Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6526 ( № 38 2015)
…Женю заинтересовала форма постояльцев. Во многом она была иной, чем у немцев, квартировавших в домах поблизости или встречавшихся на улицах городка. Те ходили в одежде серо-зелёного цвета, в пилотках или фуражках с орлами, в сапогах с короткими голенищами. Танкисты носили чёрную форму, а строгий худощавый немец, живший напротив Жениного дома, щеголял в чёрном мундире, но почему-то с одним погоном и в фуражке со зловещим черепом и костями на околыше.
На квартировавших немцах были короткие куртки, брюки, заправленные в высокие кожаные ботинки на толстой рифлёной подошве. Головными уборами служили фуражки с длинными козырьками и отворачивающимися «ушами», которые спереди застёгивались на пуговицы. Сбоку на фуражках – немцы называли их кепи – красовались эмблемы в виде какого-то цветка.
Однажды их жилец Курт, обер-лейтенант, заметив любопытный взгляд Жени, направленный на цветок, усмехнулся:
– Das ist Edelweiss!3
Отец Жени, как только в доме поселились немцы, запретил говорить о них что-либо в их присутствии, тем более о Красной Армии или партизанах, появившихся в расположенных поблизости от городка лесах, заметив при этом:
– А вдруг они понимают русский?!
Однако Женя и её мама нет-нет да и поругивали немцев, хотя те, в общем, не давали для этого особых поводов.
...Как выяснилось позже, отец как в воду глядел: двое из постояльцев не просто понимали русский язык, но и могли говорить на нём. Выяснилось это совершенно случайно.
В хозяйстве семьи теперь остались только две козочки – Лидка и Динка, которых Женя обычно пасла неподалёку от дома. Так было и в тот вечер: Николас, возвращаясь на квартиру, встретился с Женей в тот момент, когда Лидка вдруг сорвалась с поводка и побежала прочь от девочки. Немец быстро догнал козочку, схватил её за обрывок верёвки.
– Лидка, уходи от него, он немец! – непонятно почему закричала Женя.
– А мы её сейчас резать будем! – на чистейшем русском языке и, как показалось Жене, довольно весело ответил Николас.
Женя обомлела. Она вспомнила, сколько нелицеприятных вещей говорили они с мамой о немцах в их присутствии.
– Мой папа долго был сотрудником немецкого посольства в Москве, а я учился в русской школе! – проговорил Николас. – Там осталась моя любовь! Мы возьмём Москву – и я женюсь на девушке Тане! А прибыли мы к вам из Италии. Вот так-то, Женя!
Немцы квартировали у них почти два месяца.
Как-то вечером, перед отъездом немцев, обер-лейтенант Курт, когда вся семья Жени была в сборе, обратившись к маме, вдруг задумчиво сказал по-русски:
– У вас хорошие альпинисты! Я соревновался со многими из них до войны, на Кавказе…
Спустя годы, уже после войны, однажды Женя вспомнила вдруг слова, сказанные немцем Куртом. Это произошло тогда, когда она услышала песню Владимира Высоцкого о немецких горных стрелках, воевавших в горах Кавказа:
А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою.
Он падал вниз, но был спасён,
А вот теперь, быть может, он
Свой автомат готовит к бою...
Она сразу поняла тот важный смысл, который заложил любимый ею поэт и бард: оказывается, в те далёкие военные годы в её доме на постое были немцы из горнострелковых дивизий, действовавших в горах и лесах Крыма, которые создали немало проблем крымскому партизанскому движению уже с ноября 1941 года...
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Танкисты гауптман Пауль и обер-лейтенант Фриц квартировали в доме Жени ранней весной 1942 года.
При знакомстве с семьёй Пауль гордо объявил, что он и его друг – «истребители русских танков», подтвердив при этом свои слова жестом руки, нажимающей на курок, и возгласом Sсhiessen Russiche Panzer!4
Откуда было знать Жене, что рядом с нею танкисты 22-й танковой дивизии 11-й армии вермахта, которые явились сюда, чтобы сыграть отнюдь не последнюю роль в будущем сражении на Керченском полуострове, в разгроме Крымского фронта в первой половине мая 1942 года в ходе операции «Охота на дроф», как величали её немцы...
Танкисты иногда возвращались в дом в комбинезонах, и тогда от них шёл тяжёлый запах бензина и машинного масла. Вблизи речки Чурук-Су, на берегу которой стоял Женин дом, располагался парк немецкой техники. Когда танки прогревали моторы, во всей округе стоял страшный рёв, а потом они грохотали своими тяжёлыми гусеницами по улочкам городка в сторону Феодосии.
