Петр Романов - Преемники: от царей до президентов
Возвращение Хрущева к ленинизму означало возвращение ко всем постулатам в совокупности. Борьба Хрущева за возвращение к "ленинским нормам партийной жизни" разрушила ГУЛАГ, но были и другие составляющие.
Именно при Хрущеве из страны снова стали утекать безумные средства на поддержку даже не мирового пролетариата, а вообще всего, что, как казалось Никите Сергеевичу, движется в сторону от мирового империализма.
Когда Хрущева снимали, ему, например, напомнили, что в Ираке он зачем-то взялся за строительство 600 километров железных дорог, в то время как все годовое строительство железных дорог в Советском Союзе в ту пору не превышало тех же 600 километров. Причем товарищ Суслов, известный партийный ханжа, интриган и лжец, делавший на октябрьском Пленуме 1964 года доклад, в данном случае не соврал, а просто поймал Хрущева на очевидной ошибке.
Безумные деньги тратились в то время на Кубу, на Египет, да мало ли еще на что. В Индонезии только потому, что президент Сукарно очень любил выступать перед большими скоплениями народа, Хрущев соорудил для него грандиозный стадион. С его точки зрения, и это было проявлением пролетарского интернационализма.
Взамен советский народ в лучшем случае получал кубинский сахар, отказываясь при этом еще и от своего свекловодства, а в худшем довольствовался тем, что на груди советского лидера появлялся новый орден, например "Ожерелье Нила", врученное Хрущеву Насером. В ответ египетский лидер тут же получил золотую звезду Героя Советского Союза, что вызвало немалое возмущение в стране, победившей гитлеризм. Новость о том, что Насер сотрудничал во время Второй мировой войны с фашистской Германией, распространилась быстро.
Возвращаясь к ленинизму, Хрущев неизбежно сделал шаг назад и к воинствующему атеизму. Именно во времена хрущевской оттепели власть возобновила гонения на православие, о чем многие сегодня уже забыли. Чтобы выводы автора не показались кому-то чрезмерными, процитирую Роя Медведева, историка, известного своим подчеркнуто доброжелательным отношением к Никите Сергеевичу. Что, впрочем, не мешает исследователю быть объективным. О новом наступлении Хрущева на Церковь Рой Медведев пишет:
Как показали события начала 60-х годов, речь шла не только о мерах идейного и воспитательного характера, но и административных. Широкую огласку получила, например, история, связанная со сносом в Москве церкви Преображения на Преображенской площади. Местные власти сообщили церковной общине, что храм подлежит сносу в связи со строительством линии метрополитена. Все просьбы об изменении проекта отвергались. Тогда в последний день отведенного срока верующие заперлись в церкви во время службы. Пришлось прибегнуть к помощи милиции и дружинников. Церковь была снесена.
То, что произошедшее не было случайностью, доказывает тот же Медведев, приводя цифры уничтожения православных храмов, например, на Украине. Полтавская епархия, имевшая к 1958 году 340 храмов (и их не хватало), к концу 1964 года насчитывала уже только 52 православных храма. И это тоже цена хрущевского возврата к ленинизму.
Примерно к тем же выводам приходишь, если анализируешь и внешнюю политику Хрущева, где переплетаются самые разные мотивы, от апокалиптических (Карибский кризис) до анекдотических (хрущевский башмак на трибуне ООН). Кстати, это башмачное удовольствие стоило СССР не так уж и дорого — всего десять тысяч долларов, так что просто удивительно, что Хрущев при его-то темпераменте воспользовался своим ботинком лишь единожды.
Убеждения и боевой задор Никиты Сергеевича постоянно толкали этого ленинца на битву против мирового империализма если не на поле Куликовом, то хотя бы на экономической или пропагандистской площадке.
"Мы с радостью предоставим истории судить, какая система лучше для человечества и какая выживет". Это Хрущев. Или слова, брошенные советским лидером Никсону: "Мы вас похороним!"
И здесь утопическая вера Ленина в мировую революцию вполне сопоставима с не менее утопическими мечтами и обещаниями Никиты Сергеевича: "нынешнее поколение будет жить при коммунизме", "догнать и перегнать Америку". Чего стоит одна его убежденность в том, что с помощью кукурузного початка можно изменить экономические законы!
Все, что есть в Хрущеве привлекательного, следует искать не в его политике, а в его человеческой натуре, в его характере, который не сломался за годы сталинизма.
