Яшико Сагамори - «Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам» — 2
Этот эпизод всплыл в моей памяти, когда я увидел фотографию группы мусульман, предающих сожжению датский флаг. Они были так же неподвижны и так же поглощены происходящим, как те колхозники много лет назад. В обоих случаях, мусульмане, лишенные возможности отведать настоящего счастья, были вынуждены довольствоваться заменителем.
Азербайджанские крестьяне, в соответствии с законами и обычаями ислама, были лишены нормальной половой жизни до такой степени, что они, скорее всего, даже не подозревали, что нормальная половая жизнь в принципе возможна. Недаром ведь все, что нам представляется нормальным в области секса, является с их точки зрения грязным развратом, в то время, как мы выражаем вежливое недоумение, когда нам напоминают о распространенной среди них зоо— и педофилии.
Людей же, жгущих датский флаг, жестокая судьба лишила возможности умыть руки кровью врагов, что, в соответствии с теми же самыми законами и обычаями ислама, является из священным правом и, в то же время, священной обязанностью, как служба в армии согласно сталинской конституции. В обоих случаях заменитель был остро необходим, но совершенно недостаточен.
Мусульмане, жгущие датский флаг
Разница между этими двумя группами людей состоит, главным образом, в том, что у колхозников не было ни малейшей надежды, что их мечты — о чем бы они там ни мечтали — когда-либо сбудутся. У людей, жгущих флаги, в отличие от колхозников, есть совершенно реальные шансы на успех.
Реакция западной прессы на нынешний припадок мусульманского негодования исполнена сочувствия к негодующим еще в большей степени, чем во время недавних мусульманских бунтов во Франции. Согласно «New York Times», французские беспорядки были вызваны неспособностью Франции ассимилировать иммигрантов.
Будучи иммигрантом, я считаю себя вправе ответить. Меня в Соединенные Штаты никто не приглашал. Я в вечном долгу перед этой страной за то, что она меня приняла и обращалась со мной в соответствии с теми же законами, которые распространяются на всех ее жителей. Я ассимилировался ровно настолько, насколько это меня устраивало, ни больше, ни меньше. Я никогда не думал, что на Америке лежит обязанность ассимилировать меня. Скажу вам больше, я бы никогда не поехал в страну, которая могла бы попытаться это сделать. Меня уже пытался ассимилировать Советский Союз, и ничего хорошего их этого не вышло ни для меня, ни для него.
Многие из моих друзей — тоже иммигранты, ассимилировавшиеся кто лучше, а кто и хуже, чем я. Например, одна моя знакомая китаянка, умудрилась прожить в Америке 20 лет, ни разу не сходив в итальянский ресторан. Однажды я решил восполнить этот пробел и пригласил ее на ланч. Оказалось, что она незнакома с названиями самых обычных блюд. В частности, она думала, что «пицца» — это имя компании, как, например, «Te Amo». Больше всего ее удивило, что вся эта иностранная еда оказалась, по большей части, съедобной. Ее неспособность к ассимиляции была причиной массы сложных проблем. И тем не менее, я уверен, что ни при каких обстоятельствах она не попыталась бы решать свои проблемы посредством поджога автомобилей. Почему? Просто потому что она — не мусульманка.
Образцы кроманьонской живописи
Предлог, под которым мусульмане взбесились на этот раз выглядит почти разумно по сравнению с «неспособностью к ассимиляции». Сколько раз вы слышали, что любое изображение Магомета считается у них оскорбительным для их безукоризненно мирной религии? Представьте себе, что это — еще одна бесстыжая мусульманская ложь.
У меня на письменном столе лежит «The Legacy of Jihad» («Наследие джихада») доктора Андрю Бостома. Ее обложка украшена репродукцией картины, изображающей первый акт геноцида в истории ислама — уничтожение мусульманами евреев Медины. В верхнем левом углу ее — лже-пророк, в сопровождении своего (если я не ошибаюсь) племянника Али и их безликих жен. Никакого сомнения в том, что автором картины был мусульманин, нет и быть не может. Сей образчик мировой живописи был создан в XIX веке. Тем не менее, первое, что бросается в глаза, это полное невежество автора относительно законов перспективы и технических приемов, которыми европейские художники того времени пользовались в течение многих веков. Огонь на этой картине выглядит, как фанерный макет какого-то растения, а для того, чтобы разобрать, кто их жертв уже лежит на земле, а кто еще стоит, требуется усилие.
