Александр Хаминский - Пейсбук
Правда, сам этот отдых частенько напоминает сказки про Золушку на балу или Алису в стране чудес. Вместо олигархов рядом с тобой на пляже располагается крикливое итальянское семейство явно не аристократического происхождения, отель, такой красивый на картинках и расписанный турагентом в самых ярких красках, на поверку не тянет на заявленные звезды, рестораны, названий которых ты или не помнишь, или не знаешь, расписаны на месяц вперед, а количество роллс-ройсов на квадратный сантиметр площади портит настроение и ставит под сомнение твои скромные достижения. И начинают подкрадываться крамольные мысли, а не вернуться ли к привычному отдыху в изъезженном вдоль и поперек азиатско-тихоокеанском регионе, где и отели пороскошнее, блеск поярче, и чувствуешь себя в прямом и переносном смысле белым человеком?
Но мне повезло. Двадцать лет назад моим первым выездом за границу стал вояж именно во Францию.
Сам о том не догадываясь, я совершил, нет, не поездку, а самое правильное путешествие в своей жизни. Секрет оказался предельно прост: даже при практически полном отсутствии интернета на одной восьмой части суши в середине девяностых я смог заочно изучить Францию, прочитав от корки до корки все имевшиеся в продаже путеводители. Еще до отлета я чувствовал себя практически гидом, оставалось лишь глотнуть свободного французского воздуха. Но, самое главное, собираясь отдохнуть на Ривьере, билеты были куплены до Парижа!
Будучи еще совсем советским, я оказался в самом центре того, что у нас было принято называть таким емким словом «заграница». Маленький отель, расположенный непосредственно в сердце первого округа, пятиугольный крохотный номер с окнами во двор-колодец… Но это был Париж! За шесть дней, вернее суток, я насквозь наполнился этим городом, пройдя пешком, наверное, под сотню километров. Я и сейчас стараюсь передвигаться по Парижу только пешком в любую погоду, останавливая такси лишь в случае крайней необходимости. Мои маршруты развивались по спирали и завершались точно так же. Еще бы, ведь если мысленно прочертить круг, соединяющий Мадлен, Оперу, Пале Рояль, Лувр, Тюильри и Конкорд, моя гостиница оказалась бы ровно в середине.
Вечером шестого дня, прибыв на Лионский вокзал, мы отправились поездом в Ниццу. Именно тогда, перемещаясь под стук колес между двумя французскими городами, я понял, чем простая поездка на море отличается от настоящего путешествия – именно дополнительным переездом-перелетом. Ведь прежде чем упасть в шезлонг и предаться ординарному пляжному отдыху, у тебя появляется возможность разложить по полочкам самые свежие воспоминания о новом или хорошо знакомом месте.
Потом я много раз повторял этот маршрут. И даже порой прилетая только в Париж или на Лазурный, меня уже не покидало ощущение своей причастности к этой стране, ее людям, ее местам и ее культуре, особенно, последних полутора столетий.
И точно так же, как родная Москва, у меня есть свой Париж. Мой собственный. С особыми взаимоотношениями, привычками и повадками.
Первым самолетом в Шарль де Голль, затем знакомым маршрутом через объездную и Мальзерб все в тот же первый округ. Правда, теперь моим временным домом служит Ле Мюрис, чему я несказанно рад. Надеюсь, что и он отвечает мне взаимностью.
Сразу по приезду – через Тюильри в Д’Орсэ. В этом году мне несказанно повезло: такой подборки импрессионистов, как сегодня, у них на моей памяти еще не было. Но и этого мало. На втором этаже нас ожидала невероятная выставка Ван Гога: 45 картин, 2 акварели и 6 рисунков, собранных со всего мира. И все работы 1887–90 годов, самого яркого и трагического периода жизни гениального художника.
И снова километры и километры пешком. Марэ, Латинский квартал, Ситэ, Сен-Жермен, Елисейские, Марсово, Шийо, Форум, Вож, Бульвары, Монмартр, конечно же, Лувр и Пале Рояль. ЗАЗ в Зените и Нетребко в Бастилии, Лидо и Олимпия, Помпиду и Версаль. Серебряная башня, Бристоль, 1728, Трюфье и самый дружелюбный трехзвездочный ресторан – Ален Дюкасс все в том же Ле Мюрис.
И примерив очередной раз на себя этот великий город, приходит уверенность, что Париж так же близок мне, как и Москва, и, чем черт не шутит, я смогу здесь не только гостить, но и жить. Пускай не подолгу, наездами, но именно жить.
Хотя уже сейчас мне кажется, что здесь я уже не просто гость.
И пока простенькое французское такси везет меня к ночному поезду на Ниццу, я без спешки оглядываю знакомые бульвары и проспекты, радуясь и улыбаясь людям, домам и мостам.
