Лев Шильник - Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции
Гиббоны отделились от общего ствола предков рода Homo самыми первыми, намного раньше других человекообразных обезьян. Это случилось примерно 25 миллионов лет назад. Однако многие ученые убеждены, что Homo sapiens, тем не менее, унаследовал древнюю программу парного брака, пусть даже в ослабленной форме. Косвенным образом об этом свидетельствует не только сохранившийся у человека инстинкт ревности, который напрочь отсутствует у человекообразных, но и несомненная (хотя стертая и неочевидная) потребность заботиться о своей женщине и ее детях, чего опять же начисто лишены почти все высшие приматы.
Еще раз напомним, что репродуктивное поведение большинства животных предельно функционально, и обезьяны здесь совсем не исключение. Пары сходятся только тогда, когда вероятность зачатия максимальна. Например, самки многих видов низших приматов могут быть оплодотворены только во время овуляции (выход зрелой яйцеклетки из фолликула яичника), которая приходится на середину менструального цикла. При этом внешние признаки наступившей овуляции настолько очевидны, что ошибиться невозможно. О готовности к спариванию самка сигнализирует увеличением половых органов, набуханием молочных желез, специфическим запахом выделений и демонстративным поведением, поэтому самец всегда знает, какой самке адресовать свое половое поведение, а какой — нет. Более того, если какой-нибудь самец ошибется, у него все равно ничего не выйдет, потому что вне фазы овуляции самка, мягко говоря, не жаждет любви. Отношение к половому акту в этот момент у нее резко негативное, она предельно агрессивна и просто не подпустит самца.
А вот у женщин Homo sapiens наступление овуляции никак внешне не проявляется: не только мужчина, но и сама женщина не знает в точности, когда половой акт может привести к зачатию, а когда — нет. Однако самое поразительное — даже не скрытая овуляция как таковая, а перманентная готовность женщины к половым контактам с момента полового созревания. Женщина способна к спариванию не только на протяжении всего месячного цикла, но даже во время беременности и кормления грудью. Наряду с пользованием огнем и речью это уникальная особенность нашего вида, которая у других животных практически не встречается. Такую избыточную любвеобильность, не связанную с продолжением рода, специалисты называют гиперсексуальностью.
Женская гиперсексуальность очень долго не давала покоя биологам, поскольку выбивалась из общего ряда. Ученые пребывали в растерянности, не находили вразумительного объяснения этому загадочному феномену. Природа бережлива, ее не упрекнешь в бессмысленной расточительности. Она никогда ничего не делает просто так, все ее решения имеют или имели какую-то цель. Возникает вопрос: чему служит избыточная способность к половым контактам, превышающая репродуктивные потребности вида? Как она могла вообще возникнуть при условии абсолютного доминирования самцов у обезьян открытых пространств?
Ситуация стала понемногу проясняться, когда зоологи обнаружили обезьян с похожим стереотипом полового поведения. Такими обезьянами оказались мартышки верветки, живущие в групповом браке.
Предоставим слово В.Р. Дольнику.
«В отличие от обезьян с другими формами брачных отношений самки верветок способны спариваться и в те периоды, когда они не могут быть оплодотворены, — задолго до наступления овуляции, а также после оплодотворения, во время беременности. <…> Самцы верветок не очень доминируют над самками и поэтому не могут спариваться с ними по своему усмотрению. Они должны предварительно перевернуть доминирование и начать делиться с самкой пищей. Только с таким самцом самка будет спариваться. Этологи называют спаривание самки за подачку «поощрительным». Этим приемом самка верветки заставляет самца кормить ее и до беременности, и во время. Более того, она стремится «повязать» поощрительным спариванием как можно больше самцов в группе, ведь каждый из них приносит ей подачки и каждый принимает ее детенышей за своих».
Давайте сначала разберемся с инверсией доминирования. Что это за штука, чему служит? Как мы помним, идиллического равенства полов у животных практически никогда не бывает — кто-нибудь обязательно берет верх. Если же такой эволюционный прокол все же изредка случается, это прогностически неблагоприятный признак, поскольку оборачивается для вида чувствительными неприятностями. Например, у некоторых видов птиц насиживать яйца могут как самки, так и самцы, а вот отчетливого доминирования какого-либо пола у них нет. Поэтому несчастные пернатые никак не могут договориться между собой и решить дело полюбовно. Вся их жизнь проходит в непрекращающихся попытках принудить друг друга к исполнению родительского долга. В большинстве случаев одна из сторон все-таки одерживает победу, но нередко отчаянное противоборство оканчивается ничем, и в результате 30 % кладок попросту погибает, так как их некому насиживать. Таким образом, если доминирование одного из полов не абсолютно, природа вынуждена изобретать специальные механизмы, чтобы сделать противоположный пол как можно более привлекательным, хотя бы на момент спаривания и ухода за потомством. Этой цели как раз и служит инверсия доминирования.