Иными словами, этот шедевр мусульманского искусства далеко уступает как по форме, так и по содержанию наскальной живописи кроманьонцев, созданной за 30 тысяч лет до Магомета. Тем не менее, оно правдиво, хотя и удручающе безыскусно описывает один из многих эпизодов геноцида, из которых состоит вся история ислама, и неутолимую жажду убийства, которая составляет его сущность. Я не слышал, что мусульмане когда-либо возражали против этого изображения своего лже-пророка, хотя выглядит он на ней так, словно страдает от жестокого запора.
В принципе, я не верю, что кто-либо — будь то отдельно взятая личность или любых размеров коллектив — заслуживает большего уважения, чем он, она или они проявляют по отношению к окружающим. Когда мусульманский так называемый мир проявил хоть какое-то уважение к тому, что лежит за его пределами? За всю свою историю — никогда. Хотя, по правде говоря, вопрос этот не так-то прост, потому что среди мусульман уважение равнозначно страху и рабскому подчинению, а каждый квадратный метр этого самого мира был отнят у его законных владельцев в ходе непрекращающегося вот уже 14 веков джихада.
Помните, как в 2002 году, группа арабских террористов, чтобы избежать захвата в плен армией Израиля, забаррикадировалась в вифлеемской церкви Рождества Христова? После их ухода церковь оказалась загаженной помоями, объедками и испражнениями. Вообразите реакцию мусульман, если бы христиане сделали бы что-нибудь в таком духе с самой заброшенной мечетью.
Церковь же Рождества Христова в Вифлееме является одной их главных христианских святынь. Несмотря на это, ни один мусульманин — а их и тогда уже было больше миллиарда — ни единым словом не возразил против арабского святотатства. И христиане тоже не стали требовать у мусульман ни извинений, ни выдачи виновных на расправу. Вместо этого, они, следуя своей двухтысячелетней традиции, обвинили во всем евреев. Верные своим собственным странным обычаям, евреи тоже не стали жечь ни флагов, ни посольств, а пообещали, что больше не будут.
Тем самым было, вот уже в который раз, убедительно продемонстрировано всемирно-историческое значение антисемитизма. Злодеям антисемитизм предлагает козла отпущения, а у намеченных жертв создает иллюзию, что пришли не за ними. Благодаря этому, наш общий враг выдергивает нас из жизни по одному, а нам все кажется, что обойдется.
Нет, не обойдется, где бы вы ни жили, так же, как не обошлось на сей раз для датчан. Реакция христиан так же омерзительно труслива, как реакция евреев на арабские зверства на территории Израиля. Взять хотя бы бойкот датских товаров. Как должен был ответить на него цивилизованный мир? Как угодно. Но ни одна западная страна, ни одна западная компания не изъяла свои товары из продажи в мусульманских странах в знак поддержки если не Дании, то хотя бы свободы слова.
Существовала ли реальная опасность такого ответа? Конечно, нет. Мы спешим продать нашим врагам как можно больше веревки, на которой они, согласно пророчеству российского Магомета, нас повесят.
Как должна была ответить Америка на обвинения в неуважению к Корану? Немедленным изъятием Корана у всех постояльцев Гуантанамо. Существует ли реальная опасность такого ответа? Конечно, нет. Нам гораздо важнее выглядеть политически-корректными, чем победить.
Каждая трусливая, заведомо неэффективная полумера против террора, предпринятая администрацией Белого Дома, злонамеренно изучается под микроскопом: а вдруг удастся откопать нарушение Конституции? А вдруг кого-то ущемят в правах? Я могу без труда сказать, что представляет самую страшную угрозу моей свободе: постоянно растущее влияние ислама в Соединенных Штатах. Неужели так трудно понять, что самая главная составляющая нашей свободы вообще не упомянута в Конституции, потому что мы все воспринимаем эту составляющую как должное, словно кислород в воздухе, которым мы дышим, Неужели так трудно понять, что человек, который не чувствует себя в безопасности, не может быть свободен, что бы ему не гарантировала Конституция, что бы ему не пел Американский Союз гражданских свобод,
Свобода невозможна без безопасности. В стране, подвергшейся нашествию мусульман, безопасности быть не может, как не может ее быть в мире, пораженном метастазами ислама. А западные правительства, вместо того, чтобы остановить это нашествие, соревнуются друг с другом в изъявлениях раболепия перед захватчиками.