А в это время утреннее Шереметьево жило своей жизнью. Пассажиры рейса SU 2470, дружно уткнувшись в свои планшеты, то ли по привычке изучали последние события на РБК, то ли, вспомнив, что они уже в отпуске, вчитывались в новости на lazurka.ru.
Сегодня, в эпоху информационных технологий, когда электронная мысль опережает нашу собственную, лениво фланирующую между правым и левым полушарием, мы наивно полагаем, что делаем историю здесь и сейчас. Мы забываем наши знания, почерпнутые из книг, опровергаем опыты, полученные еще вчера, называем прямоугольные безликие предметы модерном, а настоящий модерн, тот самый, столетней выдержки – классикой. Неспособность сначала создать, а потом объяснить и донести породила такое спорное явление, как современное искусство. Хотя, вернее было бы сказать современное «современное искусство».
Конечно, в новаторов камни летели всегда, в разные годы, века и тысячелетия. Но и сами новаторы были, согласитесь, другими. Безумный Винсент, неистовый Сальвадор, непредсказуемая Коко, абсолютно потрясающий Марк, легендарный Пабло. Можно продолжать до бесконечности: Матисс, Бюфи, Модильяни, Сутин, Синьяк, Ренуар, Кокто… Конечно, кто-то возразит, что и они не всегда были поняты и приняты современниками. Но, в отличии от нынешних, мои герои еще при жизни были признаны гениями. Они понимали, что творили, и точно знали себе цену.
Их также объединяло одно, на первый взгляд, несущественное, но очень важное обстоятельство: все они прибывали на Ривьеру из Парижа и, в основном, поездом.
Что ж, порой самое главное не время, не деньги, не вино и не положение.
Просто, была бы хорошая компания!
– Доброе утро, мсье Хаминский, – старина Эдмон, вечный, казалось бы, консьерж Le Meridien мельком взглянул на часы и, быстро освежив в памяти расписание прибытия в Ниццу самолетов-поездов-кораблей, приветливо поинтересовался, – как погода в Париже?
– К вечеру пошел дождь, но рассвет в Провансе был прекрасен, – ответил я и, получив от портера багажный номерок, отправился в бар выпить кофе. Эдмон удовлетворенно цокнул языком и кивнул мне вслед. Спешить было некуда, номер подготовят только через час, можно расслабиться и растворить себя в пьянящей атмосфере Лазурного Берега.
Московский самолет прибудет ближе к обеду, и тогда холл отеля наполнится нетерпеливой суетой, спорами о видах из окна и толкотней у лифта.
Ноя к тому времени уже буду лежать на пляже и с видом старожила наблюдать за тем, как бело-голубой баклан ворует орешки у отошедших искупаться соседей.
Интересно, а какая сейчас погода в Москве?
Рифмоплетение
Посвящение отцу
Я не беден, не богат,
Но на жизнь хватает.
Говорил тебе сто крат
Деньги – лишь число.
Может «нет», а может «да»,
Кто ж об этом знает?
Раз живой, кругом вода,
Значит – повезло.
Кулаки разбиты вкровь,
На стекле ладони.
Рикошет не в глаз, а в бровь,
И как-будто цел.
Я пощаду не зову,
Лучше смерть в погоне,
Чем остаться наплаву,
Только не у дел.
Трубы медные звенят
В Иерусалиме.
Чую, бойню возвестят,
Только рано мне
Покидать своих солдат,
Чтоб зарыться в глине.
Б-г не фраер, черт – не брат,
Раз я на коне.
На любой вопрос ответ
В голове родится.
Зажигалки тусклый свет
В зеркале дрожит.
В нем блестят мои глаза,
И родные лица
Тех, кого взяла гроза,
Тех, кто вечно спит.
Мне долги не позабыть,
Ну, а это значит,
Надо море переплыть
И на гору влезть.
Не могу спокойно спать,
Если кто-то плачет.
Рано радугу искать,
Дел по горло здесь.
Бесу хвост скрутить узлом,
Пусть чуть-чуть поскачет.
Каждой шельме поделом
Кол меж глаз всадить.
Развернуть весь мир верх дном
Так, а не иначе.
Бог простит меня потом,
Сейчас же надо жить!
Или зеркало разбить,
Чтобы в зазеркалье
Без оглядки полюбить
Грешников своих.
Я – такой же, как они.
И горячей сталью
Колокольчик зазвонит
Где-то среди них.
Я прощенья не прошу,
Сам прощать не смею,
Днем следы припорошу,
Ночью не зову.
Мысли вслух произношу
Просто, как умею.
Правосудье не вершу,
Видно, так живу.
Песня о Родине. Сны
