Журнал «Если» - 2009, №1
Иногда он надеялся. Если хорошо делать свою работу, то и к нему с Ликой придет специалист. Найдет нужные слова, заставит спутника в маске уйти, признав чужое право прощать и быть прощенным. Он надеялся вслепую, не уверен, что заслужил прощение.
Даже не помня, что совершил – сомневался.
И часто просыпался среди ночи от мысли: «Что если к нам приду я? Сумею ли? Отгоню ли маску? Если не смог этого сделать раньше, не помню где, не помню как – но не смог, запнулся, усомнился…»
Любимых убивают все –
За радость и позор,
За слишком сильную любовь,
За равнодушный взор,
Все убивают – но не всем
Выносят приговор…
Чайки вернулись.
Они кружили молча, не желая тревожить чужой сон.
* * *Лика сидела рядом и смотрела на него, спящего. Думала: сказать ему потом, что он улыбается во сне, или не сказать? В итоге решила не говорить.
Все равно не поверит.
Паоло БАЧИГАЛУПИ
ПОМПА НОМЕР ШЕСТЬ
Первое, что я увидел в четверг утром, когда зашел на кухню, была задница Мэгги. Вообще-то это не самый плохой способ начать день. Фигура у нее отличная, и формы что надо, так что увидеть с утра пораньше ее симпатичную попку, обтянутую черной сеточкой ночной рубашки, это вполне позитивно.
Если бы не одно «но»: ее голова находилась в духовке. И вся кухня провоняла газом. А в руках у Мэгги была зажигалка с голубым огоньком в шесть дюймов высотой, которой она размахивала в глубине духовки, словно совершая какой-то безумный религиозный обряд.
– О Господи, Мэгги! Что ты делаешь?!
Я метнулся вперед, ухватился за подол ночнушки и рванул ее на себя. Голова Мэгги с грохотом вылетела из духовки. На плите брякнули сковородки. Зажигалку Мэгги выронила, и та покатилась по плиткам пола, закончив свой путь в углу кухни.
– А-у-а! – Мэгги схватилась за голову. – У-а-у!
Затем развернулась и влепила мне пощечину.
– Какого хрена?!
Потом по моей щеке прошлись ее когти и метнулись к глазам. Я оттолкнул ее. Она отлетела к стене и тут же развернулась, готовая вновь ринуться в бой.
– Ты что, обалдел?! – взвизгнула Мэгги. – Бесишься из-за того, что вчера в постели был полным инвалидом? Решил и меня искалечить?!
Она схватила с плиты чугунную сковородку, разбросав по конфоркам куски бекона «Заморозка-люкс».
– Ну что, ублюдок, хочешь еще попробовать, а? Хочешь? – Она угрожающе замахнулась сковородкой и ринулась на меня. – Ну же, давай!
Я отскочил назад, потирая расцарапанную щеку.
– Дура! Я не дал тебе взлететь на воздух, а ты за это хочешь вышибить мне мозги?
– Я готовила тебе завтрак! – она запустила пальцы в свою черную спутанную шевелюру и показала мне кровь. – А ты, скотина, мне голову разбил!
– Я спас твою задницу, вот что я сделал.
Отвернувшись, я стал открывать окна, чтобы выпустить газ. Вместо стекол на кухне кое-где стояли обычные картонки, которые я без труда выдернул, но одну из уцелевших рам заклинило.
– Сукин сын!
Я оглянулся как раз вовремя, чтобы увернуться от сковородки. Вырвав оружие из рук Мэгги, я грубо оттолкнул ее и снова занялся окнами. Она вернулась и, пока я тянул на себя створку окна, попыталась добраться до меня спереди. Все лицо мне исцарапала ногтями. В конце концов я опять ее отпихнул, а когда она попыталась приблизиться вновь, помахал в воздухе сковородкой.
– Щас получишь!
Она попятилась, не сводя глаз со сковороды, и завелась по новой:
– И это все, что ты мне можешь сказать? «Я спас твою задницу»? – Ее лицо пылало от ярости. – А как насчет «спасибо, Мэгги, что решила починить духовку» или «спасибо, Мэгги, что хотела накормить меня чем-нибудь вкусненьким перед работой»? – Она смачно харкнула в мою сторону, но промахнулась и попала в стену. – Сам теперь готовь свой драгоценный завтрак! Чтоб я еще когда-нибудь это делала – да никогда в жизни!
Я уставился на нее.
– Слушай, да ты тупее, чем целое стадо трогов! – Я махнул сковородкой в сторону плиты. – Проверять утечку газа зажигалкой! У тебя вообще мозги в башке есть?
– Не смей так со мной разговаривать! Ты, трогнутый…
Она запнулась на полуслове и вдруг осела на пол, словно на голову ей обрушилась лавина бетонного дождя. Просто плюхнулась на желтые плиты пола в полном шоке.
