Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Ракитин Алексей Иванович

Даже сейчас содержание экспертиз рассматривается по существу хорошо если в 3—5% судебных процессов (реально – меньше), во времена же Советского Союза экспертизы вообще не оспаривались. Их обсуждение являлось своеобразным табу, поскольку независимая экспертиза была невозможна и по умолчанию считалось, что советские эксперты и экспертизы не ошибаются! Когда Бухановский весной 1992 г – уже после распада СССР – захотел явиться в суд, чтобы дать показания в качестве независимого эксперта на процессе Чикатило, ему прокурор прямо запретил это делать, пригрозив силой остановить при попытке войти в здание. Именно после этого инцидента Чикатило отказался сотрудничать с судом и принялся имитировать душевную болезнь.

Помню, было очень примечательное дело в Ленинграде, в году, эдак, 1982, кажется, связанное с серийными изнасилованиями. Тогда за большое число изнасилований засудили мальчишку-школьника, по-моему, 9-классника, которого опознали жертвы (они оставались живы). Так вот, чтобы его гарантированно отправить на нары, судмедэксперт подделал улики (отпечатки пальцев на стакане, из которого пил насильник), мальчишку «прессанули» в пресс-хате, он во всём сознался и… лет на 7 его отправили в колонию. А через год или чуть менее поймали настоящего насильника, тому был 21 год и внешне он весьма мало походил на осужденного школьника.

Дело это «раскручивал» КГБ, как раз это была пора интенсивного разгрома Андроповым тогдашнего МВД, во всех регионах вылезала масса «ментовских» проделок, связанных с подтасовками уголовных дел, провокациями в оперативной работе и т. п. И вот у нас в Ленинграде тогда эдакая сенсация случилась! Вопросы были, конечно же, ко всем участникам движухи – милиции, прокуратуре, судебным медикам, криминалистическим отделам, все в этой истории оказались замазаны выше крыши. Хотя, по совести говоря, молодцы и девочки, ложно опознававшие «насильника», если автор не ошибается, то лишь одна из 11 или 12 потерпевших отказалась давать нужные следствию показания и заявила, что на неё нападал другой человек. А все остальные кивнули и сказали: да-да, это он! Возмутительнейшая, конечно, история, искренне жаль мальчишку, жизнь которому поломали не за понюшку табака… Одно время даже думал написать о ней, думаю, книга получилась бы убийственнее  «Уральского Монстра», да так и не собрался. Как говорится, планов громадьё, да жизнь коротка!

Упомянутый случай – один из очень немногих примеров того, как к работе криминалистической экспертизы в ту пору возникли вопросы. Когда дело дошло до явного подлога, фабрикации улики – вот тогда стали разбираться. Произошло это в том числе и потому, что в тот момент имелся политический заказ на то, чтобы раздавить Щёлоковское МВД. Его КГБ целенаправленно и давил…

Извините за это отступление, возможно, не совсем уместное, автор всего лишь хотел сказать, что для советского судмедэксперта перепутать левую ногу с правой – это почти не считается за ошибку. Критическому внимательному изучению судебно-медицинские документы в ту пору почти не подвергались – таковы были реалии…

Вернёмся, впрочем, к допросу Нартикова. Следователь обратил внимание эксперта на некоторые несоответствия между описаниями состояния трупа в протоколе осмотра места происшествия и в протоколе СМЭ. В последнем не были упомянуты поверхностные повреждения кожи числом до 10 (в своём месте мы обращали на это внимание и тогда же объяснили данное несоответствие – эксперты посчитали данные дефекты не имеющими причинной связи со смертью).

Нартиков признал небрежность и объяснил её также, как и в предыдущем случае: «Всё это произошло либо из-за моей невнимательности, либо пропущено машинисткой при диктовке прямо на вскрытии». В общем, внимательный читатель ничего нового для себя в этом протоколе не откроет.

