Юрий Тавровский - ДВУХЭТАЖНАЯ ЯПОНИЯ: Две тысячи дней на Японских островах
В этом проявляется одно из многих различий между «эдокко» и «нанивакко», которые так любят обсуждать по всей Японии. Если в Эдо — Токио люди испокон веков проматывали состояние на модные наряды и обитательниц «веселых кварталов», то в Осаке состояния «проедались». У района Дотомбори есть еще одно название — Куидаорэ, что значит «место, где разоряются от обжорства». В городе коммерции Осаке принято торговаться, вести разговоры о деньгах, прибылях. «Нанивакко» даже приветствуют друг друга словами: «Сколько сегодня удалось заработать?» В Токио с его все еще ощутимыми самурайскими традициями говорить о деньгах вообще неприлично, ведь финансовыми делами воина занималась его жена, а торговцы стояли на низшей ступеньке общественной лестницы. Начать торговаться в Токио — значит «потерять лицо», спросить о заработке, доходах — прослыть хамом. Выходцы из Осаки пользуются в столице репутацией людей неискренних, никогда не говорящих правду. Если даже малознакомый токиец приглашает вас пообедать, то отказываться нельзя, слова почти всегда идут от чистого сердца. В Осаке же сразу соглашаться на спонтанное, неофициальное приглашение не принято.
В незлобивых шутках и подсмеивании друг над другом отражается вековое соперничество двух городов, двух важнейших центров Японии. Пусть наверху сейчас оказался Токио, но Осака уже переходит в контрнаступление.
Кното — бастион японских традиций
Национальное сокровище. Эти слова, пожалуй, чаще всего употребляла миловидная девушка-гид, сопровождавшая иностранных журналистов в поездке по Киото. Стоя на смотровой площадке храма
Киёмидзу, которую поддерживают над крутым склоном мощные деревянные сваи, она называла причисленные к национальным сокровищам храмы, пагоды, сады. Возникший 12 веков назад Киото с самого начала строился как столица. Прямые как стрелы проспекты, пересекающие их под прямым углом широкие улицы. Чем не Ленинград? У соседа по автобусу, китайского журналиста, ассоциации несколько иные — Пекин, Сиань.
Действительно, император Камму, перенесший в 784 г. столицу государства из Нара в соседний Киото, создавал ее по китайским образцам градостроительного искусства. Город имел форму строго ориентированного по сторонам света прямоугольника. В центре северной части стоял императорский дворец, от которого шел 80-метровой ширины проспект, деливший столицу на восточную и западную половины. Хотя строительство Киото совпало с периодом усиления японского государства, полностью осуществить грандиозный проект так никогда и не удалось.
Киото был столицей Японской империи на протяжении 1074 лет! Город то становился жертвой междоусобных войн и пожаров, то переживал времена расцвета. Волны истории смыли многие уникальные постройки. Но и то, что сохранилось, поражает либо строгостью линий и скупостью цветов, либо пышностью, размахом, богатством красок. На 1,5 млн жителей сегодняшнего Киото приходится около 2 тыс. храмов, сотни парков, десятки дворцов. Пятая часть причисленных к национальным сокровищам архитектурных памятников и примерно такая же доля особо ценных произведений искусства Японии сконцентрированы в Киото.
Какое же сокровище самое ценное в этой сокровищнице? Одни считают, что храм Рёандзи с его знаменитым садом пятнадцати камней затмевает все остальные чудеса Киото. Другие из чувства противоречия или по более существенной причине утверждают, что среди десятков садов камней древней столицы сад храма Рёандзи прославился лишь благодаря красочному описанию одного из первых заморских туристов, у которого просто не хватило времени на соседние храмы. Только благодаря этому толпы иностранцев и школьников-экскурсантов щадят гораздо более знаменитый среди самих японцев сад камней храма Самбо-ин, три самых красивых камня которого передают «три разных настроения воды в реке Камо». Принесенный в жертву туристам храм Рёандзи отвлекает хотя бы часть вооруженных фотокамерами орд от сада песка в храме Гинкакудзи. А великолепный сад мхов храма Сайходзи защищен не только высокими стенами и дорогими входными билетами, но еще и обязательной для всех церемонией переписывания буддийской сутры (священный текст).
К числу труднодоступных красот Киото относится императорская вилла Кацура Рикю, которая и поныне изредка используется живущими в Токио членами монаршей семьи. Посетить виллу далеко не просто. Надо получить письменное разрешение ведомства императорского двора, которого приходится ждать несколько недель. Для иностранных журналистов, однако, процедуру ускорили, и в назначенный час мы ждали у ворот.
