Кристофер Хэдфилд - Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите
В моей двадцатилетней карьере астронавта я никогда не чувствовал себя ближе к тому, чтобы быть «плюс первым». И я знал, что лучшее, что могу сделать для того, чтобы мой экипаж воспринимал меня именно так, — это продолжать делать то, что всегда мне помогало — стремиться быть никем.
10. Внеземная жизнь
Международная космическая станция — это космический корабль весом 400 т и размером с футбольный стадион, увешанный солнечными панелями площадью целых 4 км2. Внутри станции места для жизни больше, чем в доме с пятью спальнями. Она настолько огромная, с таким большим количеством отдельных модулей, что можно весь день ходить по станции, но так и не встретить никого из членов экипажа. МКС — это впечатляющий международный проект, гигантский результат сотрудничества в космосе. Когда мы состыковались с ней в декабре 2012 г., настроение внутри нашего скромного космического корабля было близко к преждевременному восторгу. Все потенциальные препятствия были преодолены. Нам, немытым и голодным, жутко хотелось выбраться из нашего заточения, вытянуть конечности и осмотреть наш впечатляющий новый дом.
Но не все так быстро. Чтобы открыть люк, всегда требуется больше времени, чем хотелось бы: в нашем случае два с половиной часа, поскольку сначала нужно было убедиться, что в результате стыковки «Союз» не получил никаких повреждений. Наш корабль столкнулся со станцией с приемлемой силой и скоростью; нужно было проверить все уплотнения и удостовериться в том, что нет даже слабых утечек. Только после того, как мы убедились в отсутствии повреждений, мы могли сменить наши скафандры «Сокол» на обычные голубые скафандры. Как у всей российской космической одежды, к штанинам этих комбинезонов были пришиты ремни, которые надевались на ступню и натягивали штанину вниз. Эти ремни нужны, чтобы штанины не задирались в невесомости. Наконец мы были готовы.
Русские считают, что экспедиция начинается не со стартом корабля и не в момент стыковки, а после того, как будет открыт люк, и это, конечно, правильно, потому что в момент, когда вы вплываете на космическую станцию, вы начинаете новый этап жизни вне Земли. Мы слегка постучали по люку с нашей стороны, а экипаж ответил легким стуком со своей — приятный звук, когда ты находишься так далеко от родной планеты. Роман глухим ударом поместил ручку люка в нужное положение, повернул ее до щелчка и потянул вниз. Люк со скрипом открылся, как дверь старого дома с привидениями, и мы наконец их увидели: космонавты Олег Новицкий, Евгений Тарелкин и астронавт Кевин Форд сияли и выглядели чисто выбритыми в отличие от нас.
И вот мы присоединились к остальным участникам экспедиции МКС-34 в «Рассвете» — длинном, похожем на туннель отсеке, выступающем из российского сегмента МКС. Этот мини-модуль настолько узок, что приходится проплывать через него вереницей. Групповое фото превратилось в какую-то неуклюжую операцию, поскольку мы все вшестером сталкивались и сплетались друг с другом, пытаясь повернуться лицом к камере, установленной для того, чтобы запечатлеть этот момент для потомков. Но улыбки у нас были естественные: мы были рады оказаться вместе в таком далеком месте. Я отлично был знаком с экипажем, особенно с Олегом, бывшим представителем Центра подготовки космонавтов в Хьюстоне, но у нас совсем не было времени, чтобы поболтать. Уже сейчас нужно было заняться делами.
Мы выплыли из «Рассвета» в основной отсек российского сегмента станции, чтобы провести телеконференцию после стыковки, на которой могли впервые с момента запуска пообщаться с нашими семьями — публичное и в то же время личное мероприятие, дополненное присутствием репортеров. Наши близкие находились в Центре управления полетами в Королеве, сидели на балконе и сверху наблюдали за диспетчерами; оттуда они могли видеть на экранах, как мы скалили зубы в камеру, но мы не могли видеть их. Тем не менее было очень приятно услышать их голоса, когда пришла их очередь подойти к микрофону и сказать, что они нас любят. Кое-кто даже упомянул, что уже соскучился по нам. Конечно, эта телевизионная близость была несколько высокопарной и заставляла стесняться, но возможность сообщить родным, что у нас все в порядке, поднимала настроение. Дети моих коллег по экипажу попросили своих отцов показать им кульбит в невесомости, и Том с Романом со счастливыми лицами, хотя, может быть, с легким волнением, выполнили пожелание. Но самая смешная шутка принадлежала моему 30-летнему сыну Кайлу, который взял микрофон и с убийственно серьезным видом произнес: «Привет, пап. Здорово, что запуск состоялся. Теперь-то мне можно пони?» На этот вопрос можно было дать только один ответ: «Спроси у мамы».
