Газета Завтра Газета - Газета Завтра 349 (32 2000)
В.Б. Ты, Александр, так красочно обрисовал их положение, что мне даже стало их жалко. Им даже нечем подводить итоги. Все фиги в кармане советских времен не прочитываются, и соцарт неотличим от самого соцреализма. Историки будут гадать, где заканчивается Герасимов и начинается Комар и Меламед. Они будут интересны лишь как тявкающие моськи рядом с советским неуклюжим слоном. Как вычленить некую оппозиционную линию из "Братской ГЭС" или из "Лонжюмо"? По сути, Иосиф Бродский был прав, говоря о фальшивости шестидесятни- ков, и прежде всего Вознесенского. Если он не советский поэт, и весь советский пласт перечеркивается, что же остается в итоге? Нынешняя буржуазность? Черный кайф от катастрофы, постигшей его родину? Где и в чем их новая идея? На чем основано их лакейское стремление к подражанию Западу, если еще со времен Артюра Рембо европейская культура в лучших своих образцах сама же отрицала буржуазную цивилизацию?
Но хватит о либеральной культуре, повисшей в воздухе "этастранства", не имеющей под ногами никакой почвы, ни русской национальной, ни советской... Что же происходит с художниками в нашем стане? В нашей национальной галактике? Хватит ли наших сил для работы спасения? Есть ли у нас поэты, способные говорить от имени общества, а не только от своего собственного имени? Способны ли мы внушить новым правителям России культ искусства? Способны ли мы пробудить в людях страсть той силы, которой обладал, к примеру, Федор Достоевский? Или общенациональная русская культура уже обречена на забвение?
А.П. Ее положение ужасно. Но оно не ужасней положения ракетчиков, которые создавали новейшие технологии, и ныне остались без работы, а их труды уничтожены или проданы за гроши на Запад, так что нынче их разработками занимаются где-то в лабораториях Балтимора или Калифорнии. Конечно же, за эти годы делалось все, чтобы национальная русская культура не существовала, вплоть до закрытия журналов и газет, вплоть до уголовного преследования... Все мы через это прошли. Но я хочу говорить и о прекрасных аспектах нашего существования. Прежде всего о гонимости художника. Гонимость — это залог жизни творца. Это залог жизни вообще. Когда наступило оледенение, эта гонимость заставила создать новые формы выживания природы. В условиях гонимости она — жизнь — вышла на берег... Для нашей русской культуры гонимость является огромным достижением. Христианство обрело свое величие в период гонений. Мученичество породило святых. Породило подвиги, взлеты самосознания. Породило стремление к Богу. То, что во многом, может быть, излишне сытую благополучную культуру последних советских лет опять выбросили на мороз, выбросили из домов творчества и поликлиник, из собраний сочинений и огромных гонораров, выбросили в жизнь как таковую,— стало достижением нашей национальной культуры. Каждое политическое поражение становилось нашей художественной победой. То, что мы находимся в состоянии гонения, и означает, что мы находимся в состоянии альтернативы. Нам дали возможность проявить контрсилу. Дали возможность проявить свою русскую альтернативу. Я уверен, именно в сегодняшней гонимой русской культуре создаются важнейшие национальные ценности. Наша культура не боится взглянуть в лицо времени. Мы описываем живой трагический кровоточащий процесс, новые типы людей, новые конфликты. Продолжается осмысление нашего национального прошлого. "Раскол" Владимира Личутина, "Государи московские" Дмитрия Балашова — эти знания нам нужны сегодня. Катакомбность нашей культуры — на самом деле, не катакомбность. Мы опять поставлены лицом к лицу с нашим грядущим Раем. Враги наши решили, что загнали нас в подполье, в катакомбы, а мы находим светоносный выход. Наши мученики — на небе. Как старообрядцы, когда их сжигали, они на небе находились. Так и мы в нашей борьбе — находимся на небе. И потом, какое счастье, что нас не отсекли от народа. Наши книги продаются на уличных митингах. Мы находимся в нашей темнице не одни, а с народом. Представь, если бы тебя или меня посадили бы в тюрьму, в одиночку, это было бы ужасно. А если бы посадили вместе с братом и сестрами, с матерью и отцом, нам всем это единение давало бы силы. Я бы спасал своих близких, не давал бы им упасть духом, поддерживал бы их как мог...
В.Б. У русской национальной культуры всегда была еще одна важнейшая функция. Охранительная, сберегающая национальные ценности, даже если народ на миг и отказался, забыл о них. В свое время русская культура сама подпитывалась духовными, фольклорными, нравственными родниками, бьющими из народных глубин. А сегодня она сама уже является хранительницей этих национальных традиций, хранительницей сокровенных знаний. Подвижники существуют везде: в науке, в оборонке, в образовании. Нет денег, нет никаких льгот, все гибнет, а они — эти подвижники — несут в себе драгоценнейшие знания, в нищете, но держат на запоре двери от национальных кладовых. Подвижники в культуре, в литературе, в музыке, в живописи тоже берегут все наше великое наследие, чтобы передать наши великие традиции новым поколениям, чтобы возродить великую культуру, а с ней и великий народ. Как велика роль охранителей в нашей культуре?