Ясно, что человек, стоявший так долго в непосредственной близости от Иосифа Виссарионовича, не мог не быть запачкан грязью того времени. Если верить мемуарам Хрущева, он долго и слепо верил Сталину, искренне его любил и каждое его поручение воспринимал как знак высочайшего доверия. Не важно, шла ли речь о строительстве общественных туалетов в Москве (кажется, это первое серьезное задание, которое Хрущев получил лично от вождя) или о чистке партийных рядов на Украине.
Росчерк Хрущева есть под расстрельными приговорами той поры. Он подписывал эти страшные бумаги даже не глядя. Сначала потому, что полностью доверял первой сталинской подписи, потом потому, что боялся бывшего кумира. В чем честно и признавался позже. Хрущев был не очень образован, но от природы умен, хитер и осторожен; знал, когда говорить и когда молчать. Так и выжил.
Отрывок из речи Хрущева на Пленуме московской парторганизации 1937 года: "Нужно, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врагов на благо народа". Конечно же, не случайно уже в следующем, 1938 году, быстро поднимаясь по партийной лестнице, Хрущев стал кандидатом в члены Политбюро. Это при нем на Украине безжалостно избивали "морганистов-менделистов", это при нем травили "безродных космополитов" и так далее. Всего этого из биографии оттепельного вождя не выбросишь.
Только вот, к счастью для самого Никиты Хрущева и страны, в его биографию позже были вписаны и иные страницы. Между тем у других соратников Сталина это не получилось. Ни у Молотова, ни у Ворошилова, ни у Булганина, ни у Маленкова. Даже у гуттаперчевого Микояна ("От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича").
Хрущев сдирал с себя сталинскую кожу болезненно и долго, вплоть до самой смерти. Причем, кажется, успешнее всего это дело шло уже на пенсии. К тому же вместе с должностями с плеч пенсионера свалился и его собственный хрущевский "волюнтаризм", и грубость, и присущая каждому начальнику самоуверенность. Недаром на дачу к помудревшему и подобревшему отставнику потянулась интеллигенция, которой от Хрущева в былые годы перепало немало несправедливых и не самых умных упреков.
Так уж получилось, что факт личной биографии Никиты Сергеевича (когда человек меняет кожу, это процесс обычно интимный) коснулся и всех граждан Советского Союза. Вместе с первым лицом государства постепенно и не менее болезненно сдирала с себя наросты сталинизма и вся страна.
Отчасти даже те, кто Хрущева ненавидел. Уже классикой стали слова генсека-отставника, сказанные им после возвращения домой с октябрьского Пленума: "Самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием".
Хрущевская оттепель растопила немало льда в российской жизни и позволила прорасти тем росткам, что дадут о себе знать позже, уже в горбачевские времена. Он же, Хрущев, первым вытащил и несколько кирпичей из того идеологического фундамента, на котором стояло партийное здание, да и весь Советский Союз. Горбачев и Ельцин лишь доломают уже осевший благодаря Хрущеву советский фундамент.
Впрочем, не будем и преувеличивать. И после оттепели политическое поле России покрывал преимущественно чертополох, который этот сталинист, мужественно перековавшийся в лениниста, просто не видел.
После секретного доклада Хрущева на XX съезде многие умные люди — и первая из них Анна Ахматова — заговорили о том, что же будет, когда лицом к лицу встретятся две России: та, что сидела, и та, что сажала. Не берусь судить, хорошо это или плохо, но Хрущев сделал все, чтобы этой встречи не произошло. Он целенаправленно спускал борьбу со сталинизмом на тормозах.
Продвигал по мере своих сил реабилитацию, но, за редким исключением, не трогал палачей.
Сегодня можно уже констатировать, что эта встреча "двух Россий" так и не состоялась. По большей части умерли уже и жертвы, и палачи. Где-то в толпе проходят, случайно прикасаясь друг к другу плечами, их дети и внуки. Благодаря Хрущеву нам удалось избежать раскола, но при этом мы упустили время покаяния или хотя бы подлинного осознания того, что с нами произошло в эпоху сталинизма.
Именно поэтому у потомков тех, кто прошел через ГУЛАГ или был расстрелян, осталось чувство, что Дракон все еще может ожить. И именно поэтому у нас все еще есть люди, готовые послужить Дракону, если он вдруг вернется из небытия.
Наконец, при Хрущеве сохранились в неприкосновенности и все традиционные российские проблемы, о которых мы вынужденно вспоминаем раз за разом.
