Вера Челищева - Заключенный №1. Несломленный Ходорковский
Инна Ходорковская, наконец-то, по ее собственным словам, нашла «компромисс» для мужа относительно ее самостоятельности. Она надеется, что он этот компромисс одобрит. «Меня сейчас привлекает радио. Тем, что это искусство, которое умирает тут же. Но проникает в мозг людей и, значит, остается. Возможно, такой род занятий мне бы подошел. И Миша не будет сильно переживать по этому поводу. Интересно было бы, правда. Я люблю обсуждать что-то, единственное – мне надо только не уходить от темы разговора в глубины, как часто делаю. Так что я нашла компромисс для Михаила Борисовича относительно моей деятельности. Думаю, с радио у меня получится. Но это уже когда он выйдет…»
Брак Марины Филипповны и Бориса Моисеевича Ходорковских чуть «не распался». Но одна из сторон пожаловалась на другую сыну, и брак удалось спасти. Говорит Марина Филипповна: «Я ему на Борю пожаловалась, когда у нас в Кораллово весной птицы повытаскивали снаружи дома всю конопатку. Такой холод был зимой, аж свистит. Я даже ватой закидывала изнутри. Боря никак не мог ничего сделать. Пришлось жаловаться: «Миш, скажи отцу, чтобы он что-нибудь придумал и меня не заморозил, а то я разведусь». В этом году дед, наконец, что-то «придумал» и уже не так холодно. Но я на Борю продолжаю иногда жаловаться – когда он лекарства не пьет. Миша его ругает».
Остальные действующие лица
Владислав Сурков – когда-то «вышедший от МБХ и пришедший к ВВП» (так о нем говорят в народе) по-прежнему замглавы кремлевской администрации. Перед приговором Ходорковскому и Лебедеву он подробно разъяснил Макаревичу и Гребенщикову, осторожно обратившимся к Медведеву с письмом (мол, два раза за одно и то же не судят, обеспечьте, пожалуйста справедливый суд), что хотя они и круты, но им и другим крутым нужно «делать не агитки, а стихи»… Ну, а после приговора, прямиком после демарша помощницы Данилкина, господин Сурков стал инициатором самой что ни на есть настоящей агитки – «письма 55». Подписанты которого «просили оградить» российские суды от влияния поддерживающей Ходорковского и Лебедева общественности, блогеров и журналистов. На условиях анонимности некоторые из поставивших свои фамилии так и говорили: «Сурков попросил»…
Поистине интересная, парадоксальная и по-своему трагическая фигура, по какой-то причине так загнавшая себя в тупик… Талантливый, одаренный, но одновременно – способный громить политические партии, имитировать заговоры, разоблачать и т. д., и т. п.
Премьер Путин окончательно закрепил в сознании российского народа фразу «Российский суд – самый гуманный суд в мире». С необычайно легкостью и успехом премьер одержал победу в суде над Немцовым, Миловым, Рыжковым и всеми прочими, «поураганившими в 90-е…»
Вице-премьер, председатель совета директоров «Роснефти» Сечин в последнее время очень похудел и осунулся. Связано ли это с нашим героем – неизвестно. Известно только то, что, отвечая на вопрос журналистов, как второй приговор Ходорковскому повлияет на инвестиционный климат в России, Сечин ответил: «Киллеры и жулики сидят, бардак прекращен, правила игры есть, для инвесторов это основное».
Президент Медведев все так же повторяет, что он «не в курсе всего дела ЮКОСа» и «процедуру помилования никто не отменял», но поддержал инициативу президентского совета по развитию институтов гражданского общества дать независимое экспертное заключение процессу в Хамсуде.
Прокуроры Ибрагимова и Лахтин успешно провели на ТВ и в прессе операцию по закреплению в сознании масс того, под чем подписался Данилкин. Причем не исключили, что против Ходорковского и Лебедева может быть возбуждено третье дело и объясняли репортерам «схему хищения нефти» в виде «схемы… ухода от налогов». Про оба факта пояснили: «Это чистая уголовщина, которую подсудимые, их адвокаты и оппозиция пытаются представить как политический заказ. Такие разговоры – не более чем пиар-ход, необходимый для отвлечения внимания и создания образа политического узника. На самом деле перед судом предстали расхитители, обокравшие государство и простых акционеров на миллиарды долларов. Они должны и будут сидеть».
Михаил Ходорковский и Платон Лебедев продолжают сидеть.
Наш герой по-прежнему занимается публицистикой. Еще он периодически пишет письма. Очень разным адресатам. Так, гендиректор ВГКТРК Добродеев недавно получил от Ходорковского письмо со множеством смайликов. Наш герой благодарил телеканал «Вести» за «точное отражение позиции обвинения». С учетом того, что кроме позиции обвинения там не было больше ничего, главному телевизионщику страны Ходорковский рассказал много чего из того, что все два года рассказывал судье Данилкину, а именно – то, что налоги с похищенного не платятся. Глава ВТРК не ответил.
