Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Пусть и смутные, но какие-то представления о правилах подбора снаряжения у меня были. Выбирая ботинки или джип, настоящие экстремалы отдают предпочтение самым большим. А вот контейнер для еды или спиртовку нужно брать самые маленькие. Есть позиции типа палатки или спального мешка, которые в сложенном состоянии должны быть маленькие, а в разобранном – большие. Но настоящий жизненный центр молла REI не здесь, а на втором этаже – в отделе спортивной и туристской одежды. Ведь если на ледники по-прежнему взбираются единицы, пользоваться их экипировкой и соответственно выглядеть, как они, хотят миллионы. Поэтому все проторенные тропы ведут туда.
Я поднялся в отдел одежды, чтобы перевести дух от хай-тек тарабарщины отдела снаряжения. И действительно, обнаружил несколько умиротворяющих вешалок с футболками приглушенных цветов из чистого хлопка. Но не прошел я и нескольких метров, как целые гектары полиэстера ослепили меня кобальтово-синим блеском. Мне пришло в голову, что, если в семидесятых главными носителями полиэстера были в основном завсегдатаи дешевых дискотек, сегодня – это любители экстремального отдыха из привилегированных слоев. Между мной и кафе в дальнем конце этажа простерся зловещий лес парок из фиброволокна, спасательных жилетов, штанов с молниями, эластичных курток, анораков и пончо. И с каждого свисал гигантских размеров буклет, в котором подробно, как в диссертации по технической дисциплине, описывались все неоспоримые преимущества данного товара. В этот момент я, признаться, потерял волю к жизни. Мне хотелось сесть и помереть, и пусть мое безжизненное тело найдут в куче горнолыжных штанов из гортекса.
Но внутренний голос подбадривал меня, не давая заснуть вечным сном, и вскоре я уже продирался сквозь ряды снаряжения и экипировки, произведенных лучшими химическими лабораториями мира – Cordura, Polartec – из тканей преимущественно на «экс» Royalex, Spandex, Supplex, Gore-Tex. Там были парки по 400 долларов со встроенной динамической системой вентиляции и универсальными шарнирными рукавами (это, наверное, чтоб крутить руками на все 360 градусов); парки из грубого шелка, которые надеваются поверх других курток, нижнее белье с микроэлементами, сверхлегкие кальсоны, флис, микрофлис и биполярный флис (это, наверно, для людей, страдающих одноименным расстройством). Больше всего мне понравилась титановая парка Omnitech с двойным ультрапрочным слоем нейлона, керамическими вставками и запаянными полиуретаном швами. Я представил, как, надев однажды эту титановую парку Omnitech, я вдруг подумаю: «Вот иду я по лесу, а на мне целый звездолет».
В итоге мне пришлось прокладывать себе путь через отдел «туристического белья», я чувствовал себя мухой, попавшей в паутину из двустороннего полиэстра, термостойкого спандекса и особо прочной лайкры. Не найдя и пары честных белых трусов, я уже был готов объявить себя луддитом, выступающим против механизации нижнего белья, но тут в полусотне метров от меня замаячило кафе. Остаток пути я проделал мимо художественной галереи с фотографиями величественной природы и лекционного зала, мимо книжной лавки и егерской базы, и вот, наконец, улыбчивый бариста предлагает мне горячие напитки и мультикультурный набор роллов и сэндвичей. Я устроился в беспорядочно расставленных модерновых мебелях, и постепенно до меня стало доходить, как это все полезно и правильно.
Я огляделся по сторонам – в магазине были только здоровые люди, образованные походники из тех, что регулярно ходят на работу, соблюдают режим питания и умерены во всем, включая увеселения. Судя по их обуви, одежде и рюкзакам, они явно разбираются в вопросах снаряжения и экипировки. Многие из них читали приобретенные в ближайшем книжном издания типа «Альманаха песчаного округа» Альдо Леопольда, излучая при этом обеспокоенность состоянием окружающей среды. Это было сообщество добрых пастырей, людей, готовых защитить планету и ее жителей. Раньше природа была дикой, неукротимой, полной дионисийских страстей и влечений. Но здесь были люди, готовые к осторожным вылазкам, способные не нарушить сложный природный баланс – они внимательно изучали все возможности, тщательно готовились и тренировались. Будь Норман Рокуэлл молод, он бы пришел в это кафе с мольбертом, чтобы запечатлеть на холсте сосредоточение доброй воли.
