Андрей Платонов - Всемирный следопыт, 1926 № 12
«2. Мимо „лунной бомбы“ прошло много синего пламени. Причин не имею. Температура не повысилась».
«3. Полет продолжается. Никакого движения, конечно, не чувствую. Приборы, аппараты, автоматы исправны. Передайте привет Скорбу на Алдаган».
«4. На мою бомбу падает луна. Мелкий болид пронесся параллельно снаряду в одном направлении. „Лунная бомба“ его обогнала».
«5. Бомба идет резкими толчками. Странные силы скручивают ее путь, бросают по ухабам и заставляют сильно нагреваться, хотя кругом должен быть эфир».
«6. Толчки усиливаются. Я чувствую движение. Приборы звенят от тряски. Ландшафт вселенной похож на картины давно умершего художника Чурляниса, — в космическом океане кричат звезды».
«7. Качка продолжается. Звезды физически гремят, несясь по своим путям. Конечно, их движение вызывает раздражение электромагнитной среды, а мой универсальный радиоприемник превращает волны в песни. Передайте, что я у источников земной поэзии: кое-кто догадывался на земле о звездных симфониях и, волнуясь, писал стихи. Скажите, что звездная песня существует физически. Еще передайте: здесь симфония, а не какофония. Поднимите возможно больше людей на межпланетных бомбах на небо, — здесь страшно, тревожно и все понятно. Изобретите приемники для этого звездного звона».
«8. Полет спокоен, тряски нет. Половина пространства занята фиолетовыми лучами, льющимися, как влага. Что это, не знаю».
«9. Я обнаружил кругом электромагнитный океан».
«10. Нет никакой надежды на возвращение на землю, лечу в синей заре. Приборы фиксируют напряжение среды в 800 тысяч вольт».
«11. Луна надвигается. Напряжение 2 миллиона вольт. Мрак».
«12. Пучина электричества. Приборы расстроились. Фантастические события. Солнце ревет, и малые кометы на бегу
визжат: вы ничего не видите и не слышите через слюду атмосферы».
«13. Тучи метеоров. По блеску — это металл, по электромагнитным влияниям — тоже. На больших метеорах горят свечи или фонари, горят мерцающим светом. Здесь я ничего не видел дрожащего».
«14. Среда электромагнитных волн, где я нахожусь, имеет свойство возбуждать во мне мощные неудержимые бесконтрольные мысли. Я не могу справиться с этим нашептыванием. Я не владею больше своими мозгами, хотя сопротивляюсь до густого пота. Но не могу думать, что хочу и о чем хочу, — я думаю постоянно о незнакомом мне, я вспоминаю события, разрывы туч, лопающиеся солнца, — все я вспоминаю, как бывшее и верное, но ничего этого не было со мной. Я думаю о двух явственных суб'ектах, ожидающих меня на суровом бугре, где два гнилых столба, а на них замерзшее молоко. И мне постоянно хочется шить и экономить свои консервы. Я ем по рыбке, а с'есть хочу акулу. Постараюсь победить эти мысли, рождающиеся из электричества и вонзающиеся в мой мозг, как вши в спящее тело».
«15. Только что вернулся с отвесных гор, где видел мир мумий, лежащий в небрежной траве… (Сигналы не поняты. — Примечание акад. Лесюрена). Все ясно: луна в ста километрах. Влияние ее на мозг ужасающее, — я думаю не сам, а индуктируемый луной. Предыдущего не считайте здравым. Я лежу бледным телом: луна непрерывно меня питает накаленным до бела интеллектом. Мне кажется, мыслит и снаряд, и радио бормочет внятно само собой».
«16. Луна проходит мимо в сорока километрах: пустыня, мертвый минерал и платиновый сумрак. Движусь мимо медленно, не более 50 километров в час по глазомеру».
«17. Луна имеет сотни скважин. Из скважин выходит редкий зеленый или голубой газ… Я уже овладел собой и привык».
«18. Из некоторых лунных скважин газ выходит вихрем: стихия это или разум живого существа?.. Разум, наверное; луна — сплошной и чудовищный мозг».
«19. Не могу добиться причин газовых извержений: я, кажется, открою люк своей бомбы и выпрыгну, мне будет легче. Я слепну во тьме снаряда, мне надоело видеть разверзтую вселенную только в глазки приборов».
«20. Иду в газовых тучах лунных извержений. Тысячелетия прошли с момента моего отрыва от земного шара. Живы ли те, кому я сигнализирую эти слова, слышите ли вы меня?..». (С момента отлета Крейцкопфа прошло 19 часов. — Примечание акад. Лесюрена).
«21. Луна подо мной. Моя бомба снижается. Скважины луны излучают газ. Я не слышу больше звездного хода».
