Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #6
Смотри, из этого окна
Ему видна была Россия,
Была судьба её видна…
Времена распада, болезни нашей Родины, приходящиеся на бурные и одновременно печальные 90-е годы прошлого столетия, нашли ёмкое и точное отражение в стихах Дмитрия Мизгулина. Сгустками боли такие стихи прорезают общую канву избранных стихотворений, оттеняя лирику и философию, цементируя драматическую историю России ХХ века.
На Родине - как на вокзале -
Сумятица и суета,
И сумрак в прокуренном зале
Такой - не видишь ни черта.
И кому из нас была не видна, не понятна, не знакома эта боль? При этом
в слове “знакома” так и напрашивается сделать акцент на “знаке”, “знаковости”, ибо такой подход определяет, подчёркивает степень значения событий.
Россия пьёт запоем, тяжело,
Как женщина, с надрывом,
безнадёжно,
С протяжным плачем, будто бы назло,
И, кажется, спасенье невозможно.
Оттого и “Тесно стало на кладбищах русских”. Так тесно, что “Места для боли в душе не осталось…”
Пламя пожара уже отметалось.
Нынче и пепел остыл.
Было Отечество. Было - и нету…
Ветер гуляет по белому свету
Между остывших светил.
Но русский поэт не был бы русским поэтом, если бы не помнил гордое слово Русь, не верил бы в неё, как Тютчев. Кстати, Дмитрий Мизгулин весьма оригинально продолжил строки великого русского поэта:
Умом Россию не понять,
А если нет ума - тем боле…
Поэт верит в Россию, как верят в Бога. Иначе жизнь теряет смысл. Так верили наши предки, коим досталось никак не меньше лиха, чем нам, и они не раз поднимали многострадальную Родину из пепла.
Но вновь восстали, поднялись
Из пепла города России,
И купола тянулись ввысь
Ажурные и золотые…
Однако, несмотря на светлую веру, Мизгулин не может отогнать тревожные мысли о будущем страны:
Законы вечные природы
Не отменить. Не осмеять.
Другие, видимо, народы
Россию будут населять.
Печальна участь человечья,
Уйдём, неся свою вину.
И незнакомые наречья
Нарушат храмов тишину.
Вроде бы нечего возразить на эти мрачные пророчества. Но у поэта есть главное богатство - язык. И он обращается к нему, чтобы развеять тягостные предчувствия:
Не решай судьбу иных столетий,
Не гадай о будущем в тоске,
Слушай, как степной полынный ветер
Говорит на русском языке.
Ещё одна опора, на которой удерживается поэтический мир Дмитрия Мизгулина, - вера. Красота и полёт русских храмов золотыми куполами в безбрежное небо поднимаются из стихов поэта. Они, как свечи, зажжённые во Славу Божию. И тот, чьё сердце бьётся в единой гармонии с Нагорной проповедью, входя в храм, знает:
Здесь не обдумывают речи.
Здесь и покой, и тишина.
Мерцая, тускло тают свечи,
Как непрощённая вина…
На паперти сидит старуха,
Прохожий сумрачный идёт…
Пусть теплота Святого Духа
На нас, сердешных, снизойдёт…
У души своя география. Особенно у души поэта. И в общей географии поэтической России у Мизгулина есть своя река. А если верить названию одного из сборников поэта - две реки. Скажем, это могут быть Иртыш и Нева, питающие поэтический мир Дмитрия Мизгулина.
И всё же поэзия души пишется на безбрежном русском небе. Низком и усталом - на Югорском севере, тревожном и ветристом - над Питером (с заметным сквознячком из Петрова окна), на глубоком, намоленном и вечном - над всей Россией.
И полетит душа легка
Туда, где обитают души,
За грозовые облака…
Ибо
…Земные дни во мгле верша,
О небе думает душа.
И вместе с Дмитрием Мизгулиным я повторяю:
Нам всем конец? Не верю!
Рассеется мираж…
Крадущемуся зверю
Читаю “Отче наш”!
Русский композитор Валерий Гаврилин говорил: “Отличить настоящее от подделки просто: перестаёшь чувствовать себя чужим, знаешь, что сосед справа чувствует то же, что и ты…” Так было со мной, когда я углубился в книги Мизгулина: я чувствовал то же, что и он. По слову того же Гаврилина, русский характер складывается из “…святого отношения к жизни, из мудрости, из веселья, из лукавства, из зла, из борьбы с самим собою, из любви и из некоторых фантазий, которые переживает каждый русский человек”. Всё это есть у Мизгулина, поэтому он понятен и близок самому широкому кругу читателей, а я всего-навсего попытался сделать этот круг ещё шире.
