Уильям Ирвин - "Матрица" как философия
По ходу фильма отражения Нео иллюстрируют его попытки примирить две противоположные стороны своей личности. Он стремится согласовать противостоящие друг другу отражения жизни: жизнь в Матрице и жизнь в «реальном мире». Следуя в этом направлении, похожая на переход в нирвану трансформация Нео в «Избранного» может быть истолкована следующим образом: преодолев противоречие между отчужденной и неотчужденной жизнями, Нео перешел на новый уровень диалектического мышления, стал цельным и больше уже не мечется между двумя мирами. Значительное противоречие между «Матрицей» и марксистской теорией состоит в том, что быть «Избранным» в «Матрице» значит всего лишь перейти на следующую ступень бесконечной эволюции. Иными словами, у «кроличьей норы» нет дна.
САЙФЕР И ТОВАРНЫЙ ФЕТИШИЗМ
В сцене «Сделка о блаженстве» Сайфер сидит за столом а ресторане напротив агента Смита. Он сосредоточенно нарезает большой, сочный кусок филе. Слышен звук ножа и вилки, перемещающихся по изящной фарфоровой тарелке, в стакане нежно шепчет красное вино. Сайфер готов к измене. Ему надоела жизнь солдата сопротивления. Проведя без малого десять лет на «Навуходоносоре», он сдался и теперь хочет продать всю команду за шанс вновь стать «коппертопом», подключенным к Матрице. Агент Смит задает последний вопрос, но, прежде чем ответить, Сайфер говорит:
Я знаю, что этот бифштекс не существует. Я знаю, что когда кладу кусочек в свой рот, Матрица сообщает моему мозгу, что он сочный и вкусный. Знаете, что я понял за девять лет? Неведенье — это блаженство.
Последние слова Сайфер произносит, откусывая филе. В конце сцены вертикальные струны арфы превращаются в вертикальные линии безликого зеленого кода, бегущего вниз на мониторах «Навуходоносора».
Сайфер прекрасно сознает бессмысленность бифштекса, который он ест. Он знает, что его не существует. Следуя терминологии марксизма, бифштекс—это товар, а блаженство, которого жаждет Сайфер, — это товарный фетишизм. В главе «Товарный фетишизм» в первом томе «Капитала» Маркс пишет:
Итак, откуда же возникает загадочный характер продукта труда, как только этот последний принимает форму товара? Очевидно, из этой самой формы. Равенство различных видов человеческого труда приобретает вещную форму одинаковой стоимостной предметности продуктов труда; измерение затрат человеческой рабочей силы их продолжительностью получает форму величины стоимости продуктов труда; наконец, те отношения между производителями, в которых осуществляются их общественные определения труда, получают форму общественного отношения продуктов труда.
В этой главе Маркс описывает типичные отношения между нами, трудящимися всего мира, и производимыми нами продуктами. Некоторые термины, используемые Марксом, не сразу становятся понятны, например «продукт труда» и «отношения между производителями». Однако все проясняется после разбора основных понятий. Маркс считает, что любой товар в мире — автомобили, компьютеры, программное обеспечение, обувь, мебель и книги — существует только потому, что кто-то использовал для их создания свою «энергию труда». Даже деньги, которые нужны нам для покупки товара, — часть чьего-то труда.
Проблема в том, что мы, работники всего мира, «фетишизируем» приобретаемые товары. Другими словами, мы часто не видим того факта, что товары, которые мы приобретаем, произведены такими же людьми, как мы. Обувь, которую мы покупаем на заработанные деньги, сделана рабочими для рабочих. Мы часто слышим рассказы о нещадной эксплуатации азиатских рабочих, но все равно покупаем кеды любимой марки. Мы едем в машине на свою работу, не думая об условиях труда рабочих, собравших эту машину. Игнорируем мы эти отношения или нет, каждый из нас в той или иной степени подвержен «товарному фетишизму».