– О… – Она уставилась на меня, вытаращив глаза. – Прости, Трев, я об этом как-то не подумала. – Она посмотрела на валявшуюся в углу зажигалку. – О черт… – Она обхватила голову руками. – О-о… Bay…
Мэгги начала икать, потом всхлипывать. Когда она снова подняла на меня большие карие глаза, они были полны слез.
– Прости меня, пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, прости. – Слезы покатились ручьем, струйками стекая у нее по щекам. – Я как-то не подумала. Просто не подумала.
Я по-прежнему был настроен решительно, но Мэгги сидела на полу такая несчастная, сникшая и виноватая, что всю мою воинственность как ветром сдуло.
– Ладно, проехали. – Я поставил сковородку на плиту и снова занялся окнами. В кухне зашевелился ветерок, и газовой вони поубавилось. Когда циркуляция воздуха стала более или менее сносной, я отодвинул плиту от стены. По всем конфоркам были раскиданы ломтики бекона – мягкие, уже подтаявшие полоски свинины. «Что-то вкусненькое» в представлении Мэгги… Мой дедушка пришел бы от нее в восторг: он был ярым сторонником плотных завтраков. Вот только «Заморозка-люкс»… Полуфабрикатов он терпеть не мог.
Мэгги заметила, что я разглядываю куски бекона.
– Сможешь починить духовку?
– Потом. Мне пора на работу.
Она вытерла глаза ладонью.
– Ну вот, только бекон зря испортила, – сказала она. – Прости.
– Да ладно, ерунда.
– Я шесть магазинов обошла, пока его обнаружила. Это была последняя пачка, и мне сказали, что неизвестно, будет ли еще привоз.
На это мне нечего было ответить. Я нашел газовый вентиль и хорошенько закрутил. Принюхался. Обошел кухню. Запах газа почти выветрился.
Только теперь я заметил, что у меня трясутся руки. Попытался вытащить из ящика пакетик кофе и уронил: он плюхнулся на столешницу, словно пузырь с водой. Я положил дрожащие ладони на стол и всем весом навалился на них, чтобы унять дрожь. Тогда вместо кистей начали трястись локти. Все-таки не каждое утро едва не взлетаешь на воздух.
«А вообще-то забавно, – вдруг подумал я. – Чаще всего в газовой трубе вообще ничего нет. И вот надо же: в тот самый день, когда неожиданно дали газ, Мэгги решила поиграть в слесаря-наладчика». Я едва удержался, чтобы не захихикать. Мэгги сидела на полу посреди кухни, тихонько шмыгая носом.
– Прости меня, пожалуйста, – сказала она опять.
– Да все уже, все. Забудь.
Я снял ладони со стола. Они больше не ходили ходуном. Ну вот, уже кое-что. Я наконец разорвал пакетик кофе и залпом выпил холодное содержимое. После событий этого утра кофеин прямо успокаивал.
– Нет, правда, мне так стыдно. Я чуть не убила нас обоих.
Я собирался сказать что-нибудь язвительное – но какой смысл? Бесполезная жестокость!
– Но ведь не убила же? Значит, все в порядке. – Я сел на стул и стал смотреть в открытое окно. Желтый рассветный смог превращался в утренний, серо-голубой. Внизу начинался новый день. Его шум доносился и сюда: крики идущих в школу ребятишек, грохот ручных тележек, скрежет мотора какого-то грузовика, лязг, вой и черные облака выхлопов – все это проникало к нам вместе с летним зноем. Я нащупал ингалятор и сделал вдох, после чего заставил себя улыбнуться Мэгги. – Это как в тот раз, когда ты пыталась почистить розетку железной вилкой. Ты просто запомни, что искать утечку газа с помощью огня – не лучшая идея.
Похоже, я сказал что-то не то. Или не тем тоном.
Водопровод Мэгги заработал снова. На этот раз это были не просто всхлипы и слезы, а настоящий рев: вопли, сопли и потоки воды.
– Прости меня, прости, прости! – повторяла она снова и снова. Похоже на какой-нибудь сэмпл Йа Лу, только без прикольного инфразвукового ритма.
Некоторое время я тупо смотрел на стену в надежде просто переждать и подумывал, а не достать ли мне свой наушник и не послушать ли настоящего Йа Лу. Но сажать батарейки не хотелось, хорошие фиг достанешь. И потом, это как-то неправильно – прятать голову в песок, когда тут человек так убивается. Так что я сидел и сидел, а она все плакала и плакала, и в конце концов я сдался. Уселся на пол рядом с Мэгги, обнял ее и замер в этой позе, пока она не выплакалась.
Наконец она перестала реветь и принялась вытирать слезы.
– Прости. Я больше не буду.
Наверное, она что-то такое заметила на моем лице, потому что повторила настойчиво:
– Нет, правда! Не буду, – она воспользовалась рукавом своей ночнушки в качестве носового платка. – Я сейчас сильно страшная?
