Юрий Власов - Временщики
Орджоникидзе, как представитель центра, поведёт себя в Грузии резко, не позволяя местной власти перечить требованиям центра. В одном из споров он кому-то из местных партийных царьков съездит по физиономии. Это потрясёт Ленина, столь безобразно крутого в расправах с русским народом и церковью, а тут вдруг такого чувствительного на затрещину Орджоникидзе.
Ленин тускнеющим оком усмотрел в этом "русский великодержавный шовинизм", которому надо как можно скорей и основательней повыдергать зубы, приблизительно так выразится он.
Что Ленин под урез своей жизни не верил Сталину, сомнений не вызывает, что Ленин хотел ссадить Сталина с его "поднебесных" должностей, тоже не вызывает сомнений (это его, Ленина, слова: "Сталин заключит гнилой компромисс и обманет"). В последние месяцы Ленин старался сделать как можно больше для ослабления Сталина.
Совсем не удивительно, что именно национальный вопрос становится узловым в последние месяцы сознательной жизни Ленина и что он явился причиной столь непримиримо-резкого размежевания в самой верхушке партии.
Сталин занял прорусскую позицию, не выраженную, не выпяченную, но Ленин её сразу уловил своим острым нюхом искушённого политика-интернационалиста. Ленин оказался потрясён не только изменой Сталина, как он считал, лично ему, Ленину (тот самый "гнилой компромисс" был заключён в апреле 1922 года, перед самым закрытием XI съезда партии, когда Ленин вопреки воли большинства, которое склонялось к кандидатуре самостоятельного и умного работника РКП(б) Ивана Никитича Смирнова (1899-1936), протолкнул на пост генерального секретаря Сталина; в ту ночь Ленин проговорил со Сталиным почти до утра). Ленин был потрясён возможностью перехода партии на национальные позиции - это было для умирающего вождя жизненной катастрофой (и впрямь лучше было умереть). Всю жизнь он воспитывал партию в интернационально-безродном духе, всю жизнь бредил красной республикой с мировым правительством во главе, под неё соглашался оставить от русских одну десятую часть, остальных принести в жертву возвышенной цели.
Троцкий прямо говорит, имея в виду Сталина, что командной позицией в 1922-1923 годах завладели "национал-социалистические чиновники"*. Лев Давидович горел страстью разделаться с ними, понимая в душе, что сила всё же останется не за ним, а за ними. Об этом свидетельствует вскольз брошенное замечание: "Насколько прочна была бы эта победа (его, Троцкого. - Ю.В.), вопрос другой". Властно брали своё национальная сущность народа, необходмость его выживания, требование отказа от национального подавления и исчезновения, которые столь разыгрались при безродной власти Ленина, да вряд ли и безродной, уж очень она косила под революционное еврейство, как и пальцы, засунутые Лениным по привычке в проймы жилета...
* Троцкий Л. Моя жизнь: Опыт автобиографии: Том 2. - М: Книга, 1990. С. 219.
Вообще теоретическая разница между Лениным и Троцким после семнадцатого года, несмотря на все ухищрения социалистических схоластов её доказатъ, в главном, установочном неразличима. Оба эти героя диктатуры пролетариата составляли в делах и взглядах на настоящее и будуще единое целое.
Сталин нёс, кроме заряда марксизма, и чисто немарксистское понимание национальной природы человечества. Сталин не сразу становится национал-коммунистом. Пока эти идеи только бродят в нём, не определяют его политику. Поэтому Сталин укрепляет федерацию народов России, которая уже сама по себе с неизбежностью предполагает распад России. Ленин и Троцкий означали национальный крах России, и, в общем, крах состоялся.
Национальный вопрос как проклятие встаёт у изголовья теряющего память Ленина. Это не случайный поворот событий. Внезапное возникновение национального вопроса имеет исторический и провиденциальный смысл. Нация отказалась умирать и перерождаться в безродную космополитическую толпу - и она по-своему заявила о том. Весь смысл этого национального "сбоя" в партии тогда не был осмыслен его участниками до конца, но позже именно отказ от национальной природы приведёт, в конечном итоге, к краху безродную и безнациональную КПСС и всё социалистическое движение.
Катастрофа была неизбежна, она была заложена в самом учении, в коренном непонимании смысла национальных процессов в мире. То, что не хотело гибнуть, и не должно было гибнуть исторически. Процесс уничтожения наций от начала и до конца - искусственный, служащий корыстным целям сионизированного капитала.