И заботливые садомазохисты из Arizona Power Exchange, и природоохранные, технически подкованные походники в торговом центре REI являются носителями этики бобо в том, что касается удовольствий. Но самое удивительное в этой довольно жесткой системе самоконтроля и дисциплины – это отсутствие каких-либо непреложных правил. Другие социальные группы и элиты прошлого соблюдали или хотя бы старались придерживаться морали религиозного толка: мастурбировать – грех, пьянство – порок. Однако бобо не подходит универсальные нравственные законы, регулирующие дозволенные удовольствия, они предпочитают более приземленные правила самоконтроля. Запрет устанавливается на то, что вредно для здоровья или небезопасно. И напротив, все, что обогащает духовно или помогает сжигать калории, – поощряется. Иными словами, вместо нравственных законов свои плотские желания мы обуздываем из соображений полезности.
Бобо не отрицают пороков зеленого джина, мы помним об опасностях пьяного вождения. Мы не прославляем целомудрие, как божественную добродетель, но, говоря о безопасном сексе, мы не забываем уточнить, что самая безопасная форма безопасного секса – это воздержание. Говоря словами колумниста Чарльза Краутхаммера: «Основа современных правил сексуального поведения – профилактика венерических заболеваний». Поэтому в утренней телевизионной программе вы не увидите проповедника, рассказывающего, как дьявол искушает нас и склоняет к греху. Вместо этого день за днем эксперты по здоровому образу жизни и фитнесу заполняют утренние шоу разговорами об усиленных тренировках, самодисциплине, здоровом питании, полноценном сне и плодотворной жизни без излишеств.
Правила, устанавливающие приоритет здорового образа жизни, воспринимаются как способ ненавязчиво, исподтишка привить людям нравственные законы. Люди, им следующие, соблюдают дисциплину и проповедуют самоограничение, но делают это не ради души, но ради тела. Публицисты с активистами не раз указывали на нравственное обнищание образованного класса. Как следствие, в сексе и прочих удовольствиях превыше всего представители этого класса ценят полезность, безопасность и прочие утилитарные достоинства. Если вы живете в обществе, где редко кто оскорбится упоминанием Господа всуе, но почти все возмутятся, увидев, как беременная женщина прикуривает сигарету, значит, мирские ценности преобладают над божественными. Нельзя познать Бога, не следуя Его законам, особенно тем, что регулируют наиболее интимную сферу вашей жизни. Приверженность здоровому образу жизни и ответственному потреблению отлично рифмуется с поверхностностью и отсутствием ясных ориентиров.
Бобо, как обычно, не закрывают глаза на критику. Но посколь ку они так ценят свою независимость и автономность, то и подчиниться какому-то определенному набору заповедей им очень непросто. При этом их переполняют духовные порывы и манит потустороннее. Они не готовы отказываться от кажущихся невинными удовольствий только потому, что так велит какая-то религия, однако с удовольствием привнесли бы духовность в повседневную жизнь. Вот эти оппозиции – между независимостью и подчинением, материализмом и духовностью – мы и разберем в следующей главе.
6. Духовная жизнь
Я сижу на камне, на берегу Блэкфут-Ривер в Западной Монтане. Осеннее солнце блестит на воде, подсвечивая прибрежный тростник. Воздух тих и сух, я в полном одиночестве, если не считать парящего в небе ястреба и форели, что плещется в реке. Я приехал на место действия романа Нормана Маклина и экранизации Роберта Редфорда «Там, где течет река», и сижу вот, жду, когда время остановится и я почувствую мистическое единение с природой.
Но оно не останавливается. Я уже полчаса провел в этом прекрасном месте, а просветления так и не ощутил. Рядом бьется вечный пульс жизни: что-то нашептывает ветер, качаются ветви, беззвучно проплывает, покачиваясь, утка. Джон Мур был бы уже, наверное, в полном восторге. У Маклина бы уже завязалась содержательная беседа с рекой. Альдо Леопольд уже бился бы в экстазе, восхищаясь красотой какой-нибудь хворостинки. А мне хоть бы хны. Не тот, наверное, сезон для просветления.
Раньше я никогда не обращал на это внимания, но ведь больше всего искателей душевной гармонии с природой приезжают в Монтану именно ближе к середине лета. Именно посреди лета снимают фильмы наподобие «Заклинателя лошадей», а горожане приезжают в Монтану подлечить свои издерганные души. Но теперь октябрь, и место, наверное, подысчерпало свой духоподъемный ресурс. «В конце концов, все сходится воедино там, где течет река», – пишет Маклин, и, когда я прочел это в своей гостиной несколько месяцев тому, мысль показалась мне чрезвычайно глубокой. А теперь я даже не понимаю, что это, черт побери, значит. Во едино сошлись только мои замерзшие пальцы. В приключенческих книгах суровые условия обязательны к преодолению и лишь придают героям бодрости, но у меня от холодного ветра скоро отвалятся конечности. И в полном одиночестве ко мне приходят не глубокие прозрения, но мелкие страхи.