«22. Скажите же, скажите всем, что люди очень ошибаются. Мир не совпадает с их знанием. Видите или нет вы катастрофу на Млечном Пути: там шумит поперечный синий поток. Это не туманность и не звездное скопление…».
«23. Бомба снижается. Я открываю люк, чтобы найти исход себе. Прощайте».
Затерянные в лесах.
Приключения русских воздухоплавателей.
Рассказ пилота-аэронавта Н. Н. Шпанова.
ОТ РЕДАКЦИИ.
Быстрое развитие авиации в СССР и проникновение ее во все области жизни совершенно отодвинули на задний план свободное воздухоплавание.
Между тем Англия и Италия в Европе и Соед. Штаты в Америке усиленно заняты в настоящее время вопросами свободного и управляемого воздухоплавания. Германия, колыбель современного дирижаблестроения, только ждала снятия запрета со своих мощных верфей Цеппелина и Шютте-Ланца, чтобы показать миру истинное место большого воздушного корабля.
На первый взгляд может показаться, что при наличии таких могучих и совершенных средств воздушного передвижения, как дирижабль и самолет, не может быть и речи о полезном использовании изобретенного полтораста лет тому назад сферического аэростата.
Однако, это не так. Полезность свободного аэростата не только не упала с тех пор, а, напротив, повысилась. С развитием моторных средств воздушного передвижения расширяется и область применения сферического аэростата. Развитие авиации и воздухоплавания пред'являет новые и новые требования, как в смысле совершенства подготовки личного состава для воздушных кораблей, так и в смысле изучения воздушной среды. Никакое иное воздушное средство не дает таких исключительных удобств в руки ученых для исследования верхних слоев атмосферы, как сферический аэростат. Как школа для подготовки экипажей воздушных кораблей, он занимает также очень важное место.
Наше воздухоплавание находится сейчас в трудных условиях. Его материальная часть обветшала до последней степени. Личный состав сжат. И все-таки, несмотря на это, внутри воздухоплавательной среды ведется неустанная работа по самосовершенствованию и поддержанию знаний на известной высоте.
Для поверки состояния наших пилотов Авиахим СССР организовал 12 сентября текущего года воздухоплавательные состязания. В них приняли участие четыре аэростата.
Красные воздухоплаватели, несмотря на отвратительный газ, несмотря на устаревшую материальную часть, показали такие достижения, какие показываются на исключительно удачных заграничных состязаниях.
Не обошлось и без приключений. Аэростат «Союз Авиахим» с пилотом Канищевым и помощником пилота Шпановым был принужден сесть из-за дождя и малого запаса балласта в такой глуши, из которой экипажу пришлось добираться до жилья пешком в течение пяти с лишним суток.
Предлагаемый читателям рассказ написан специально для «Всемирного Следопыта» пилотом-аэронавтом Н. Н. Шпановым, принимавшим участие в состязаниях в качестве помощника пилота на этом аэростате.
Полет на аэростате.
— Товарищ Канищев, возьмите аптечку.
— Надобности в ней нет никакой, а выбрасывать вместо балласта все-таки жалко. Уж оставьте себе, пригодится.
И Канищев так же флегматично, как проделывает все вообще, отправляется курить.
«Союз Авиахим» просрочил уже почти час, а мы все еще треплемся на старте в ожидании, пока нам доставят альтиметр[2] взамен предназначенного нам поломанного анероида. Публике начинает надоедать длительная отсрочка. Давно уже исчез из глаз на своем маленьком «пузырике» Константинов, и желтой горошиной кажется на серо-голубом небе аэростат Карелина, а мы все сидим.
— Ну, вот вам ваш альтиметр, — заявил, наконец, помощник стартера, укрепляя на рейке под обручем черный кругляк анероида.
Канищев недоверчиво постукал ногтем по стеклу. Стрелка дрожит, как от нервного подергивания. Все в порядке.
Больше ничто нас теперь не задерживает. Влезаем в корзину. Один за другим сдаю на руки команды загруженные в корзину мешки с балластом, пока не остается четыре мешка.
Крепкий, точно рубящий слова голос:
— Дать свободу!.. Вынуть поясные!..
И восхищенно-растерянные физиономии зрителей, тесным кольцом обступивших старт, уходят вниз. Сердце болит, глядя на то, как с места в карьер Канищеву приходится травить балласт, чтобы не напороться на мачты радио, так некстати плывущие нам навстречу. Но вот и они уже в стороне. Теперь мы на чистом пути. Внизу плывет в каких-нибудь двухстах метрах Москва, отчетливо кричащая гудками авто и быстро уходящими шумами трамваев.
