Китай в эпоху Си Цзиньпина - Зуенко Иван Юрьевич
Внешне все вроде бы стало как прежде. В январе вновь открылись для пассажирских перевозок сухопутные пограничные переходы на российско-китайской границе. Почти трехлетняя пауза в трансграничных контактах официально завершилась. В марте 2023 года Си Цзиньпин совершил свой девятый визит в Москву. Тогда же китайские консульства начали выдавать туристические визы, а в августе был восстановлен безвизовый обмен туристическими группами.
Однако на самом деле пандемия поставила перед Китаем очень серьезные вопросы, и ответы на них в полной мере пока еще не получены. Почему система принятия и реализации решений оказалась столь негибкой и не смогла вовремя сориентироваться в изменившейся ситуации, доведя дело до «выстрела в ногу» в виде «шанхайского локдауна» и народных протестов? Не кроются ли причины в побочных эффектах того процесса централизации власти и насаждении страха в чиновниках, который продвигал Си Цзиньпин все десять лет нахождения у власти? И как будет реагировать система, столкнувшись с новым похожим вызовом? Справится ли она и с ним?
Очерк двадцать первый. «Воссоединение Родины» под вопросом. Конец концепции «Одна страна, две системы»
Главным внешнеполитическим достижением периода реформ стало мирное возвращение Китаю Гонконга и Макао, бывших колоний Великобритании [238] и Португалии [239]. С 1997 и 1999 года соответственно две бывшие колонии существуют в составе КНР в статусе «особых административных районов» с широкой автономией (имеющимися соглашениями предполагается, что она будет действовать по 50 лет с момента возвращения в состав КНР, но может быть и продлена), собственными администрациями, избирательным законодательством, визовым режимом, спортивными сборными. Так реализуется предложенная Дэн Сяопином концепция «Одна страна, две системы»
Существование этой концепции и ее относительный успех неразрывно связаны с идеей кайфан (открытости Китая внешнему миру). Предполагалось, что в рамках единого национального государства можно будет объединить территории, отпавшие от материкового Китая и в силу исторических обстоятельств выбравшие иной путь, отличный от построения социализма. Реализация принципа «Одна страна, две системы» позволяла безболезненно завершить процесс деколонизации — окончательно закрыть те самые «сто лет унижений», преодоление которых является ключевой задачей китайской Компартии. Гонконг и Макао выглядели тестовыми площадками этой концепции, но настоящей «вишенкой на торте» был Тайвань.
Тайвань тоже в свое время являлся колонией зарубежной державы (принадлежал Японии с 1895 по 1945 годы), но к началу реформ проблема заключалась не в колониальном прошлом, а в том, что Тайвань представлял собой альтернативный Китай. С 1949 года здесь де-факто существовало независимое государство под властью партии Гоминьдан. Она проиграла коммунистам гражданскую войну, но сохранила власть над Тайванем [240]. В 2000 году Гоминьдан впервые уступил власть на острове Демократической прогрессивной партии (ДПП,
С усилением влияния ДПП перспективы мирного воссоединения Китая по принципу «Одна страна, две системы» начали рассеиваться. Все окончательно осложнилось в десятилетие правления Си Цзиньпина и оказалось связано с двумя главными причинами.
Во-первых, «тайваньская карта» — слишком удачный рычаг воздействия на КНР, сдерживающий его развитие, и США, заинтересованные в отвлечении Пекина от других задач, не могли им не воспользоваться. Во-вторых, именно в правление Си ситуация в Гонконге дошла до того, что Пекин фактически ликвидировал реальную автономию, оставив лишь ее внешние проявления. Апелляции к гонконгскому опыту стали мощным козырем ДПП в борьбе за власть и дальнейшее продвижение тайваньской идентичности. А Пекин заметно отдалился от решения своей магистральной исторической миссии — «воссоединения Родины»
Понимание этого рождает у части наблюдателей, как в самом Китае, так и за его пределами, ожидание скорого разрешения «тайваньского вопроса» — в том числе, если понадобится, силой. Однако поддержка Тайваня американцами означает, что возможная военная операция в Тайваньском проливе приведет к масштабной войне. Эта война способна как сделать Китай самой великой державой в мире, так и похоронить КНР в том виде, в котором она существовала последние 75 лет. О том, какие перспективы разрешения «тайваньского вопроса» существуют на момент написания книги (январь 2024 года), поговорим в самом конце. Но сначала все же разберемся, почему концепция «Одна страна, две системы» дала сбой.
Последний великий фильм гонконгского кино, снятый режиссером Вонг Карваем
Несмотря на то, что до «часа икс» еще двадцать с лишним лет, город уже давно «сидит на чемоданах». Финансовый центр Восточной Азии переместился в Шанхай. Гонконг теряет свой функционал посредника между внешним миром и Китаем, так как бизнес сейчас предпочитает работать с КНР напрямую. По части технологий и инноваций континентальный Китай уже обогнал Гонконг, который некогда называли «городом будущего». Сейчас новшества идут из КНР в Гонконг, а не из Гонконга в КНР, как ранее.
Многие задумываются об эмиграции, исчезает былой лоск зданий и улиц. Медленно, но верно континентальный Китай поглощает гонконгскую экономику, политику и даже городскую среду. После 1997 года в Гонконг хлынул поток богатых китайцев с континента, что привело к резкому росту цен на недвижимость, проблемам с доступом к инфраструктуре образования и здравоохранения. Нагрузку со стороны выходцев из КНР испытал и рынок труда. В низкооплачиваемом сегменте конкуренцию местным составляют континентальные китайцы, готовые работать за меньшие деньги. А выпускники престижных международных школ из КНР, свободно говорящие на английском и путунхуа
Все это рождает протест, который со стороны выглядит скорее жестом отчаяния, чем рациональным действием. «Идеей фикс» для гонконгских протестующих является реформа избирательной системы — а именно получение ими права избирать главу Гонконга напрямую, в ходе всенародных выборов, без посредничества Пекина (при этом в колониальный период гонконгский генерал-губернатор назначался Лондоном без каких-либо выборов, даже номинальных). Тенденции в сторону укрепления власти Компартии и разрыва сотрудничества с Западом, со всей очевидностью наметившиеся при Си Цзиньпине, отпугнули Гонконг от материка еще больше.
«Ты любишь Китай?» — спросил меня однажды мой приятель, молодой гонконгский журналист (естественно, китаец по национальности). — «Любишь, да? А я его ненавижу». И эти настроения в целом характерны для всего гонконгского общества.