Вернемся к вопросу, который управлял скрытыми побуждениями Нео; Маркс бы расширил объяснение Морфеуса. Разумеется, Матрица — это мир иллюзий, целью которого является контроль над людьми. Кроме того, Матрица — это суммарная «энергия труда» всех людей, вырабатываемая каждый день и каждый час. Каждый образ и каждый запах в Матрице — это продукт труда людей. Необъяснимым образом эта реальность «становится фетишем» или, как говорит Сайфер, блаженным неведеньем. Как было сказано в цитате из Маркса, «отношения между производителями, в которых осуществляются их общественные определения труда, получают форму общественного отношения продуктов труда». Иными словами, классовое единство мировой рабочей силы скрывается товарным «миром иллюзий», с которым мы сталкиваемся напрямую. Рабочие не могут объединиться потому, что их общий опыт как класса трудящихся скрыт за слащавыми вкусами, звуками и внешностью товаров. В бифштексе, который ест Сайфер, нет ничего мистического. Он прекрасно знает, что сочность и вкус поставляются «электростанцией». Но он больше не может противостоять слащавому миру Матрицы, чтобы продолжать есть «неподдельные» помои и жить как «неподдельный» нищий.
ОТ ЧЕГО МЫ ДОЛЖНЫ ПРОСНУТЬСЯ?
Является ли «Матрица» частью «неподдельной» капиталистической Матрицы? Марксисты XX века Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно дали бы утвердительный ответ. В своем эссе «Культуриндустрия: Просвещение как обман масс» они утверждают, что средства массовой информации — радио, телевидение и кино — поднимают на новый уровень «товарный фетишизм» в капиталистическом обществе.[175] Настоящий мир иллюзий — это «неземной мир» голливудских ценностей и корпоративных торговых марок, навязывающий нам свою приторную сладость, и марксисты хотят, чтобы мы «очнулись» от него. Парадоксально, но «Матрица» является частью той индустрии культуры, против которой выступают Хоркхаймер и Адорно. Но как такое возможно? Кажется несомненным, что это фильм об эксплуатации и широкомасштабном сопротивлении. Или все же нет? Одной из самых сильных идей Маркса относительно эксплуатации рабочей силы при капитализме является теория прибавочной стоимости. Маркс хотел выяснить, как и откуда капиталисты получают прибыль. Досконально изучив все аспекты капиталистического производственного цикла, он пришел к следующему выводу: капиталисты получают прибыль, или прибавочную стоимость, платя рабочим меньше, чем те заслуживают. Обычно считается, что для получения прибыли необходимо точно улавливать ритм изменения спроса и предложения — капиталисты, мол, продают товар, когда могут назначить цену, превосходящую стоимость производства. Маркс понимает, что это случается слишком редко, чтобы быть постоянной основой получения прибыли. Он также понимает, что стоимость сырья, необходимого для производства, постоянна. Единственная величина, которую капиталисты могут регулярно изменять, — плата за труд. Маркс утверждает, что капиталисты стараются платить рабочим столько, чтобы те едва могли сводить концы с концами, остальное они оставляют в своих руках. Если трудящийся отрабатывает восьмичасовую смену, ему обычно платят за пять или шесть часов: оставшиеся два-три часа являются источником прибыли капиталиста.
«Матрица» — незабываемый фильм, но даже он не может убедить зрителей «проснуться» и бороться против эксплуатации, которая превращает большинство из нас в «коппертопы» реального мира. Ему это не удается, в частности потому, что в нем не показано, чего лишается человечество, подключенное к Матрице. Возможно, взаимоотношения двух разумных видов—людей и машин — не являются символичными, и мир иллюзий, в который хочет вернуться Сайфер, не так уж плох. Он выглядит достаточно стильно и урбанистически, в нем есть «действительно хорошая лапша», стабильная работа и прикольные ночные клубы. Людям приходится вырабатывать энергию, но Матрица так красочна и имеет неограниченную пропускную способность! Иными словами, люди работают и получают ровно столько, сколько заслуживают.
Если бы «Матрица» содержала марксистский призыв проснуться, мир иллюзий Матрицы был бы снят в черно-белых тонах, символизируя степень эксплуатации машинами энергии «коппертопов». Если бы Матрица была черно-белой, а «реальный» мир «Навуходоносора» — цветным, возможно, революционное будущее, за которое боролось человечество, выглядело бы ярким и красочным, как страна Оз, когда Дороти попрощалась с Канзасом.
19. СИМУЛЯЦИЯ В «МАТРИЦЕ» И ЭПОХА ПОСТМОДЕРНА
Дэвид Веберман
Рассмотрим следующую гипотезу: между 1966 и 1974 годами мир изменился. Можно сказать, что именно наш мир изменился. И существенно. Хотя это и не бесспорно, многие ученые и историки верят в то, что в течение этих лет мы вступили в новую эру, оставив позади эпоху модерна, и обнаружили себя в совершенно иных обстоятельствах. Сейчас мы находимся в том времени, которое описывается как эпоха или состояние постмодерна.