди.
— Валентин Георгиевич, я предлагаю вам следующий вариант, под честное слово. Сегодня мы с вами устали, я уже не сплю практически третью ночь. Сегодня мы расстаемся, а завтра в удобное для вас и меня время вы приезжаете ко мне или я к вам. Я предлагаю где-то в 13 часов, — выговорив это, я прикинул, что успею побывать в Президиуме Верховного Совета, а возможно, вместе с Язовым удастся все-таки встретиться с Горбачевым.
— Нет, Олег Дмитриевич, лучше вы приезжайте ко мне, — поспешил скорректировать мое предложение Валентин Георгиевич.
— Ну и прекрасно, только дайте мне ваши координаты, я ни разу не был в прокуратуре.
— Вот мой телефон, по этому телефону вас будет ждать товарищ...
На этом мы разошлись. Я вышел в центральный зал, людей уже почти не было. Появился Николай Константинович.
— Машина есть? — интересуюсь.
— Сейчас поищу.
Я остался один... Душно, жарко. Инстинктивно иду в сторону, куда скрылся Николай Константинович, — там должна стоять машина. Странно. Машин мало, моих товарищей нет, обычно мы прощались перед разъездом за руку. Свежий воздух, прохлада, фонтан, слева от стоянки машин подкатывает ЗИЛ, из него выходит Николай Константинович.
— Олег Дмитриевич, можно ехать!
Сажусь в машину. Водитель мне незнаком.
— Поехали.
— Куда будем ехать? — спрашивает водитель.
Опускаю руку справа к телефону, там пустота, рука натыкается на обрывки кабеля. Спрашиваю водителя:
— Как вас зовут? В ответ молчание.
— У вас какая-нибудь связь есть?
— Машина без связи...
Я надеялся связаться с Президиумом Верховного Совета СССР, получить возможность выступить там. Наивность на грани глупости... Молох травли и погони за ведьмами раскручивался с небывалой скоростью и мощью.
В 19.00 ожидалось интервью по телевидению Горбачева — оно откладывалось несколько раз, к этому времени я успел приехать из Прокуратуры домой...
Лилия Федоровна бросилась с рыданиями ко мне... Стало известно о гибели Бориса Карловича Пуго и тяжелом состоянии Валентины Ивановны...
Надо было разрядить обстановку, я принял решение и сказал:
— Лилия Федоровна, собирай вещи, едем в "Барвиху" и будем там отдыхать, а дальше — будь что будет. Спокойно, двум смертям не бывать...
Вызвал машину. Водитель, с которым ездили в прокуратуру, отвез в "Барвиху"...
Начало сказываться напряжение последних дней, бессонные ночи — появились экстрасистолы, сердце дает сигналы... Но заставить спать себя не могу.
Лилия Федоровна — настоящий друг, старается отвлечь от тяжких мыслей, готова на самопожертвование. Прошлись, поговорили.
— Давай я попрошу сделать капельницу, ведь ты же начал курс — это поддержит сердце и поможет уснуть.
Ушла к врачам: они всегда помогут.
Около одиннадцати вечера я начал считать капли животворной жидкости, вливавшейся в мою возбужденную кровь, становилось легко и спокойно.
Лилия Федоровна была рядом, они разговаривали между собой — она и женщина-врач. Их голоса то возникали, то куда-то пропадали...
...Берег реки, тепло и солнечно, где-то рядом прыгают с плеском в воду ребята, смех, шум...
23 августа.
Подмосковье, бальнеологический санаторий "Барвиха".
Какие-то шорохи, движения, негромкие разговоры вокруг. Я как бы наблюдаю со стороны. Вижу, врачи в белоснежных халатах, вспоминаю штатив с капельницей над головой...
— Как вы себя чувствуете? Вы уже проснулись? Есть боли в сердце? К вам пришли!
Наконец-то я начинаю включаться в реальный мир.
— Кто пришёл?
— Два товарища, они вас ждут рядом в комнате.
— А где Лилия Федоровна?
— Она разговаривает с ними.
В памяти всплывают события вчерашнего дня. Главное — спокойствие и выдержка, никакой суеты. Входит Лилия Федоровна — в глазах тревога, но внешне держится достойно.
— Не волнуйся, я ни в чем не виновен, видимо, арест, но это противозаконно, я скоро вернусь.
— Я с собой ничего не брала, только носки, майка, рубашка.
