Владимир Большаков - С талмудом и красным флагом. Тайны мировой революции
«Вся собственность других наций принадлежит еврейской нации, которая, следовательно, имеет право воспользоваться ею без каких-либо угрызений совести. Ортодоксальный еврей не обязан соблюдать принципы морали по отношению к людям других народов. Он может действовать вопреки морали, если это выгодно ему или евреям вообще» (Schultchan Aruch, Choszen Hamiszpat 348).
Подобное презрение ко всем другим нациям и верам, такое мракобесие, в духе которого раввинат воспитывал обитателей гетто, вызывало естественное неприятие иудаизма, как у прогрессивно настроенных евреев, так и у тех, кто сталкивался в жизни с хранителями и практиками «Шулхан Аруха», который представляет собой одну из кодификаций Талмуда.
В своей известной статье «Еврейский вопрос» Федор Достоевский обращает внимание именно на нетерпимость иудаизма: «. Мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если бы то не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? -рассуждает великий русский писатель. - Дали бы они сравняться с собой в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?». Вопрос риторический, но закономерный.
В своей книге «Религия в границах разума» Кант писал, что иудаизм даже не является религией, поскольку закон Моисея представляет собой лишь принудительное «общественное законоположение», «исключившее весь род людской из своего сообщества» и не знающее веры в загробную жизнь. Кант был убежден, что без такой веры «невозможно представить никакой религии; однако иудаизм как таковой, взятый в чистом виде, не содержит совершенно никакой религиозной веры». Талмуд, как известно, запрещал евреям отказываться от иудаизма под страхом смерти, а если евреи и принимали для вида христианство, то исповедовали иудаизм тайно, как мараны в Испании. Как уже отмечалось, и современные сионисты считают такими же отступниками всех тех евреев, которые всерьез, а не по-марански, выступают с критикой сионизма.
Мировой кагал, используя Талмуд и его средневековые кодификации, веками искусственно поддерживал обособленность евреев и культивировал их исключительность, как избранного народа. Им внушали, что со временем, согласно тому же «Шулхан Аруху», им будет принадлежать на земле все, от власти до богатств других народов. Вот тогда-то и наступит для них рай на земле. Идеологи сионизма нередко оправдывают самоизоляцию евреев от других наций тем, что за стенами гетто евреям легче было не только сохранить свою религию и самобытность, но и укрыться от преследований и гонений, а вера в свое превосходство над другими народами помогала евреям пережить это. Гонения действительно имели место на протяжении всей истории евреев в Галуте, но их удалось бы избежать куда меньшей ценой, если бы «избранный народ» перестал «обманывать христиан» (это из «Шулхан-Аруха»), не отказывался от интеграции в те общества, в которые он приходил в своих скитаниях, и от ассимиляции с другими народами и цивилизациями. За интеграцию евреев и даже их ассимиляцию выступали на протяжении той же истории Галута все передовые мыслители, как евреи, так и не евреи, все просвещенные правители.
До поры до времени кагалу удавалось сохранить свою власть над евреями гетто. Но «так продолжалось до тех пор, - писал В.Жаботинский, - пока не начался победоносный поход большой индустриальной революции по Европе. В течение первой половины XIX столетия почти в каждом государстве он проводил уравнение классов, разрушение замкнутых коллективов. Более всего от этого пострадали два древних «забора» - забор вокруг деревни и забор вокруг гетто. В тот момент родился и организовался с неожиданной силой активный государственный сионизм. Так как все искусственные инструменты национального обособления не могут более держаться, нужно и необходимо овладеть снова естественным способом обособляемости: национальной территорией» (Владимир (Зеев) Жаботинский. Избранное. Иерусалим, 1989).
Идеологи сионизма нередко заявляют, что в силу извечного стремления евреев вернуться на свою историческую родину, сионизм вечен, и ему, по крайней мере, два тысячелетия, точнее столько же лет, сколько прошло после разрушения Второго Храма (70 г. н. э.). В этом еще прасионисты с самого начала разошлись с ортодоксальным иудаизмом.
