Наоми Кляйн - Доктрина шока. Становление капитализма катастроф
Шок власти
Как уже поняли в Латинской Америке, авторитарные режимы обычно призывают демократию в тот самый момент, когда их экономические проекты готовы с шумом лопнуть. То же произошло и в Польше. Коммунисты десятилетиями разрушали экономику, совершая одну дорогостоящую ошибку за другой, так что страна оказалась на грани пропасти. «К несчастью для нас, мы победили!» — произнес Валенса свою знаменитую фразу, оказавшуюся пророчеством. Когда «Солидарность» пришла к власти, долги страны составляли 40 миллиардов долларов, инфляция достигла 600 процентов, угрожающе не хватало продовольствия, и появился черный рынок. Многие фабрики производили продукцию, которая за неимением покупателя была обречена портиться на складах [530]. На таком ужасающем фоне поляки встречали приход демократии. Наконец то к ним пришла свобода, но мало у кого было желание этому радоваться, потому что зарплаты людей ничего не стоили. Они проводили целые дни в очередях за хлебом и маслом, если по случаю эти продукты появлялись в магазине.
После триумфальной победы на выборах все лето правительство «Солидарности» провело в «параличе нерешительности». Быстрое падение старого порядка и внезапный поворот на выборах сами по себе были шоком: всего за несколько месяцев активисты «Солидарности» из подпольщиков, прячущихся от агентов тайной полиции, превратились в людей, которые выплачивают зарплату этим же агентам. И тотчас же они пережили новый шок, узнав, что денег на выплату зарплат недостаточно. Они мечтали строить экономику посткоммунистической эпохи, но столкнулись с куда более срочными задачами перед угрозой полного экономического краха и массового голода.
Лидеры «Солидарности» понимали, что экономику необходимо вырвать из жестких государственных тисков, но они не знали, чем их конкретно заменить. Боевые активисты движения могли увидеть тут возможность проверить свою экономическую программу: если превратить государственные фабрики в рабочие кооперативы, они могли получить новую экономическую жизнеспособность — управление рабочих должно быть эффективнее, тем более не надо будет содержать партийных бюрократов. Другие были сторонниками постепенного перехода, подобного тогдашним планам Горбачева в Москве, — постепенное расширение сфер, в которых действуют денежные законы спроса и предложения (все больше легальных магазинов и рынков такого рода), в сочетании с мощным государственным сектором по скандинавской модели социальной демократии.
Но, как и в странах Латинской Америки, Польше сначала надо было освободиться от давления долгов и получить помощь для преодоления текущего кризиса. Теоретически именно ради этого был основан МВФ — как стабилизационный фонд для предотвращения экономических катастроф. И никакое правительство в мире не заслуживало срочной помощи в такой мере, как правительство «Солидарности», которое только что сбросило гнет коммунистического режима, впервые за 40 лет существования Восточного блока. Несомненно, после бесконечных сетований периода холодной войны по поводу тоталитаризма за железным занавесом новые власти Польши могли рассчитывать на какую то помощь.
Но этой помощи им не предлагали. Теперь экономисты МВФ и Казначейства США, пропитанные идеологией чикагской школы, смотрели на проблемы Польши с точки зрения доктрины шока. Экономический крах и огромное бремя долгов в сочетании с замешательством на фоне молниеносной смены режима означали, что ослабленная Польша находится в идеальном положении для реализации радикальной программы шоковой терапии. И финансовые ставки в этом случае были выше, чем в Латинской Америке: Восточная Европа была неприкосновенной для западного капитализма, там еще просто не существовало потребительского рынка, достойного внимания. Практически все богатства страны находились в руках государства — главного кандидата на приватизацию. Потенциальные возможности быстрого получения прибыли для тех, кто придет первым, были просто невероятными.
МФВ верил в то, что чем хуже ситуация, тем с большей охотой новое правительство совершит переход к радикальному, ничем не ограниченному капитализму, и потому давал стране возможность все глубже погружаться в пучину долгов и инфляции. Белый дом под руководством Джорджа Буша старшего поздравил «Солидарность» с победой над коммунизмом, но дал ясно понять, что администрация ожидает от «Солидарности» возвращения долгов режима, который ставил членов этого профсоюза вне закона и бросал в тюрьмы, предложив в качестве помощи лишь 119 миллионов долларов — скудное пожертвование для страны, переживающей экономическую катастрофу и нуждавшейся в фундаментальных изменениях.