Горноправдинск, Югра, 2007
ЛЕВ КОНОРЕВ «ВСЁ ПРОЙДЁТ, А КНИГА ОСТАНЕТСЯ…»
(Из воспоминаний о Евгении Носове)
В одну из последних наших встреч в Курске Евгений Иванович Носов рассказал мне прелюбопытный эпизод из писательской жизни своего иркутского друга Валентина Распутина. Оказывается, публикация в «Нашем современнике» распутинской повести «Прощание с Матёрой» не осталась без пристального внимания в «верхах», более того, вызвала серьёзное недовольство, вследствие чего Распутин был вызван в ЦК партии.
- Пригласил его на беседу, так это у них называется, секретарь ЦК Зимянин, - рассказывал Евгений Иванович. - Сразу начал пытать Валентина: для чего, мол, написана эта повесть, странная она какая-то и чуждая нашим устоям, непонятно, какую цель преследовал автор… Ну и т.д. и т.п. Валентин сначала отважно ринулся в защиту своего творения, стал объяснять, в чём смысл написанного, но Зимянин не захотел его выслушать, то и дело перебивал и гнул своё… И тогда Валентин - надо знать его характер - сразу замкнулся, ушёл в себя и больше уже не проронил ни слова. Как ни пытался потом партийный босс вызвать Валю на доверительный разговор, ничего не вышло. И завершилась эта, с позволения сказать, «беседа» одним лишь назидательным монологом Зимянина, а упорно молчавший Валентин так и остался при своём убеждении…
Рассказывал это Евгений Иванович со слов знакомой столичной журналистки, позвонившей ему домой, и были в его пересказе огорчение и обида за близкого ему собрата по перу. А закончил он собственным грустным комментарием:
- Вот уж дожили, так дожили: надо теперь ещё объяснять, о чём написана твоя книжка…
Я живо припомнил тот давнишний и полузабытый разговор, когда просматривал посмертное 5-томное собрание сочинений Е. И. Носова и в заключительном, пятом томе среди множества опубликованных носовских писем увидел письмо, адресованное В. Распутину. Оно примечательно тем, что в нём Евгений Иванович ведёт речь со своим иркутским другом как раз о том самом эпизоде в ЦК.
«От В. Помазневой (звонила домой) узнал, что тебя приглашали в «верха» на беседу, - пишет Е. Носов и тут же дружески подбадривает: - Как говорят, «не бери в голову», не принимай близко к сердцу. Всё пройдёт, даже уйдут сами беседчики, а книга твоя останется. Её теперь ни огнём, ни топором…».
И далее писатель рассказывает В. Распутину о непредвиденной реакции местного курского начальства на поступившую в книжные магазины повесть «Прощание с Матёрой».
«Любопытно, что само начальство хватало твою книжку в лихорадочном ажиотаже, - сообщает Е. Носов. - В Курске она так и не попала в продажу - разошлась из-под прилавка, так что если и пытаются ворчать на тебя за «Матёру», то чисто формально, сами не веря в свои слова».
Вот она, изнанка аппаратных «беседчиков» и иже с ними! Мудрый писатель Носов «просвечивал» их, как на рентгене, насквозь своим проницательным, всепроникающим взглядом. И как прозорлив, дальновиден он был в ту не столь уже давнюю пору, именуемую теперь застоем. Вот сейчас, по прошествии трёх десятилетий, думаешь: ну и где они, в самом деле, эти «беседчики», что осталось от них?.. А книга (книги!) Валентина Распутина, как и других близких ему по духу мастеров слова, оставшихся верными себе, сохранивших приверженность правде и народу своему, живут и поныне, не утратив своей изначальной значимости, и сейчас волнуют умы и сердца людей.
Говоря об эпизоде «допроса с пристрастием» В. Распутина, я совсем упустил из виду, что подобную же нешуточную «проработку» в своё время испытал и Е. Носов. Произошло это, правда, на местном, областном уровне.
Формальным поводом к «разборке» послужила публикация в «Правде» в юбилейном 1967-м году (50-я годовщина советской власти) критической статьи о журнале «Новый мир», в котором были напечатаны рассказы
А. Солженицына, в частности, получивший большой резонанс рассказ «Матрёнин двор». В ту пору в «Новом мире» впервые опубликовался и Е. Носов. Это были остросоциальные рассказы «Объездчик» и «За лесами, за долами». Они-то и стали мишенью, в которую нацелили свои критические стрелы члены существовавшей тогда в Курской писательской организации немногочисленной оппозиционной группы. Логика их рассуждений была тверда, как железобетон. О чём сигнализирует партийная печать?.. О засилии в «Новом мире» произведений космополитических и очернительских. Носовские рассказы опубликованы в этом же неблагонадёжном журнале, следовательно, им тоже присущи черты космополитизма и очернительства… И начались злопыхательские наскоки на писателя.