Попытки евреев вернуться на землю обетованную предпринимались не раз на протяжении веков. Однако уже во втором веке нашей эры против этого выступили религиозные лидеры еврейства в Галуте. Ортодоксы считали тяжким грехом попытки завоевания Палестины политическими или военными средствами до обещанного в Священном писании пришествия Мессии (Мошиаха). Согласно догмам иудаизма только посланник Божий один мог реализовать подобные святые прожекты. Неудачная попытка Бар-Кохбы отвоевать Палестину у римлян (135 г. н. э.) привела к тому, что эта точка зрения ортодоксов возобладала. Но, тем не менее, в разное время с идеей возвращения в Сион выступали разные лже-мессии, появлявшиеся то тут, то там в израильских колониях, начиная с Серено (Sereno) в 720 г. и оканчивая Саббатаем Цеви (Sabbatai-Zevi) (16261676) и Яковом Франком (Jakob Frank) в 1757 г.
Еврейское присутствие на территории Палестины фактически никогда не прерывалось, хотя и было в некоторые периоды немногочисленным, а той вовсе символическим. Начиная с XVIII века, некоторые евреи из Восточной Европы и арабских стран стали возвращаться туда. Начался процесс, называемый в еврейской традиции «Шиват Цион», то есть «возвращение в Цион» - по имени горы Цион (Сион) в Иерусалиме, название которой часто используется и как название города, и как название всей Земли Израиля.
Идея воссоздания Израиля и массового переселения туда евреев из Европы нашла поддержку ведущих европейских держав в XVIII - начале XIX вв. Так Наполеон в ходе своего египетского похода опубликовал прокламацию с призывом к евреям Азии и Африки присоединиться к нему, чтобы вернуть старый Иерусалим. В ряде европейских парламентов прозвучали выступления в поддержку этой идеи.
О том, что к ней относились серьезно, говорит тот факт, что между 1839 и 1854 гг. все основные европейские державы и Соединенные Штаты открыли свои консульства в Иерусалиме. Любопытно, что в России, в программе одного из лидеров декабристов полковника Пестеля содержалось предложение создать еврейское государство в Малой Азии. До крушения Порты было, однако, еще далеко и Англия заполучила свой мандат на Палестину только после развала Османской империи в 1917 году.
К середине XIX века в Англии сформировалось своего рода еврейское лобби, которое распространяло брошюрки с призывом помочь евреям вернуть их историческую родину.
В 1839 г. лондонская газета «Globe», рупор английского Форин офиса, опубликовала серию статей в поддержку идеи создания независимого государства в Сирии и Палестине с массовыми еврейскими поселениями. Эту идею активно поддерживал британский консул в Дамаске Генри Черчилль, отец будущего премьера Англии Уинстона Черчилля, который унаследовал от своего отца любовь к идее реставрации еврейского государства. Согласно этой идее «Новая Иудея» могла бы стать плацдармом для Англии на Ближнем Востоке, где в то время все еще доминировала Османская империя, закат которой был недалек и всячески готовился на берегах Туманного Альбиона. Этот проект с одобрением встретил тогдашний премьер-министр Англии лорд Генри Джон Темпл Пальмерстон (1784-1865). Поддерживал его и Бенджамин Дизраэли (1804-1881), талантливый писатель и премьер-министр Англии (1868, 1874-1880). Он вошел в историю, как ярый русофоб, главный организатор ликвидации Сан-Стефанского договора, по которому Россия получала ряд преимуществ после победной войны с Турцией. В бытность свою премьер-министром он не раз принимал решения, направленные на подрыв позиций России на международной арене и всячески препятствовал ее продвижению на Балканы для защиты братских славянских народов, попавших под иго Порты.
Дизраэли был евреем по происхождению и в своем романе «Алрой»[8], посвященном лжемессии, попытавшемуся захватить Палестину, писал: «Вы спрашиваете, какова моя мечта? Вот мой ответ: «Иерусалим, который все мы потеряли, по которому все мы тосковали, за который все мы сражались».
Несмотря на эти мечты, Дизраэли был трезвым политиком и понимал, что время для массового возвращения евреев в Палестину еще не пришло. Да и к тому же, как и многие «просвещенные», считал себя больше англичанином, чем евреем. У Британской империи были другие приоритеты, и она была не готова вступать в вооруженный конфликт с Оттоманской империей из-за Иерусалима. Поэтому, как и его предшественники, Дизраэли делал ставку на мирное решение и добивался от Порты не уступки Иерусалима, а свободного доступа евреев на «землю обетованную» и более благоприятного статуса для еврейских переселенцев на этой земле.
