Дмитрий Калюжный - Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола [= Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола]
Великие князья, не обладая той властью, какую имел Новгород на своей территории, не могли решиться ввести такое правило в отношении бояр и слуг-вотчинников. Правило «кто выйдет из удела, тот земли лишён» касалось только дворных слуг, владевших дворцовой землёй на поместном праве. В отношении же бояр князья ограничивались лишь противоправными действиями, ежели те решались отъезжать: грабили их сёла и дома, вопреки договорам, обеспечивавшим неприкосновенность имущества лиц, пользовавшихся правом отъезда.
А вот московское правительство в XV веке приобрело уже такую силу, что могло открыто объявить себя сторонником этого нового взгляда и отменить право отъезда. Но оно отнюдь не сразу пошло на это. Довольно долго Москва даже настаивает на сохранении права отъезда, обязывая к тому и союзных князей; в договорах московских Великих князей с другими Великими и удельными князьями повторяется древнее правило: «а боярам и слугам вольным воля».
Дело в том, что богатый московский великокняжеский двор как раз привлекал бояр и слуг из других уделов, а не страдал от их отъезда. Московские князья более приобретали новых чужих слуг, нежели теряли своих. При переходе к ним бояр других княжеств они опирались на договоры, а своим слугам не дозволяли переходить к другим князьям, карая их за это, как изменников, наплевав на договора.
Например, когда князь Оболенский-Лыко, обиженный несправедливым судом Иоанна III, уехал к брату Великого князя, удельному князю Борису Васильевичу Волоцкому, Иоанн послал за Оболенским своего боярина и велел его «поимати середь двора у князя Бориса на Волоце». Удельный князь не допустил такого самоуправства у себя на дворе и «отнял сильно» отъехавшего боярина у великокняжеского посла. Иоанн потребовал от своего брата выдать Оболенского головою, а получив отказ, поручил боровскому наместнику поймать беглеца тайно, что и было сделано. Между тем, Иоанн незадолго перед тем, в 1473 году, заключил с князем Борисом Волоцким договор, которым взаимно обеспечивалась свобода боярского перехода!
Важную помощь князьям в их борьбе с правом отъезда оказали церковные книжники, внедрявшие взгляд на отъезд, как на измену: «и сё паки и ещё вы глаголю чада моя, аще кто от своего князя ко иному отъедет, а достойну честь приемля от него, то подобен Иуде, иже, любим Господом, умысли предати его ко князем жидовским».
Общее правило о неотьезде служилых людей было утверждено в 1534 году, когда, по смерти Василия III, уже при малолетнем Иоанне Грозном, митрополит Даниил привёл к крёстному целованию удельных князей, братьев умершего Великого князя на том, что «людей им от великого князя Ивана не отзывати». Затем, в 1537 году князь Андрей Старицкий обязался не принимать к себе служилых людей великого князя, князей, бояр, дьяков, детей боярских и извещать правительство о таких охотниках до переездов, «на лихо великого князя».
Так был создана правовая основа, а уже вскоре — и прецедент исполнения нового правила: когда в том же году некоторые новгородские помещики замыслили перейти к князю Андрею, то московское правительство распорядилось «бити их кнутьем на Москве да казнити смертною казнию, вешати на новгородской дороге до Новгорода». И речь не о смердах, — о помещиках!
Отмена права отъезда произвела глубокую перемену в положении высшего класса населения, бояр. Из вольных слуг своих сюзеренов они превратились в невольных служилых людей. Такая же глубокая перемена произошла в течение XV–XVI веков в положении служебных князей; сначала закреплены были за государством территории их уделов; затем закрепостили самих владетельных князей. Причём московские государи довольствовались их политической зависимостью, но сохраняли им самостоятельность во внутреннем управлении вотчинными княжествами: так была решена проблема содержания служилых людей, при недостатке «бюджетного финансирования». Если позже крестьян закрепили за землёй, которую они обрабатывали, то в этом случае закрепили дворян за землёй, с которой они получали доход, дабы содержать себя на службе царю!
Когда князья пограничных с Литвою областей переходили к Москве, московское правительство также довольствовалось политической властью над уделами этих князей и оставляло им права на их наследственные княжества, а также право суда, забирая, однако, в своё обладание важные пограничные города: Одоев, Тарусу и другие. В конце XV века служилые князья Одоевский, Воротынский, Бельский ходили в поход со своими особыми удельными полками, — но захоти они отложиться от Москвы, лишились бы всего.
Если же литовские князья переходили на службу в Москву, не имея возможности передать в её обладание свои уделы, московские государи сами жаловали им земли в удел. Князю Ф. М. Мстиславскому был пожалован в первой четверти XVI века Юхотский удел Ярославской области. А когда в 1493 году московские воеводы взяли у Литвы Вязьму, великий князь пожаловал князей Вяземских их же «вотчиною Вязьмою и повелел им себе служити». Также поступил он с приехавшим тогда служить ему князем М. Мезецким; но братья последнего, привезённые в Москву насильно, были посланы в заточение.
