СБОРНИК - ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД
Сколько раз он слышал такое! Упреки, слезливые жалобы, ярость вновь прибывших, попытки избить негодяя, затащившего доверчивых клиентов неведомо куда – все это уже было. И всегда кончалось покорностью… у тех, кто нашел в себе силы жить.
Можно сказать и иначе: у тех, кто не нашел в себе сил умереть.
– Витя, дай ему денег, пусть подавится! – сквозь слезы выкрикнула женщина.
– Заткнись! – рявкнул на нее муж и, поколебавшись, снова обратился к проводнику, сбавив тон: – Слышь, мужик, тут такое дело… Ты не бери в голову. Я погорячился, ты погорячился, что было, то прошло. Забыли, а? Я ведь хочу, чтобы все по уму было. Ты ведешь, мы платим. Денег у нас, правда, не вагон, но неужели два нормальных мужика между собой не договорятся? Так что скажешь, а? Отведешь?…
– У вас много денег, и это хорошо, – сообщил проводник. – Будет чем подтираться на первых порах. Потом научитесь подмываться, вода рядом.
– Слышь, мужик, не борзей!
– Вы что, еще не поняли? – Проводник слегка повысил голос, впервые показав, что и его терпение имеет границы. – Этот оазис – одно из лучших мест во всей округе. Не желаете в нем жить – уходите. Это моя земля. Если останетесь, будете платить. Отдавать десятую часть урожая. Ну, иногда получите от меня кое-какие полезные мелочи…
Мужчина медленно наливался свекольным цветом. Мальчишка разинул рот. Женщина истерически захохотала.
– Да он издевается над нами!…
Подняв глаза к бесцветному небу, проводник сделал глубокий вдох.
– Запоминайте с одного раза, повторять не стану. В коттедже в мешках зерно – это еда. Три мешка стоят отдельно, это посевной материал. Посуда в коттедже. Зажигалка у вас есть, но ее надо экономить. Дрова – вон те кусты наверху – их тоже надо экономить. И еще: удаляться от котловины дальше ста шагов смертельно опасно. Вот те зеленые посевы – рис. Он должен расти в воде. Со дна котловины бьют ключи, но их не хватает. Тогда надо черпать воду из колодца и спускать ее вон в тот желоб. Чем скорее начнете, тем лучше. Видите, палка торчит? Она должна стоять в воде, тогда рису будет хорошо. Вон там – участок для рассады, он сейчас пуст. Желтые поля по склонам – овес и пшеница. Когда наступит время жатвы, я вернусь и подскажу, что делать. В коттедже на стене висит серп, самодельный, зато настоящий, его берегите особо… Там огород, но на первых порах на него не рассчитывайте – запущенный. Рис и овес – ваша главная еда, запомните это накрепко. Придется трудиться, лентяи на Плоскости мрут от голода.
– Ну ни хрена себе, – только и сумел вымолвить глава семейства, продолжая багроветь и по-рачьи пуча глаза.
– В общем, устраивайтесь. Привыкайте. Скоро я вас навещу. А сейчас мне пора, меня ждут другие…
– Э, ты погоди… – Казалось, мужчину вот-вот хватит удар. – Стой, говорю! Мужик, ты чего это?… Мы тебе что тут – рабы крепостные?
– Я не мужик, – флегматично возразил проводник.
– Ха, значит, баба?
– Феодал. Мужики работают на земле, феодал этой землей владеет. Доступно?
– Ты чё, перегрелся? Стану я тебе работать в поле! Маш, ты слыхала – я в поле!
– Все трое, – сказал проводник. – Плантация большая, одному тебе с ней не справиться. Твой предшественник едва успевал поворачиваться.
– Давай веди нас отсюда в нормальное место!
Проводник смерил кряжистого долгим-долгим взглядом. Да, тяжелый случай…
Надо было сразу встречать их по модели «хозяин» и жестко диктовать условия. Вот так и расслабляешься, если несколько клиентов подряд в этом не нуждаются. Сперва решил: и эти сами допрут, что к чему. Обрадовался – в кои-то веки встретил соотечественников! Эх, Россия… Неужто главная твоя беда – россияне?
– Не советую идти за мной в хвост, – сказал он. – Где пройду я, там пройдет не всякий. Я ведь вас теперь беречь не стану – чего ради? Ну, идешь? Иди. Через час будешь мертвый, это я тебе обещаю…
Уходя, он слышал, как жена пилит мужа, называя его кретином и тряпкой, и как муж угрюмо отругивается. А десятилетний Борька в диспуте не участвовал – он был занят исследованием нового места жительства. Кажется, оно ему даже нравилось.