В этих условиях 34 летний Джефри Сакс стал советником «Солидарности». После своего успеха в Боливии Сакс достиг феерических высот. Изумленная тем, что он успел послужить шоковым терапевтом полудюжине стран, не оставляя преподавательской работы, газета Los Angeles Times назвала Сакса — до сих пор выглядевшего типичным гарвардским выпускником — «Индианой Джонсом экономики»[531].
Сакс начал работать в Польше еще до победы «Солидарности» на выборах по просьбе коммунистического правительства. Он начал с однодневной поездки для встречи с коммунистическим правительством и представителями «Солидарности». Человеком, который вовлек Сакса в это дело, был финансист и торговец валютой миллиардер Джордж Сорос. Сорос и Сакс вместе отправились в Варшаву. Последний вспоминает: «Я сказал представителям «Солидарности» и польскому правительству, что охотно помогу им справиться с углубляющимся экономическим кризисом»[532]. Сорос согласился оплатить расходы Сакса и его коллеги Дэвида Липтона — экономиста и сторонника свободного рынка, работавшего тогда в МВФ, — по организации постоянной миссии в Польше. И когда «Солидарность» победила на выборах, Сакс начал интенсивную работу с новым правительством.
Сакс был независимым человеком, не получавшим денег ни от МВФ, ни от правительства США, в глазах многих лидеров «Солидарности» он обладал почти мессианской властью. У него были связи на высшем уровне в Вашингтоне, и он пользовался легендарной репутацией, так что мог смягчить бремя долгов и открыть поток финансовой помощи, что было жизненно важно для нового правительства. Сакс заявил, что «Солидарность» может отказаться отдавать полученные в наследство долги, и выразил надежду, что сможет найти для поддержки Польши три миллиарда долларов — куда больше, чем предложил Буш [533]. Раньше Сакс уже помог Боливии получить ссуды МВФ на жилищное строительство и провести новые переговоры о долгах, так что не было оснований сомневаться в его обещаниях.
Но за эту помощь приходилось расплачиваться: чтобы получить доступ к его связям и влиянию, правительству сначала нужно было согласиться на «план Сакса», как его называли в польской прессе, то есть на шоковую терапию.
Эта программа была еще радикальнее, чем программа для Боливии: кроме мгновенного устранения контроля цен и отказа от субсидирования, план Сакса предусматривал распродажу государственных шахт, верфей и заводов, которые должны были перейти в частный сектор. Это полностью противоречило экономической программе «Солидарности», согласно которой собственниками должны были стать рабочие; и хотя лидеры движения уже перестали обсуждать спорные вопросы этой программы, она оставалась символом веры многих его членов. Сакс и Липтон за один вечер набросали план шоковой терапии для Польши. Он занимал 15 страниц и, по словам Сакса, был «первым примером всестороннего плана преобразования социалистической экономики в экономику рыночную»[534].
Сакс верил, что Польша должна совершить этот «скачок через пропасть между общественными строями», потому что ей, кроме всего остального, угрожала гиперинфляция. А в таком случае, говорил он, это станет «потрясением основ… чистой, ничем не смягченной катастрофой»[535].
Он провел несколько индивидуальных семинаров, объясняя свою программу (иногда они продолжались четыре часа), для главных лидеров «Солидарности», а также встречался с группами недавно избранных польских чиновников. Многим из руководителей «Солидарности» не нравились замыслы Сакса — это движение возникло в ответ на рост цен при коммунистах, а теперь Сакс предлагал его членам сделать то же самое, притом куда масштабнее. Он заверял, что они могут это совершить, потому что «"Солидарность» пользуется феноменальным доверием населения, что чрезвычайно важно»[536].
Лидеры «Солидарности» не хотели тратить кредит доверия на проведение программы, которая существенно пошатнет их положение, но годы, проведенные в подполье и тюрьмах, также поспособствовали их отчуждению от своего социального базиса. Как говорил редактор одной польской газеты Пшемыслав Вельгош, верхушка движения «полностью оторвалась от своих корней… их поддерживали не заводы и промышленные предприятия, но церковь»[537]. Кроме того, руководители отчаянно искали быстрого, хотя бы и болезненного, успеха, а Сакс предлагал им именно это. «Это подействует? Вот что я хотел бы знать. Это поможет?» — спрашивал Адам Мичник, один из самых знаменитых интеллектуалов «Солидарности». Сакс решительно отвечал: «Это надежно. Это подействует»[538].
