Юрий Жуков - Сталин: операция «Эрмитаж»
Посольство СССР в Париже официально опровергло факт продажи картин из Эрмитажа Эндрю Меллону, не погрешив при том против истины. Действительно, никакое советское учреждение либо частное лицо не вступало ни в какие отношения с министром финансов США. Все дела «Антиквариат» вел только с Чарлзом Хеншелом, главой старой и почтенной американской антикварной фирмы «М. Кнёдлер энд К°». Именно он юридически, по всем бумагам, являлся покупателем эрмитажных сокровищ. Действовал же Хеншел на основе той информации, которую ему предоставлял глава берлинской антикварной фирмы «Маттисен галери» и ее московский агент Менсфилд. Лишь потом, и не без выгоды лично для себя, он перепродавал картины Меллону, делая собственный бизнес. Хеншел недолго хранил первую часть своей коммерческой тайны – что и где приобрел, умалчивая только о том, за сколько купил, кому и по какой цене продал. 7 ноября 1933 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала его заявление для печати, в котором, в частности, отмечалось:
«Четыре года назад мы получили конфиденциальную информацию о том, что Советы решили сделать некоторые из своих величайших произведений искусства вкладом в осуществление пятилетнего плана. Как только возможность покупки нескольких всемирно известных картин стала нам известна, мы предприняли шаги для установления контактов с соответствующими официальными лицами. Вскоре мы приступили к торговым сделкам и за четыре года приобрели многие произведения искусства, которые впервые оказались в России при Екатерине Великой. Советы с неохотой расставались с частью из них, продав свои величайшие художественно-культурные ценности…
Русские поначалу не хотели расставаться с «Распятием» и «Страшным судом» (две створки триптиха, проданные Меллону в 1933 году. – Ю. Ж.), ибо Ван Эйк – родоначальник и величайший представитель фламандской школы. Но все же сочли возможным обойтись меньшим количеством его творений. Произошло это за четыре года до того, как мы смогли пополнить Метрополитен-музей и «Распятием», и «Страшным судом».
Хеншел обязан был говорить только правду, в противном случае он рисковал своим добрым именем. И все же ему приходилось – ради судьбы фирмы, ее будущих доходов – не оглашать имен клиентов. Потому он и умолчал о промежуточном владельце – Меллоне, надеясь на возможные в будущем сделки с ним.
3 марта 1933 года Хеншел писал Менсфилду: «По-видимому, мистер Меллон скоро вернется сюда (из Лондона в США. – Ю. Ж.), и я надеюсь убедить его заключить нечто вроде сделки по вопросу о Джорджоне (его картине «Юдифь». – Ю. Ж.). В том случае, если он захочет купить эту картину, я уверен – он вернет «Женский портрет» Ван Дейка или «Турка» Рембрандта (или обе). Я намереваюсь собрать группу из произведений французских художников, Ван Эйка (Метрополитен-музей) и Джорджоне и выдвинуть ряд положений по поводу их всех. Вовлечены будут большие деньги, что может понравиться Ильину»[152].
На новые покупки из Эрмитажа Хеншел надеялся напрасно: все деловые отношения с ним Внешторг уже, как оказалось, завершил.
Крик души
Зарубежом о продаже экспонатов советских музеев знал каждый, кого это интересовало. Ведь аукционы проходили не просто открыто: в их каталогах специально подчеркивалось происхождение выставлявшихся вещей – прежде, мол, они украшали дворцы Строгановых, Шереметевых, Палей, загородные императорские резиденции. Широко известными из-за огласки в печати стали и тайные сделки с картинами из Эрмитажа.
Для жителей Советского Союза все это являлось тайной: писать о распродаже категорически воспрещалось. Тем не менее все происходившее для ленинградских искусствоведов было секретом Полишинеля: ведь именно им и приходилось собственными руками изымать полотна и бронзу, фарфор и мебель, археологические находки, составлять и подписывать акты передачи всего этого представителям «Антиквариата».
Участвуя несколько лет в подобных акциях, они постепенно свыклись с ними и даже активно помогали скрывать следы, не раз изменяя экспозиции.
И все же смирились, молчали далеко не все. Осенью 1931 года, когда практически завершались сделки и с Гульбенкяном, и с Меллоном, начальнику Главнауки Лупполу пришлось услышать подлинный крик души.
В. Н. Лазарев – директор московского Музея изящных искусств (с 1937 года – Музей изобразительных искусств имени Пушкина), неисповедимыми путями узнал о колоссальном ущербе, нанесенном национальному наследию. Первым, чисто импульсивным его решением оказалось желание подать в знак протеста в отставку; но чуть позже, несколько успокоившись, он направил И. К. Лупполу свой протест:
«Считаю своим долгом обратить Ваше внимание на то вопиющее положение вещей, которое создалось в музеях СССР в связи с деятельностью „Антиквариата“, совершающего один перегиб за другим.