Периодически наш герой пишет и президенту Медведеву. Речь опять не о себе. Он просто просит вернуть суды в рамки закона и избавить их от давления. А в своих публицистических статьях задается такими вопросами: «Еще в IV веке Бл. Августин сказал, что государство без справедливости – банда разбойников. А в XXI веке Россия заслуживает большего. Согласны?»[26]
Но это все внешняя сторона его жизни. А внутренняя… внутренняя протекает так же, как и все эти восемь лет.
Итоги
Монологи Михаила и Инны Ходорковских
Что ж, подошла к концу эта книга. И надо подвести итоги. И ответить на вопрос, что же это за человек такой – Михаил Ходорковский, что помогает ему не сломаться все эти 8 лет и как он за эти годы изменился. Я решила предоставить для этого слово ему самому и его жене Инне. Отвечают, естественно, по отдельности.
Михаил Ходорковский
– Конечно, восемь лет – большой срок, за который любой человек меняется. Но увидеть различия можно только со стороны. Самому заметно лишь то, что бизнес перестал меня интересовать. Проблемы экономики в размышлениях заметно отошли назад, уступив место разным аспектам человеческих отношений. Впрочем, думаю, это заметно и по моим статьям. Где здесь влияние тюрьмы, а где – просто времени? Трудно сказать. Но начался этот процесс точно «до».
Еще читаю много. Последнее время плотнее занялся политологией. Шаламова прочел все, что «достали». Сильно.
Мое отношение к прокурорам, следователям, судьям – они все очень разные. Понятно, что для такого процесса, как наш, происходил серьезный отбор. Но вот что интересно: умные следователи долго не задерживались. Что это?
Порядочность? Нежелание пачкаться? Не знаю. Мое мнение простое: поставил подпись – отвечай. Заставили? Кто и как? Героизма мы требовать не вправе, но строить карьеру на нарушении закона – преступно. Офицер, судья, принимая свои полномочия, приняли на себя и обязательство «служить обществу, закону, стране». Это их моральный долг, а те, кто говорят, что «служат государю», – нарушают присягу в поиске личных благ. Они просто коррупционеры.
А что помогает мне так держаться все эти годы? Никто из нас не знает точно, как поведет себя в критической ситуации. Я тоже не знал. Главное – Вера, Надежда, Любовь. Ничего нового. Если они есть, то человека можно, конечно, убить, но не более того.
Инна Ходорковская. Монолог
О жизни «до»
У меня Мишин ЮКОС связан с постоянным внедрением в частную жизнь внешних вещей. Мы все время жили, как в офисе, постоянно кто-то приходил по его работе, постоянно куча людей была. Дурдом полный. До рождения близнецов еще более-менее терпимо, а после – завал начался. У него – объем работы огромный, много командировок, он несется, я несусь с детьми. Крики, оры, дети болели все время… Бесконечный нон-стоп. Сумасшествие. Так что какого-то относительно спокойного периода после рождения близнецов и до его ареста как-то не сложилось. Все быстро неслось, неслось, неслось… Эта внешняя система – няньки, горничные, охрана была нам необходима, когда были ЮКОС, «МЕНАТЕП», словом, в той жизни, когда Миша был на свободе. От этой системы некуда убежать было. Сейчас я отошла от этого полностью, потому что устала от того, что не принадлежу себе вообще. Ты вроде построил дом, а живешь в своей комнате, в своем мире, закрывшись от всего внешнего. Это тяжело и неприлично мало для человека.
И он тоже страдал от этого внешнего вмешательства в жизнь. Тоже любил уединяться. И всегда любит общаться тет-а-тет. Собрать всех родственников и собранием что-то обсуждать – не его. Когда ты смотришь человеку в глаза, тем более близкому, ты контакт не теряешь. Он любил разговаривать с каждым членом семьи по отдельности, наедине. И разговоры эти не выносились на общее обсуждение. Никто не залезал на территорию другого. Нам так комфортно. Это уважение друг к другу, я считаю. Духом-то мы все равно вместе и были, и есть.
Да и я была не домашним человеком. Я, как и Миша, все время куда-то уносилась. Потому что у меня то институт (помимо Менделеевки, училась еще в Плехановском на «финансах и кредите». Посередине учебы поняла: «Боже мой, что я делаю?! Это не мое!»), то я что-то организую, то мне надо пообщаться. В какой-то момент я поняла: дети важнее. Потом силы, дай Бог, будут, к себе приду. И я себя «переломала».
