Майкл Блендинг - Coca-Cola. Грязная правда
И то была не единственная компания, предпочитавшая откупаться от вооруженных группировок. Благодаря недавно принятому декрету о «мире и справедливости», который сулит амнистию или хотя бы смягчение приговора всем членам военизированных отрядов, кто сложит оружие и признается в своих преступлениях, на свет выплыли и другие сведения. «Тем компаниям, кому война была на руку... приходилось платить, — сообщил в своих показаниях командир отряда Эвер Велоса. — Специально за убийство они не платили, но мы пользовались их деньгами, чтобы убивать людей». Командир отряда, действовавшего в соседней провинции, поведал об условиях соглашения с Chiquita и с Dole, которое выходило далеко за пределы платы за безопасность: «Управляющие плантациями Chiquita и Dole обращались к нам и указывали на конкретных людей, которые причиняют... проблемы, — такие показания дал в декабре 2009 года Карлос Тихерас. — Все понимали, что с этими людьми мы покончим. По большей части это были члены или руководители профсоюзов».
Бизнесмен из Урабы Рауль Асбун, сам командир тайной военизированной организации, признался в интервью Miami Herald, что ему платили и Dole, и Del Monte, а колумбийский производитель безалкогольных напитков Postobon согласился раскошелиться на 5 тысяч долларов в месяц после того, как AUC похитила нескольких водителей грузовиков. Сначала Асбун говорил, что платила и Coca-Cola, но потом взял свои слова обратно — он, мол, ошибся.
Не моргнув глазом он признавался в организации нескольких убийств на разливочном заводе Coca-Cola. В том числе и Исидро Хиль, как заявил Асбун в марте 2009 года, был убит по его приказу, потому что он «собирал деньги для боевиков». Опаснейшие для Coca-Cola показания: бизнесмен и боевик, признавшийся в том, что вымогал деньги у международных корпораций и использовал эти средства для финансирования убийств, берет на себя также и расправу с работниками Coca-Cola — но, с другой стороны, эти же показания могли и обелить компанию, поскольку Асбун уверял, что никто не платил ему непосредственно за убийства.
Оплачивала ли Coca-Cola развязанный боевиками террор или нет, она, несомненно, извлекала из него выгоду, и не только в Урабе, но и в других частях страны, где связи между руководством заводов и военизированными отрядами прослеживаются более отчетливо. Спокойные воды Магдалены скрывают память об ужасном прошлом — сотни выпотрошенных трупов плыли по этой реке за последние тридцать лет. Военизированные отряды Рамона Исасы контролировали в 1990-х весь этот регион, лишь рабочий городок Барранкабермеха оставался свободным, островок левых убеждений посреди реакционного моря.
Но и здесь, как в Урабе, настала пора страшных перемен. «Угрозы начались в 2001 году, на заводе появились граффити, — вспоминает работающий в этом городе вице-президент SINALTRAINAL Карлос Галвис. — В некоторых надписях меня называли по имени, в душевых у нас писали: "Хуан Карлос Галвис, вон из Coca-Cola"».
Этот невысокого роста общительный человек с острым носом и проницательными глазами навыкате приехал в аэропорт на сером внедорожнике с тонированными окнами в сопровождении двух телохранителей — он никогда не перемещается по городу без них. Как и в Боготе, в Барранкабермехе (он же просто Барранка) здание профсоюза не отмечено вывеской и защищено бронированными дверями, но обстановка здесь более неформальная, то и дело заглядывают рабочие, слышатся шуточки, по большей части люди подначивают своих же товарищей.
Но Галвис становится серьезным, когда садится во главе длинного стола, крутит кольца на пальцах, пока говорит. Он пренебрег этими угрозами, рассказывает он, и тогда начались звонки домой, его обзывали «сучьим профсоюзником» и грозились убить. Звонившие знали, в какую школу ходят его дети, и могли, по их словам, в любой момент начать действовать. То было начало переворота, хотя сначала члены профсоюза этого не осознавали.
Пока Галвис рассказывает, металлическая дверь внезапно распахивается и входит президент местного отделения профсоюза Уильям Мендоса, громко хохоча над собственной шуткой. Он преспокойно расстегивает рубашку и достает из кобуры пистолет, выкладывает его на стол. Прозвище Менлосы — Большая Голова, тут, говорит он со смехом, и объяснений не требуется. В профсоюзе он состоит уже восемнадцать лет, работал на погрузке и еще помнит те времена, когда завод принадлежал компании Indega, и та кое-как соблюдала приличные отношения с профсоюзом в 1980-е. В лучший свой год, 1993-й, SINALTRAINAL насчитывал без малого 2 тысячи членов по всей стране.