В настоящее время «Антиквариат» имеет антикварных ценностей на сумму ок. 45.000.000. Специально назначенная бригада выделила в плановом порядке ценностей на 30.000.000 (из них 6.000.000 спорных), старые музейные выделения составили сумму примерно в 15.000.000. Весь этот товар является абсолютно экспортным, поскольку он состоит в своей подавляющей части из первоклассных вещей (достаточно сказать, что бригада выделила наряду с картинами Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка и такой шедевр, как «Мадонну с безбородым Иосифом» Рафаэля). Особенно значительны полученные «Антиквариатом» памятники прикладного искусства (мебель, гобелены, серебро), представляющие совершенно уникальные предметы. Владея тем, что находится в его распоряжении, «Антиквариат» является в настоящее время крупнейшей антикварной фирмой мира. Несмотря на это, возглавляющие «Антиквариат» лица систематически распространяют слухи, будто бы музеи выделили им лишь хлам, не имеющий никакого экспортного значения. Ничего не понимая в антикварном товаре, специфичность которого они абсолютно не улавливают, работники «Антиквариата» сознательно вводят в заблуждение ответственных партийных товарищей, поскольку они внушают им мысль, что нельзя ничего продать, кроме мировых уникальных шедевров.
В результате у музеев забирают, в самом анархическом порядке, такие вещи, которые составляют основу крупнейших музеев СССР и уход которых приводит фактически к полному распаду прославленных на весь мир художественных коллекций. Не предупреждая даже Наркомпрос, «Антиквариат» продал за границу за полтора года следующие шедевры, относящиеся к числу стержневых вещей Эрмитажа и Гос. музея изящных искусств: 1) Д. Боутс «Благовещение»; 2) Ван Дейк «Портрет Филиппа Уортона»; 3) Рембрандт «Ян Собесский»; 4) Рембрандт «Девочка с метлой»; 5) Ван Эйк «Благовещение»; 6) Рубенс «Портрет Елены Фурман»; 7) Ван Дейк «Портрет Сусанны Фурман с дочкой»; 8) Хальс «Мужской портрет». Интересно отметить, что две последние вещи были проданы за границу, несмотря на то что они были переданы, в порядке планового музейного обмена, из Эрмитажа в московский Музей изящных искусств. Это было тем более недопустимо, что широкая советская общественность была прекрасно осведомлена о полученных из Ленинграда картинах. Она видела их на специально устроенной выставке, прошедшей с огромным успехом. Многие тысячи людей прошли через эту выставку, о ней писали в советской и мировой прессе. Уже сейчас ряд посетителей спрашивали хранительский состав музея, когда будут выставлены портрет Хальса и «Сусанна Фурман» Ван Дейка. Легко себе представить, в какое ложное положение ставили эти вопросы не только работников музея, но и Главнауку.
Уход всех вышеназванных картин из Эрмитажа и Музея изящных искусств создает непоправимую брешь в коллекциях двух крупнейших музеев СССР. Достаточно продать еще 15 – 20 аналогичных по качеству вещей, чтобы Эрмитаж, могущий явиться главным центром притяжения для иностранного туризма, фактически перестал бы существовать как мировое собрание. Ибо совершенно ясно, что значение Эрмитажа базируется не на количестве картин, а на качестве двух-трех десятков мировых шедевров, восемь из которых уже проданы «Антиквариатом».
Теперь возникает основной вопрос, за какую цену были проданы эти шедевры, равные которым не появлялись на антикварном рынке Европы за последние 70 лет. Я не осведомлен о ценах, по которым были проданы эти уникальные вещи. Однако имеющиеся у меня случайные, отрывочные сведения позволяют думать, что эти цены были исключительно низки. Поэтому считаю своим долгом специалиста поставить Вас в известность об объективных ценах на вышеназванные картины, дабы Вы сами могли сделать вывод о степени выгодности их продажи: 1) Д. Боутс «Благовещение» – 500 – 750 тысяч рублей (все цены привожу в золотых рублях); 2) Ван Дейк «Портрет Филиппа Уортона» – ок. 1.000.000; 3) Рембрандт «Ян Собесский» – ок. 1.200.000; 4) Рембрандт «Девочка с метлой» – ок. 1.000.000; 5) Рубенс «Портрет Елены Фурман» – 1.500.000-2.000.000; 6) Ван Эйк «Благовещение» – 2.500.000-3.000.000; 7) Ван Дейк «Портрет Сусанны Фурман с дочкой» – ок. 1.200.000; 8) Ф. Хальс «Мужской портрет» – ок. 1.000.000. Не говоря уже о том, что при продаже таких уникальных шедевров возможны огромные злоупотребления, я считаю крайне важным обратить Ваше внимание на следующие моменты, которые могут быть приведены как решающие аргументы против торговли мировыми шедеврами.