Агрессивный в обычное время и не терпящий возражений самец в период ухаживания (или токования) переворачивает доминирование и переходит в подчиненное положение, чтобы не напугать самку. Он становится совершенным лапочкой, всячески демонстрирует, что будет вести себя тише воды и ниже травы, готов исполнять любые прихоти предмета своих воздыханий. У многих видов инверсия доминирования распространяется исключительно на период спаривания: как только оно произошло, самец теряет к самке всякий интерес, и все возвращается на круги своя. У тех же видов, где необходима продолжительная забота обоих родителей о потомстве, инверсия доминирования может растягиваться на все время выхаживания детенышей. Биологический смысл подобного феномена очевиден. Это способствует выживанию наибольшего числа детенышей и в конечном счете служит процветанию вида.
А каким образом заинтересовать самца, как покрепче привязать его к самке и заставить проявить хотя бы минимум внимания к судьбе собственных детей? Надо сделать самку способной к спариванию как можно дольше, а не только в период овуляции. Приобретя способность спариваться не только для продолжения рода, она обеспечит себе внимание со стороны самца (или нескольких самцов), и проблема будет решена. Широко практикуя поощрительное спаривание за кусок хлеба с маслом, самка окажется в выигрыше и обеспечит полноценным питанием не только себя, но и свое потомство. Как мы помним, у человекообразных обезьян и павианов инверсии доминирования нет вовсе: самки этих приматов совершенно подавлены могучими самцами, которые спариваются с ними по своему усмотрению, не проявляя даже тени заботы ни о самках, ни об их детях. У многих других приматов инверсия доминирования ограничивается только лишь периодом спаривания, а забота о потомстве опять-таки отсутствует напрочь. Растягивать инверсию естественный отбор посчитал нецелесообразным, поскольку самки обезьян многих видов (в том числе человекообразных) неплохо справляются с воспитанием детенышей и без помощи самца.
А вот верветки, которые однажды перешли к жизни в открытых ландшафтах, выбрали другой путь — групповой брак с заботой самцов о детях. По единодушному мнению зоологов, это было оптимальное решение, поскольку верветки — некрупные и слабо вооруженные обезьяны, а смена среды обитания немедленно сделала их жизнь гораздо более суровой. Обремененной детенышами самке стало очень трудно добывать полноценную пищу, и отбор нашел выход из положения, изменив ее физиологию. Самки верветок могут спариваться за два месяца до начала овуляции и на протяжении всей беременности, то есть они доступны как сексуальный объект более полугода. По некоторым оценкам, за столь длинный период они успевают спариться с 60 % самцов в группе, и все эти самцы делятся с ней пищей, потому что считают ее детенышей своими.
Имеются серьезные основания полагать, что отдаленные предки человека проделали похожий эволюционный путь. Пока они жили на деревьях и кушали в свое удовольствие свежие фрукты и сочные побеги, все было просто замечательно. Изобильная и сравнительно безопасная среда обитания способствовала процветанию вида. Такое приобретение, как большой мозг, им было не нужно. По всей вероятности, в ту пору основной формой регламентации отношений полов был парный моногамный брак, как у современных гиббонов. В противном случае, совершенно невозможно объяснить происхождение чувства ревности у людей (оно присуще не только мужчинам, но и женщинам). Когда же третичные леса стали съеживаться и постепенно сошли на нет, обезьянам пришлось спуститься на землю и приступить к освоению открытых ландшафтов. Но африканская саванна — это не рай. Надо изрядно потрудиться, чтобы добыть еду, а вот опасных хищников сколько угодно. Суровые условия новой среды обитания пришли в противоречие с парным моногамным браком, который уже не мог обеспечить не только процветания вида, но даже просто выживания. Сравнительно небольшой примат мог противостоять многочисленным вызовам открытых пространств африканской саванны только сообща, поэтому первобытный коллектив должен был принять форму жесткой иерархической пирамиды, какую мы видим, например, у павианов. Но сохранение парных отношений в сплоченной и построенной на иерархии социальной группе в значительной степени затруднено, поэтому совсем не удивительно, что и человекообразные приматы, и павианы перешли к обобществлению самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. У этих видов обезьян, как мы уже не раз отмечали, самцы не заботятся о самках, не кормят их и совершенно равнодушны к судьбе своих отпрысков. Забота о потомстве целиком и полностью ложится на плечи самок.