Лишая служебных князей прежнего права сохранять за собою вотчины, ежели они решат перейти на службу к другому государю, Великий князь московский Василий II Васильевич Тёмный первоначально хотя бы оставляли им свободу при выборе места службы. То есть, уходить-то они могут, но «жилплощадь» сдают. Иоанн III Васильевич пошёл далее своего отца: при нём служилые князья не только не могли уже распоряжаться своими уделами, но и сами потеряли право перехода к другому государю на службу, они становятся лично несвободными.
Интересно, что Иоанн III Васильевич не запрещает отъезд впрямую, а берёт со служебных князей клятвенные записи о верной службе и неотъезде. Такие записи брались с конца XV века, преимущественно от южнорусских князей, выходцев из Литвы: Мстиславских, Воротынских, Бельских, которых московское правительство подозревало в желании уйти. В древнейшей из дошедших до нас записей этого рода, так называемых укреплённых грамот, князь Даниил Дмитриевич Холмский в 1474 году даёт следующие обязательства:
«Мне, князю Даниилу, своему осподарю, великому князю Ивану Васильевичу и его детям служити до своего живота, а не отъехати ми от своего осподаря, ни от его детей, к иному ни к кому. А добра ми ему и его детям хотети всегда во всём, а лиха не мыслити, ни хотети никакого. А где от кого услышу о добре или о лихе государя своего, великого князя, и мне ты сказати, государю своему и его детям вправду, по сей моей укреплённой грамоте, без хитрости… А крепости деля, князь Данило Дмитриевич Холмский осподарю своему, великому князю Ивану Васильевичу целовал еси честный и животворящий крест и дал семи на себя сию свою грамоту за подписью и за печатью осподина своего Геронтия, митрополита всея Руси».
Однако даже личным обещаниям Иоанн Васильевич не верил, а требовал, чтобы за слугу поручились другие и обеспечили свою поруку обязательством уплатить известную сумму денег в случае нарушения слова и отъезда. За князя Холмского поручились восемь служилых людей всего на сумму 8 тыс. рублей.
Закрепощение служилых князей, начатое Иоанном III Васильевичем, продолжили его сын Василий III Иоаннович и внук Иоанн IV Грозный. При малейшем подозрении в желании служебного князя отъехать, его брали под стражу, а затем требовали укреплённую грамоту с поручителями. Эти последние, в свою очередь, должны были представить за себя поручителей-«подручников». В неотъезде того или другого князя оказывались, таким образом, заинтересованными сотни служилых людей. В 1568 году за князя Ивана Дмитриевича Бельского поручились 29 бояр; шесть из них представили за себя 105 подручников.
Нам представляется важным, что вне Руси такое правило действовало в Византии, а позже, некоторое время, в Турции. То есть, создавая свою государственность, высшие руководители России брали пример не с мифической Монголии, ханам которой была якобы подчинена более чем четверть тысячелетия наша страна, а с Византии.
А ещё более важно, что такая же система применялась в отношении крестьян. Крестьянские выплаты нормировались от количества работников, и сельский сход подписывал обязательство выплаты за тех, кто ушёл. Естественно, община не позволяла никому уйти, ведь склонными к такому нехорошему поступку были молодые и сильные, самые нужные в общем хозяйстве работники. Задолго до введения крепостного права сами крестьяне осуществляли «крепость» людей за землёй. Современные либералы усматривают в этом наличие у русских «рабской души», но в природных условиях России выживает не личность, а сообщество, и права сообщества — выше личных.
Князь Курбский писал, что Иоанн Грозный своими мерами по закрепощению бояр и князей «затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне». Как всегда, не могли согласиться между собою представители двух структур: структуры власти и структуры оппозиции. А ведь Иоанну Васильевичу невозможно было иным, кроме закрепощения верхнего служилого слоя, способом заставить работать государственный аппарат. Мало того, именно ему выпала задача завершения внутреннего объединения страны. Ведь, несмотря на все успехи государственного строительства при его отце и деде, внутри страны оставались ещё обособленные княжества, сохранявшие остатки удельной независимости: князья владели укреплёнными городками, выходили на войну с особыми полками своих слуг, у них были свои помещики, свои сотни стрельцов! Иоанну Грозному предстояло довершить внутреннее объединение Руси, стереть последние следы эпохи уделов.
![Дмитрий Калюжный - Другая история Российской империи. От Петра до Павла [= Забытая история Российской империи. От Петра I до Павла I]](/uploads/posts/books/217187/217187.jpg)