«Вы увидите Кацура Рикю в первозданном виде. Недавно завершилась ее полная реставрация, потребовавшая шести лет упорной работы многих десятков художников, ремесленников, садовников, искусствоведов, — объяснил сопровождавший нас чиновник ведомства императорского двора. — Мы надеемся, что второй ремонт виллы потребуется не раньше чем через 350 лет, через столько, сколько она простояла в первоначальном виде».
Посещение Кацура Рикю рассчитано по минутам и состоит из недолгой, примерно часовой прогулки по причудливо извивающимся дорожкам парка, с каждого изгиба которых открываются все новые ландшафты, куда гармонично вписываются павильоны, беседки, каменные фонари, мосты. Собственно говоря, парк и был задуман для прогулок и любования пейзажами. Идея первого в Японии парка такого типа приписывается принцу Тосихито, тонкому знатоку литературы и военного дела. Члены императорской семьи, включая и ее главу, редко когда обладали реальной властью, а потому посвящали свой практически неограниченный досуг упражнениям в изящных искусствах. Эстетические принципы Тосихито претворил в жизнь знаменитый в XVII в. архитектор Энею Кобори. Легенда гласит, что он поставил перед согласившимся оплатить каприз принца военным диктатором из династии Токугава три условия. Предоставить неограниченные деньги. Не торопить со сроками. Не впускать никого до полного окончания работ. Прошло четыре года, прежде чем на дорожки виллы Кацура вступили первые посетители. И с той поры, с 1624 г. по европейскому календарю, не затихают возгласы восхищения. Дорожки парка заслуживают отдельного описания. Начинаясь с мощенной булыжником довольно широкой аллеи у главных ворот, по которой вносили императорский паланкин, они затем переходят то в посыпанные мелким гравием, то в обычные земляные тропинки. Кое-где на ленте тропок врыты в землю плоские камни — так отмечены места, с которых открываются особенно красивые садовые пейзажи: миниатюрные «горные перевалы», «водопады», «морские берега», «горные деревни»… По мере приближения к центру Кацура Ри-кю — трем павильонам-кабинетам «сёин» череда крупных или мелких, круглых или продолговатых камней становится чаще. Камни причудливых форм уступают место квадратным и прямоугольным плитам, а затем плотно подогнанному каменному «паркету». Контраст немощеных дорожек с четкими геометрическими формами плит призван настраивать на серьезные мысли. Недаром эта мостовая называется «камни строгости». Перед самым входом в павильон натыкаешься на перевязанный крест-накрест соломенной веревкой булыжник — это не проделка шаловливого посетителя, а знак, что дальше идти нельзя. Для осмотра павильонов изнутри нужно особое разрешение.
Впрочем, тремя построенными в разное время, но составляющими единый архитектурный ансамбль павильонами можно любоваться и снаружи. Эти одноэтажные строения покоятся на довольно высоких сваях, напоминающих о том, что часть далеких предков японцев пришли из тропических лесов Юго-Восточной Азии. Сваи не только защищают павильоны от нередких разливов речки Кацура, но и придают им элегантность, легкость. Это впечатление еще больше усиливается обклеенными белой бумагой раздвижными решетчатыми стенками, которые чередуются со стройными балками и неширокими деревянными панелями. Кажется, не будь сверху массивной крыши из кедровой дранки, павильоны оторвались бы от земли при первом же порыве речного ветерка.
Наиболее значительные сооружения Кацура Рикю — павильоны и чайный домик любования Луной — стоят на берегу пруда, без которого немыслимо представить традиционный японский сад. Гладь воды становится дополнительным материалом для создания бесконечного чередования пейзажей и микропейзажей, рассчитанных на разное время года и дня, на разную погоду. Одна часть пруда, например, славится романтичным, воспетым многими поэтами отражением осенней Луны.
Фантазия архитекторов проявляется и в мостиках — то высеченных из цельного куска камня, то горбящихся насыпанной на деревянный каркас замшелой землей. Они переброшены между большими и маленькими островами, через глубоко вдающиеся в линию берега узкие заливчики. С мостами всех форм и размеров сочетаются и соперничают каменные фонари. Как и каменные валуны, они очень ценятся японцами. Оставить редкий камень в наследство, подарить знаменитый каменный фонарь любимой женщине, продать коллекцию валунов за многие миллионы иен — это вовсе не экстравагантно в сегодняшней Японии. Стоимость камней и фонарей, имеющих собственную родословную, достигает подчас миллионов не только иен, но и долларов. Эстетическая же ценность многих из них вообще безгранична.