Потом у нас был формальный брифинг по безопасности, после чего мы с Романом и Томом смогли наконец немного прийти в себя. Роману адаптироваться было проще, чем остальным, так как он прожил на МКС шесть месяцев в 2009 г. Длительные космические путешествия у него в крови: его отец, Юрий, заслуженный космонавт, который провел в космосе 430 дней, сначала на «Салюте-6», а потом на станции «Мир». Том тоже, как и Роман, посещал МКС в 2009 г. во время 15-дневной экспедиции на шаттле. Хотя с тех пор на станции появились дополнительные модули, и Том, и Роман ориентировались лучше меня, поскольку в 2001 г., когда я был здесь в краткосрочной экспедиции, МКС была еще только строительной площадкой, космическим кораблем, находившемся в процессе создания.
Теперь МКС была огромной, гудящей, работающей лабораторией со свободной планировкой; невозможно охватить взглядом весь интерьер станции. Основная конструкция представляет собой длинный ряд соединенных цилиндров и сфер, только внутри их помещения прямоугольные, а не круглые. Под определенным углом ее можно увидеть всю — от одного конца до другого, вдоль всей конструкции. Как ветви массивного дерева, от нее отходят три российских модуля, три американских, а также европейский и японский. Когда приближаешься к любому из них и вталкиваешь себя через люк вовнутрь, то в какой-то момент чувствуешь себя Алисой в Стране чудес; когда останавливаешься, чтобы решить, какое из направлений будет «верхом» — этот выбор субъективен, он уже не определяется законами гравитации, а зависит от того, что предполагается делать дальше. Например, в отсеке 3 беговая дорожка расположена на стене, туалет и тренажер — на полу, а чтобы попасть в «Купол», нужно проплыть в невесомости сверху вниз. По размеру весь модуль сопоставим с городским автобусом, так что там вполне могут одновременно находиться и заниматься своими делами четыре человека, причем у каждого из них будет свое представление о том, где же находится «верх».
Несмотря на то что станция значительно увеличилась в размерах с того момента, когда я здесь был в прошлый раз, я удивился, обнаружив вскоре после стыковки, что на самом деле я хорошо ориентируюсь на станции — трехмерная модель, созданная на Земле, оказалась в высшей степени точной. И в некоторых других аспектах это место мне показалось знакомым. Например, запах был абсолютно узнаваем: чистота, как в образцовой лаборатории, наводящая на мысли о машинах. В российском сегменте пахло чем-то еще, чувствовалось как будто легкое присутствие липкого древесного аромата столярной мастерской. Все стены модуля почти полностью покрыты ворсистой частью застежки-липучки. В космосе мелкие предметы вроде ложек, карандашей, ножниц и пробирок просто улетают, чтобы потом, неделю спустя, найтись где-нибудь в воздушном фильтре, который закрывает вентиляционный канал. Поэтому их цепляют на липучках к стене. Крючковатую часть липучки можно найти на обратной стороне почти каждой вещи, и это сделано для того, чтобы их можно было прицепить к «липкой» стене.
На МКС вы никогда не перепутаете, находитесь ли вы в американском сегменте станции или в российском. Российский сегмент меньше в диаметре — расправьте руки, и вы сможете дотронуться до стен по обе стороны от вас, — а липучка на стенах окрашена преимущественно в различные оттенки зеленого, что создает не лишенный привлекательности антураж подводной лодки. В американском сегменте ощущения другие. Когда в 1998 г. был запущен первый модуль Unity, психологи предположили, что успокаивающие цвета будут залогом психического здоровья, и потому порекомендовали цвет… сомон (оранжево-розовый). И то ли они изменили свое мнение, то ли перестали вообще заниматься дизайном интерьеров, но остальные модули американского сегмента, к счастью, просто белые. В НАСА решили, что слишком много липучки на стенах повышает опасность пожара, поэтому липучки здесь меньше, и практически вся она белая. Даже притом что цилиндрический сегмент имеет диаметр 4,5 м, стойки и рамы, установленные вдоль стен для монтажа экспериментального оборудования и для организации мест для хранения, уменьшили внутреннее пространство до квадратных размеров, и тем не менее, расправив руки, невозможно дотянуться до стен. Сочетание яркого освещения, отсутствия окон и белых стен создает атмосферу больничного коридора.