Через некоторое время обер-лейтенант Фриц исчез...
– Kranke!5 – хмуро сказал Пауль, хотя Женя подумала, что Фриц не просто заболел, а скорее всего его ранили. Ведь в последнее время с территории, расположенной к востоку от городка, часто доносился гул канонады.
...В городе стало голодно. В семье, где помимо Жени было ещё трое душ, в том числе десятилетний брат Витя, отсутствие еды стало ощущаться в полной мере.
Как-то в дом вошёл денщик Пауля с котелком в руках и поставил его на стол:
– Essen!6
Позже в сторону полевой кухни прошёл гауптман Пауль. И так было на протяжении всего времени, пока немец квартировал у них в доме...
...Однако голод ощущался не только в городке, а в ещё большей степени в близлежащих лесах, где базировались партизанские отряды, в том числе и комсомольско-молодёжный, в котором воевал двоюродный брат Жени семнадцатилетний Костя. Партизаны иногда совершали нападения на немецкие коммуникации, истребляя живую силу и технику оккупантов, изредка пополняли в ходе этих операций продовольственные запасы, но еды, конечно, было мало.
По этой причине люди из леса приходили в город и близлежащие сёла в поисках хоть чего-нибудь из съестного. Нередко в их числе был и Костя, который заходил в дом Жени. И хотя у них с едой было совсем негусто, отказать родственнику они, понятное дело, не могли.
Вот и в этот поздний вечер послышалось тихое царапанье в оконное стекло, и когда отец Жени приподнял одеяло, которым оно было завешено (закрывать окна – таков был приказ немцев, поскольку над городом иногда появлялись наши самолёты и начинали бомбить его), он увидел смутно белеющее лицо Кости.
– Немцы есть?
– Нет! Заходи быстрее!
Постояльца Пауля не было. Он ушёл играть в карты к офицерам, квартировавшим по соседству.
Костя стоял посреди комнаты с автоматом наперевес, широко раскрыв вещевой мешок, для которого мать Жени собирала нехитрую снедь, а брат Витя с интересом смотрел на пришельца из леса, особенно на его ППШ.
В дверь громко постучали.
– Пауль! – побелевшими губами прошептал отец.
Костя заметался по комнате.
– Прячься за одеяло, в проём окна!
Пауль был слегка навеселе, явно в благодушном состоянии. Он положил на стол несколько шоколадных конфет и потрепал по голове Витю:
– Kinder, essen!7
Вдруг в этот момент одеяло с шумом свалилось на пол, и Костя в согнутом в три погибели положении с вещмешком и автоматом предстал перед изумлённым немцем.
И тот и другой пристально посмотрели друг на друга.
Партизан Костя, по сути ещё мальчик, с исхудавшим измученным лицом, судорожно вцепился пальцем в спусковой крючок автомата. И дородный, вдвое старше, немецкий танкист тоже схватился за пояс, на котором висела кобура с тяжёлым «Вальтером».
Впрочем, в соседней комнате, где жил Пауль, под подушкой также лежал ещё автомат системы Шмайссера. Но это в соседней комнате...
Каждый, видимо, в эти мгновения решал, что делать.
«Немца убью, но вырваться из города не удастся!» – подумал Костя.
«Опущу руку к «Вальтеру», а этот сумасшедший русский нажмёт на курок!..» – размышлял Пауль.
Секунды казались вечностью.
И вдруг немец, отойдя в сторону, устало махнул рукой, показывая на дверь:
– Weg!8
Семья сбилась в стайку.
Костя скрылся за дверью.
Пауль сел и вытер со лба пот:
– Wer diesser war.9
Женя, путая русские и немецкие слова, сказала, что этот человек пришёл в дом попросить хлеба.
Немец криво усмехнулся и произнёс что-то типа «У вас все ходят просить хлеб с автоматом?».
Потом он исчез.
Отец приказал матери забрать детей и укрыться у соседей. Все отчётливо понимали: за связь с партизанами грозит расстрел.
Пауль появился утром, один, сделав вид, что ничего не было.
Однако вечером, когда вся семья была уже в сборе, зашёл к ним в комнату и сказал Жене, чтобы она перевела:
– Сегодня я буду спать здесь! Если придут люди за хлебом с автоматами, – тут он, как показалось Жене, слегка подмигнул ей, – скажете, что я ваш больной родственник Иван!
Немец действительно переночевал в их комнате одну ночь. По-видимому, визит лесного гостя перепугал его не на шутку. Тем не менее гауптман не донёс на семью в комендатуру, хотя сделать это ему, конечно, не составляло труда.
В начале мая танковое подразделение, в котором воевал Пауль, покинуло их городок.