ЛЕНИН, ЖЕЛАЯ СРАЗУ ПЕРЕПРЫГНУТЬ В БЕСКЛАССОВЫЙ МИР, ГДЕ ГОСУДАРСТВО БУДЕТ НЕ НУЖНО И ОТОМРЁТ, ОКАЗАЛСЯ ФАНТАСТОМ, ВЫДУМЩИКОМ И, КАК ТАКОВОЙ, ОБРЁК НАРОДЫ РОССИИ НА МУЧЕНИЯ, А РУССКИЙ - НА ВЫМИРАНИЕ И УТРАТУ СВОЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ПОД УДАРАМИ БОЛЕЕ ОРГАНИЗОВАННЫХ НАРОДОВ И КАПИТАЛОВ.
Разумеется, он это сделал не сознательно, но нам от этого не легче.
Вся ленинская держава покоились на национальном основании, а он сего не замечал. Это национальное было раскрашено в красные цвета и покрывалось пятиконечными звёздами - и главный октябрьский вождь принимал это за настоящую новую Россию, но то была лишь оболочка, глубоко под ней билось русское сердце. Остановить его - означало убить Россию.
Создание единых экономических пространств пока отвечает экономическим интересам не человечества, а всего нескольких могучих капиталистических держав. Прочие же сотни государств, теряя свои национальные свойства, превращаются в обыкновеннейшие рабочие площадки - совершенно беззащитные как в культурном, так и военном отношениях народы с национальными прережитками. И в итоге воздействия массовой культуры (порождение всё тех же сверхдержав экономических гигантов) постепенно сходят с исторической сцены, пополняя уже не безработных каких-то стран, а гигантскую мировую толпу, имя которой безродная рабочая масса, рабочее стадо.
Управление такими массами людей чрезвычайно удобно, ибо лишённые национальных корней, они без труда поддаются любым иделогическим воздействиям, суевериям и вообще любому расколу, любому шантажу.
Национальная культура, родная история, родной язык и т.д. являются одним из самых сильных средств защиты национальных народов от порабощений.
Уничтожение, размывание, ослабление указанных составляющих ведёт к культурному, а затем и экономическому порабощению народа.
Империализм в образе главных, самых могущественных империалистческих государств превращает все страны вокруг в удобрение для развития и утверждения своей культуры (прежде всего языка - опаснейшего орудия захвата других стран), процветания своего народа.
Без патриотизма не может быть народа, исключено сохранение национальной культуры - это альфа и омега развития цивилизации вообще.
Всякое подавление культуры есть прежде всего подавление народа. И, наоборот, всякое подавление народа есть прежде всего подавление культуры. Это закон.
Национальная идея и идея интернационализма-космополитизма не совместимы, чужеродны одна другой.
Через идею интернационализма происходит идеологическая смычка коммунистической и демократической идеологий по ряду важных вопросов.
Кто выступает против патриотизма, против национальной сплочённости, против полноценной национальной культуры - тот и есть враг, ибо лишь врага способна огорчить и напугать национальная стойкость и непобедимость народа.
Коммунизм с его безродным интернационализмом и капитализм с его безродным космополитизмом - две могучие лапы одного зверя, удушающего национальные государства, превращающего народы в бессмысленное скопище людей, не помнящих родства, посему не ведающих любви к отчему краю и своей речи. Им и соответствует культура роботов.
Пренебрежение марксистов национальной жизнью, национальной природой каждого народа, уверенность, будто коммунизм со стиранием всех национальных и социальных отличий наступит через 20-30 лет (и это прежде всего сам Ленин, это он так считал и так говорил! Сколько же здесь кабинетного доктринёрства!) привело к трагедии народов России, прежде всего русского, в который обезличивание вбивалось с особым усердием, дабы он не встрепенулся, не поднялся на дыбы, не повернул против власти, разрывая все и всяческие постромки.
Марксисты, не ведая и не чуя (да и кому это дано?) исторического времени, предполагали, будто национальная природа народов на ущербе и вот-вот отомрёт, доживая последние годы. Поэтому в 1917 году они не сомневались, что пробил последний час Русского национального государства, за которым наступит черёд и всех остальных, а посему надлежит подавлять, вытравлять всё национальное, способствуя созданию некоей космополитической, безродно-отвлечённой, синтетической, оторванной от живой жизни общности людей (уже не народов!) Такое могло зародиться лишь в головах людей, десятилетиями не имеющих родной почвы под ногами, да к тому же зараженных догматизмом марксизма и учёной самоуверенностью.