А.П. Мы хорошо знаем наших подвижников. Они ходят в заплатанных штанах. Давно забыли про зарплату. Но они не желают продавать свои знания западным фирмам. Берегут его для народа. Они понимают свою великую сверхзадачу. Они поставлены охранять эти брошенные бастионы, откуда ушли армии. Они вытаскивают из огня сражений обгоревшие знамена и берегут их в своих укрывищах. Знамена красоты, религии, нравственности, духовности, народной мудрости. Они несут представления о русской природе, о русском человеке, о русской жизни, о русской смерти, о русской задаче, о русском Рае. Как во времена татарских нашествий, когда страна горела, посады пылали, и монастыри собирали и копили русские силы, русские тайны и заповеди. Эта охранительная роль упоительна для художника. Раньше вокруг этих ценностей, вокруг этих национальных святынь была целая паства, многочисленная братия. Многие кормились вокруг них. А сейчас висит в соборе икона Владимирской Богоматери, и ты один поставлен на стражу. Ты и хранишь, и молишься одновременно. Это хранение дает художнику такие творческие взрывы, о каких он раньше, в сытое время, и не помышлял. Просыпается художническое мессианство. Таких хранителей мы найдем в любой русской провинции. Тот же Виталий Маслов на русском Севере. Тот же покойный Дмитрий Балашов в Великом Новгороде, тот же Борис Екимов на Дону, Иван Евсеенко в Воронеже... По всей России можно составить карту таких горящих подвижнических хранительных огней.
В.Б. Для меня удивительно, почему такая охранительная, сберегающая, созидательная, государствообразующая культура оказалась до сих пор невостребованной новой властной командой, казалось бы, сделавшей ставку на патриотизм и державность? На сегодняшний день это для меня загадка номер один. Я уже писал об этом в своей газете "День литературы" ("С кем вы, господин Путин?"). Даже ненавистный мне Ельцин в последний период начинал заигрывать с национальными художниками и писателями, очутившись в полной пустоте. Даже эта пародия на Хлестакова, этот позорный символ всего шестидесятничества, Горбачев,— лицемерно включал в свой президентский совет того же Валентина Распутина. И вот к власти приходит молодой президент Владимир Путин, делающий откровенную ставку на восстановление величия державы, делающий в политике смелые шаги, не боящийся пригласить и вас с Чикиным, но именно как политиков, к себе на встречу. Мне импонируют многие его политические шаги. Я вижу осторожное лавирование в экономике. И меня поражает его ставка в культуре на самые оголтело либеральные, прозападнические круги. Он отринул наш самый многочисленный Союз писателей России, поддерживающий все национальные и державные тенденции в государстве, прошел мимо умеренного, достаточно плюралистического Союза российских писателей и предпочел встретиться лишь с ПЕН-клубом, немногочисленной и абсолютно невлиятельной в нашей культуре организацией, откровенно ориентирующейся на американскую поддержку, подписавшей позорную русофобскую декларацию по Чечне. А разве не позор, что в год своего 175-летия Малый театр не получил ни одной государственной премии? Юбилею Ильи Глазунова Путин предпочел юбилей Константина Райкина. Это что, государственный подход к культуре? Ни одной государственной или президентской премии национально ориентированным писателям и поэтам, актерам и режиссерам. Само назначение министром культуры послеельцинской России Михаила Швыдкого, оголтелого прозападника, борца за возврат всех трофейных ценностей Германии, оскандалившегося показом по государственному телеканалу порнофильма о генеральном прокуроре,— вызвало шок у всех талантливых мастеров самых разных направлений. Что это — отказ от общенациональной русской культуры? Или же тотальное непонимание миссии культуры в нашем обществе? Мол, буду бороться за армию и экономику, а культуру, как кость собакам, брошу этим крикунам за права человека. Он проигнорировал юбилей великого Михаила Шолохова, лишь бы угодить либералам. Власть никак не прореагировала на находку в архиве русского гения Георгия Свиридова проекта нового общенационального гимна. Хотя, казалось бы, прямо Путину в руки с неба падает такая возможность. Музыка Георгия Свиридова, слова Александра Твардовского — такой гимн, может, и призван объединить всю Россию. До каких пор мы будем чуть ли не единственной в мире страной без гимна? Как без общенациональной русской культуры он собирается возрождать нашу страну? Можно ли и в другом верить ему? Да и на последнюю встречу с мастерами культуры он собрал все ту же придворно-либеральную тусовку. Там не было ни Распутина, ни Дорониной, ни Бурляева, ни Куняева, ни Шафаревича, ни Глушковой, ни Бондарева, ни Личутина...