Далее, из числа важных документов следует упомянуть заключение ещё одной – второй по счёту – комиссионной судебно-медицинской экспертизы, проведенной теперь уже Республиканским бюро СМЭ. Это весьма внушительный документ аж даже на 18 листах за подписью Главного судебно-медицинского эксперта Минздрава УССР Юрия Платоновича Шупика.

На разрешение экспертизы, продлившейся две недели – с 3 по 18 декабря – были поставлены вопросы, в точности соответствовавшие тем, что были указаны в постановлении об отмене постановления о прекращении дела. А именно: «1. Сколько времени прошло с момента наступления смерти Ивасюка В. М. до судебно-медицинского исследования его трупа? 2. Каково происхождение ссадин, обнаруженных на теле Ивасюка В. М., прижизненны они или посмертны? В частности, необходимо дать подробный механизм их образования. 3. Как влияли погодные условия в период с 26 апреля по 18 мая 1979 года на сохранение трупа Ивасюка В. М., висевшего в лесу на ветви дерева?»

Сразу скажем, что внешняя монументальность рассматриваемого документа обманывать не должна – 9/10 этой экспертизы представляет собой пространное цитирование документов, уже имеющихся в деле и разобранных в настоящей книге. Каких-либо сенсационных открытий ждать от посмертной экспертизы по этому делу вряд ли приходилось, поскольку сохранность тела была хорошей, а первая судебно-медицинская экспертиза являлась достаточно полной и точной в своих выводах. Поэтому не станем пересказывать содержание всех 18 листов, а приведём только ответы на поставленные вопросы, данные комиссией экспертов.

На вопросы 1 и 3 ответ оказался общим: «Выраженность трупных явлений (трупные пятна, не меняющие своей окраски [при надавливании – прим. А.Р.]), отсутствие трупного окоченения, зелёное окрашивание кожи живота, лобной области и верхней губы, высыхание кожи лица, шеи и кистей рук, с учётом метеорологических условий окружающей среды, даёт основание считать, что с момента смерти до времени судебно-медицинского исследования трупа 19.05.79 г прошло порядка трёх недель. Погодные условия в период с 26 апреля по 18 мая 1979 года препятствовали интенсивному развитию гнилостных процессов. Вместе с тем, они способствовали развитию процессов высыхания, проявившихся в особенностях странгуляционной борозды (плотная, серо-жёлтого цвета), а также появлении на разных участках тела плотных пергаментных пятен красновато-жёлтого и чёрно-синего цвета.»

На 2-й вопрос, связанный с механизмом образования ссадин, комиссионная экспертиза ответила следующим образом: «Поскольку при I и II гистологическом исследовании кожных покровов из области ссадин предплечий реактивные изменения отсутствовали, следует считать их посмертными, как и ссадину в области правой голени, подобную остальным по внешнему виду. Что касается механизма образования ссадин, овальной и округлой формы, размерами от 1,0*0,5 см до 0,5*0,3 см красновато-синюшного цвета, то они возникли от незначительных внешних воздействий на труп, среди которых нельзя исключить насекомых. С учётом имеющихся данных детальнее судить о механизме образования указанных ссадин не представляется возможным.»

Тут даже и комментировать нечего. То ли насекомые кусали… то ли не кусали… то ли не насекомые… подберите ответ, который вам больше нравится!

Резолютивная часть второго постановления о прекращении уголовного дела (от 17 января 1980 г).

А 17 января 1980 г старший следователь Львовской областной прокуратуры Шимчук, получив из Киева все документы, подписал вполне ожидаемое и единственно возможное по результатам расследования постановление о прекращении уголовного дела. После пространного – на 7 страницах! – цитирования знакомых нам протоколов, он констатировал, что следствием установлено следующее:» (…) Ивасюк В. М. совершил самоубийство, находясь в болезненном состоянии психической деятельности, в депрессивной фазе циклотимии.» И подытожил: «Уголовное дело по факту смерти Ивасюка Владимира Михайловича дальнейшим производством прекратить за отсутствием события преступления».