А Саруханян - Рафаэль Сабатини - историк и беллетрист
Но справедливости ради следует принять во внимание по крайней мере два момента. Следуя романтическому штампу, Сабатини порой делает это столь откровенно и с таким изяществом, что невольно возникает мысль об известной доле самоиронии. Театральность у него не наивная, не от незнания дела, он использует ее как один из условных приемов жанра, ироническим оттенком открывая свое намерение. К примеру, одно из первых эффектно описанных сражений заканчивается таким вот комментарием рассказчика: "Питер Блад проводил подобного рода операции с удивительным блеском и, как я подозреваю, не без некоторой театральности. Несомненно, драматическое зрелище, разыгравшееся сейчас на борту испанского корабля, могло бы украсить собой сцену любого театра". Историю же Сабатини ставил не в голливудских декорациях, как порой его упрекают критики.
И еще один момент. "Красивые описания" не замедляют движение действия, как кружева и парики не ослабляют мужества героя. К тому же встречаются они много чаще в "Хронике" и характеризуют скорее ее "автора", шкипера Джереми Питта, безмерно обожавшего своего отважного капитана. И здесь автор опять не отказывает себе в удовольствии снабдить повествование изрядной долей иронического комментария, тем самым несколько отодвигая его от себя.
Хотя и не сразу, но уже на страницах "Одиссеи" предается "гласности тот факт, что история подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбию Джереми Питта - шкипера из Сомерсетшира", оставившего многотомный судовой журнал. Автор намекает на существование и других "источников", впрочем, не уточняя, каких именно. Но "Хронику капитана Блада" он снабжает "точным" подзаголовком: "из судового журнала Джереми Питта". В предисловии к ней (опущенном, как уже упоминалось, в русском переводе) сообщается, что "Одиссея" исчерпала все источники информации, кроме материала, оставленного Питтом. Из него было взято лишь то, что помогало проследить главную линию истории Блада. Опущенные эпизоды составляют теперь дополнительный том, который проливает свет на деятельность пиратского братства и участие в ней Блада.
Мистификация "под документ" - давняя литературная традиция. Напомним имя лишь одного писателя - Дефо, хотя бы потому, что он был современником и активным участником как раз тех событий, о которых рассказывает Сабатини. Длинное, в духе хроник XVII-XVIII веков, название произведения, которое читатели всего мира с детства знают как "Робинзон Крузо", заканчивалось неизменными уверениями, что история необыкновенных приключений моряка из Йорка "написана им самим". Дефо представлялся читателю лишь в качестве редактора рукописи, оставленной Робинзоном. В своем намерении убедить читателя в ее подлинности Дефо был вполне серьезен: его собственное имя на титуле не значилось. За прошедшие столетия мистификация стала литературным приемом, не претендующим на то, чтобы ввести в заблуждение искушенного в подобных "хитростях" читателя.
Сабатини как будто рассчитывает на то, что читатель сам убедится в документальной достоверности рассказываемой истории из жизни Блада, но тут же отходит от серьезного тона, с улыбкой добавляя: "правда, не без труда". Он доверительно сообщает, что оценкам Питта не всегда можно доверять, что с материалами его надо обращаться критически, а наградив сомнительной похвалой за трудолюбие и "бойкое перо", бранит за "многословие", столь затрудняющее отбор "наиболее существенных фактов". Называя Питта "бездарным хроникером", автор иронизирует и по поводу "исторической точности" незаменимого члена своей команды великана Волверстона: "Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая бы соответствовала его целям".
В повествовании Сабатини соединяются качества обоих его персонажей - он следует фактам, но отдает должное и воображению. В одном из своих интервью Сабатини предостерегал писателя от "стерильной учености", от перегруженности необязательными деталями, но, предупреждал он, и богатство воображения не должно помешать читателю воспринять рассказанное как правду. Приключения капитана Блада, "записанные" его "бессменным шкипером и верным другом", - приключения вымышленные. Эффект достоверности достигается тем, что они раскручиваются не сами по себе, пусть даже на реальном фоне, а с помощью Истории как надежного "пускового механизма". Видимо, и рассчитывая на его надежность, Сабатини создавал свое остросюжетное повествование без помощи таких испытанных приемов "сенсационной" литературы, как тайны и насилия. Блад таинствен для Арабеллы, которая чувствует в нем рыцаря, а видит пирата, но не для читателя, уже знакомого с его историей. Лязг мечей и запах пороха неизменно сопутствуют приключениям героя Сабатини. В рассказанных им историях происходят морские сражения, разрушают и грабят портовые города, люди гибнут в сражениях, убивают мирных жителей, но в них нет упоения насилием, сенсационности, жестокости, столь характерных для современного западного приключенческого романа. Этим, среди прочего, и объясняется возродившийся интерес к Сабатини. Восемь его романов вышли в конце 70-х годов большим тиражом в американском издательстве "Баллантайн букс", названном именем популярного английского писателя XIX века, автора приключенческих повестей для юношества. Большую часть продукции этого издательства составляет историческая беллетристика, читательский интерес к которой необычайно возрос в последнее время.
А.Саруханян