Именно тогда завод в Барранке перекупила Panamco, которая функционировала в Колумбии с 1945 года и постепенно прибирала к рукам ее разливочные заводы, а также распространяла свое влияние и на другие южноамериканские страны. Тем временем гендиректор Coca-Cola Дуг Айвестер осуществлял из Атланты свое «сорокадевятипроцентное решение», подчиняя ботлеров централизованному контролю. В 1993 году корпорация приобрела 10 процентов акций Panamco, а к 1995 году увеличила свою долю до 15 процентов и тогда же объявила эту компанию своим основным ботлером в Южной Америке. К 1997 году доля Coca-Cola составляла 25 процентов.
Panamco постепенно скупала разливочные заводы Колумбии, и в ее руках их собралось семнадцать — три небольших предприятия, в том числе Bebidas у Alimientos в Карепе, еще сохраняли независимость. Экспансия вынудила компанию основательно залезть в долги; тяжелым бременем для нее стало устаревшее оборудование на скупленных заводах, а тут еще повышение зарплат и другие льготы, которых добивались профсоюзы. Поскольку головная корпорация устанавливала фиксированную цену и на отпускаемый ею концентрат, и на продаваемый в розницу конечный продукт, у ботлера не оставалось других возможностей увеличить доходы, кроме как сократив расходы, и в первую очередь расходы на оплату труда. С 1992 по 2002 год 6700 работавших на Coca-Cola колумбийцев потеряли работу, подавляющее большинство уволенных трудилось на предприятиях Panamco. В 2003 году Panamco попросту закрыла 11 из 17 своих заводов, расторгнув договоры с рабочими. В тот же самый год компанию поглотил мексиканский филиал Coca-Cola FEMSA, сделавшийся в свою очередь основным — и даже суперглавным — ботлером Латинской Америки.
SINALTRAINAL протестовал против увольнений, но действовать профсоюзу было все труднее, поскольку его лидеры все чаще становились жертвами военизированных отрядов. Реакционеры обвиняли активистов в сотрудничестве с партизанами, которые угоняли и жгли грузовики Coca-Cola. Мендоса категорически отрицает взаимодействие профсоюза с какими бы то ни было вооруженными группировками. «В этой стране любого несогласного объявляют боевиком, — говорит он. — Самый простой способ для корпорации включить нас в расстрельные списки». Однако над его головой висит — и бросается в глаза — портрет Че Гевары. Активисты не видят никакого противоречия в том, что они чтут память самого знаменитого повстанца Латинской Америки, хотя сами и не желают быть причисленными к партизанам. «Мы считаем себя профсоюзом левого крыла. Мы уважаем тех, кто ведет вооруженную борьбу, — поясняет Мендоса. — Иногда лишь с оружием в руках удается добиться необходимых перемен. Просто мы для себя выбрали иной путь».
В городе появлялось все больше угрожающих граффити, а компания Panamco обеспечивала водой и прохладительными напитками манифестации военизированных отрядов против партизан. Мендоса и Галвис вспоминают о том, как представители компании проводили переговоры с человеком из AUC прямо на территории завода. Вскоре после того, как боевики заняли город, бывший член профсоюза Сол Ринкон обратился к Мендосе с предложением организовать ему встречу с их командиром: они, дескать, могли бы договориться о том, что профсоюз будет вести себя тихо и послушно, не причинять неприятностей, и тогда обойдется без насилия. Профсоюз отказался от переговоров, и через несколько месяцев Галвис видел Ринкона на заводе, тот о чем-то беседовал с руководителем отдела продаж. Много времени спустя Ринкон был арестован и осужден за соучастие в убийстве лидера профсоюза нефтяников в марте 2002 года. Уже в тюрьме в нем опознали члена Центрального блока Боливара — филиала AUC.
А в 2002 году угрозы против Галвиса и других членов профсоюза нарастали. Галвис обратился в тайную полицию (DAS), и ему обеспечили охрану, однако о членах его семьи не позаботились. Жене Галвиса преграждали на улице дорогу какие-то мужчины, запугивали ее, обещали в скором времени расправиться с ее мужем. В тот год она была беременна их вторым сыном, вспоминает Галвис, и как-то раз дорогу ей преградил мотоцикл, направил свет фар прямо в глаза. За рулем сидел командир захватившего Барранкабермеху военизированного отряда — он сказал, что убьет женщину, а потом доберется и до ее мужа.
Опустив взгляд на свои руки, распростертые на стеклянной поверхности стола, Галвис вновь принимается крутить обручальные кольца. «Я чувствовал себя беспомощным, полностью в их власти», — говорит он. Хуже всего были эти угрозы близким. Жена стала требовать, чтобы Галвис вышел из профсоюза, а когда он отказался, проблемы в их отношениях стали нарастать, и в итоге, не выдержав такого давления, супруги расстались. «Мы с ней не сумели договориться. Я всегда отвечал "нет"», — говорит он.