Давно остался позади оазис с оставленной в нем непростой семейкой, а душевное спокойствие так и не вернулось. Фома был очень недоволен собой. Потерял уйму времени. Отдал скверным людям хороший оазис. Не самый лучший, тут он немного приврал, но все же вполне приличный, многие оказались бы ему рады. Надо было сразу плюнуть на таких клиентов и бросить их подыхать, а нет – отвести к Трем Дюнам. Так вышло бы лучше – уж во всяком случае для плантации. Можно себе представить, как они там нахозяйствуют…
Помешал мальчишка, мелкий шкет, из которого родители еще не успели вылепить свое ухудшенное подобие. Пусть, по восточной поговорке, сын – это полтора отца, но он-то пока в чем виноват? Родителей не выбирают. Станет повзрослее – тогда ему можно будет предъявить счетец. Начиная с некоторого возраста каждый обязан воспитывать себя сам. А молодец пацан, фу-ты ну-ты, боевым петушком налетел, защищая папашу…
Тот ему этого долго не простит.
Обремененный ненужными мыслями, Фома едва не влетел во внезапно открывшийся черный провал – круглый колодец никем еще не измеренной глубины. Провал был средних габаритов, метра два в диаметре. Обругав себя за лопоухость, Фома сделал шаг назад. Провал остался на месте, но как будто уменьшился вдвое. Еще шаг назад – и дыра в твердой земле исчезла. Полшага вперед – вот она, совсем маленькая, сильно искаженная, рождающаяся как бы из ничего. Одна из подлых ловушек Плоскости и, кстати, одна из наименее гибельных. Конечно, кто упал в дыру, тот пропал, тут и говорить нечего, но черные провалы страшны лишь раззявам. Гляди под ноги – вот и вся профилактика.
Может, и хорошо, что в мутном небе Плоскости не бывает ни светил, ни облаков. Астрономы, метеорологи и эстеты гибли бы пачками. Этот мир с трудом терпит земледельцев и совершенно не выносит мечтателей. Раззявил варежку, загляделся, отвлекся на постороннее – сам виноват.
Километр за километром оставались позади. Как всегда, налетали шквалики, то обжигающе-жаркие, то ледяные. Твердая почва перемежалась с песками, и тут приходилось удваивать осторожность: среди местных песков попадались и зыбучие. Вдали в полном безветрии с далеко слышным шелестом ползли навстречу друг другу две дюны – столкнувшись, замерли. Противно извиваясь, пролетел без дела колючий проволочник – шипастая несъедобная тварь, умеющая подниматься в воздух без всяких видимых усилий. Перебежала дорогу гигантская, в полметра, многоножка и внезапно пропала из виду – надо думать, в том месте прятался еще один черный провал. Все было как обычно.
А дел оставалось невпроворот. Внушить тупому канадцу, полгода назад поселенному в маленьком – на одного – оазисе, что он зря пытается держаться за статус свободного фермера: ни у кого это не получалось, и у него не получится. Затем проверить, как живут Автандил, Юсуф и чета Пурволайненов. Раздать заказанное ими барахлишко. Отдохнуть. Поесть, попить и поболтать. Почувствовать, что нужен людям, привязанным к крохотным оазисам, как глоток свежего воздуха.
Слишком тяжело жить на каком бы то ни было свете, если никому не нужен.
С Юсуфом было легче всего. Он с самого начала необычайно покладисто воспринял весть о том, что земля, на которой ему и двум его женам – Фатиме и Сеиде – предстоит жить, уже принадлежит кому-то, и был приятно удивлен малым размером оброка. Назад в Йемен он не рвался и сильно окреп на полевых работах в своем оазисе, мирно выращивая ячмень, ухаживая за десятком чайных кустов и мечтая о хлопчатнике. Кажется, его удручало лишь отсутствие малейших намеков на мак и коноплю среди местной растительности. Поначалу он, правда, чуть не сошел с ума, пытаясь постичь, куда его с женами занесло по прихоти Аллаха, но потом как-то успокоился.
А с канадцем по имени Джордж Приветт было тяжелее всего.
– Привет, Приветт! – как всегда, по-русски обратился Фома к канадцу, ковыряющемуся на маленькой плантации, и, как всегда, сейчас же перешел на английский. – Как поживаешь? Не надоело еще сидеть на моей земле?
Маленький чернявый канадец в толстых очках на облупленном носу, похожий на кого угодно, только не на фермера, хотя у себя в Канаде он был именно фермером, отбросил тяпку и без большого воодушевления приветствовал визитера:
– Хэлло, Том. Мне жаль, но ты ошибаешься, это моя земля.
– Вот как?
– Покажи документы на право владения, тогда поговорим.
Фома фыркнул.
– Все заново? Какие здесь могут быть документы, ну скажи: какие? Кто их выдаст?
– Тогда разговора не будет.
– Слушай, Джордж, а у тебя документы на право владения этой землей имеются?
– У меня нет документов, – с готовностью признал канадец. – Но я занял пустующую землю, на которую никто не претендовал. Я нигде не видел ни оград, ни заявочных столбов. Я не видел документов. Прежний хозяин не приходил ко мне с претензиями. Я работаю на этой земле. Эта земля – моя.
