Звери. История группы - Зверь Рома
Пока искали парня, тоже помучились. Мы проводили кастинг, но все были какие‐то ненастоящие. Мы хотели найти молодого человека чуть-чуть мажористого, но в то же время не особо богатого, простого такого пацана. Этот парень учился во ВГИКе. Он немного как Есенин, но не деревенский, обычный. У него была такая хулиганистая манера не смотреть на человека, которого сейчас ударит. Стоит, не смотрит в лицо, потом – хоп! – ударил! И снова не смотрит. Это очень яркая деталь. Он принес это с собой. Жизнь – лучшая актриса, ничего не надо больше выдумывать.
Драку мы очень долго репетировали с Сергеичем в студии на Соколиной Горе. Сначала мы узнали, есть ли в России постановщики драк, каскадеры. Выяснилось, что их практически нет. Нам сказали: есть во Франции. Я говорю: «Какая Франция! Какой постановщик! Сергеич, давай щас наберем фильмов с драками, посмотрим, как это монтируется на стоп-кадре, как достигается эффект реальной драки». Я предложил взять «Бойцовский клуб», знал, что там много бьют в лицо – как раз то, что нам нужно. И мы, сидя в студии с видеомагнитофончиком и теликом, на замедленной съемке покадрово смотрели. Как летит рука. Опа! Рука еще не долетела, кадр отрезался. И потом с другой стороны, с затылка человека, которого бьют, потом мы видим его лицо, он отворачивается, и рука проходит как бы насквозь. Опять склейка. Показывается уже с другой стороны замах, и потом сразу же кадр, в котором крупным планом лицо упавшего на пол. И все это смонтировано быстро. Получается ощущение сильного удара. Реально. Бух и все! Склеено всего лишь из трех-четырех кусков. Так вот как это делается!
Мы решили попробовать сами. На видеокамеру снимал Врубель, а Саша меня типа бил. Пару раз я пропустил и получил по морде, остался с синяками. Мы снимали с одной точки, потом то же самое с другой, потом с третьей. И потом мы резали, подставляли, монтировали. Смотрим: хм, что‐то получается. Вот так, при помощи «Бойцовского клуба» мы сами, без всяких там французских постановщиков, не доверяя никому, выполнили эту работу. Вообще, в любом деле лучше разбираться самому, изучать, как что делается.
Для клипа мы отдельно сняли музыкальный трек. В работе над клипом «Для тебя» мы столкнулись с одной проблемой: главный герой в кадре не отождествляется с голосом, который эту песню поет. Нет человека с микрофоном. Зритель, который смотрит клип неизвестной группы, мог решить, что я – просто играющий главную роль актер. Надо обязательно было показывать артиста, поющего песню, то есть меня. Музыкальный трек снимали в одном из павильонов ВГИКа, он был совсем уж убитый, без ничего, только сетки висели какие‐то. Мы поставили туда старые барабаны, привезли инструменты, поставили два комбика, микрофоны… Как вести себя в треке, было непонятно. Да и как снимать? Оператор большое кино снимал, рекламу. То есть мы все делали методом тыка. Понятно, что нужно лицо снять крупно, средне, общий план, сбоку. Прыжки какие‐то. Никто мне не говорил рубиться или смирно стоять, все это чистая импровизация. Как мы себя с ребятами чувствовали тогда, так себя и вели. Просто саундтрек – это вещь, приближенная к концерту. Здесь выпендриваться сильно не надо. Это больше работа оператора и монтажера, нежели артиста. Человек просто естественно поет в камеру.
Оператор Сергей Трофимов – очень спокойный и рассудительный человек, в очках, с бородой. Ему всегда надо докопаться до мелочей. Он все должен знать. Он капризный в профессиональном плане: если на площадке какой‐то фонарик чуть-чуть сдвинут, что в принципе никто не заметит, он никогда не скажет «Мотор!», пока все не будет исправлено. Желтую розу выбрал он. Потому что поздняя осень, листьев на деревьях нет, все серое. Должно быть что‐то яркое. Красное, сказал, очень плохо. Желтого не хватало ему в кадре. А вообще он очень добрый, немножечко рассеянный, чуть-чуть неуклюжий и очень талантливый, гений.
Альтернативы «Просто такой сильной любви» у нас не было – песен было мало. Был «Трамвай». Саша где‐то откопал видео 60-х годов, снятое на кинопленку 8 миллиметров. Домашняя съемка каких‐то школьников. Кадры, как они ходят в деревенскую школу. Шапки-ушанки, пальто с ремнями. Кидают камни с насыпи в товарный поезд. С горки съезжают. Девчонки смеются. Такая грусть… Мы с Сергеичем любим поговорить, он же философ: «Видишь, какое детство. Эти мальчики и девочки, кто они сейчас? Кто‐то в тюрьме, кто‐то умер, кто‐то женился. Кто‐то растолстел, кто‐то бандит, кто‐то министр, кто‐то чертежник. Дети… Но их время прошло. Где этот смех задорный?»
Мы подложили фонограмму под видеозапись, ничего не монтируя. Весь «Трамвай» под эти кадры. То они по травке скачут, то по снегу, кто‐то курит сидит – подростки же. Девочки в шапочках с помпонами. И так все это органично сложилось.
– Вот бы такое видео выпустить!
– Не поймет никто, Саш.
– Поймут человек тридцать.
– Тяжело это смотреть. Зачем людей грузить?
Мы и сами загрузились, думаем: да, блин, какая красота! Мы прекрасно понимали, что такое обречено.
Клип «Просто такая сильная любовь» долго не брали на MTV. Дело не в какой‐то пропаганде жестокости, не в крови. Насилия же там нет. Кровь – это последствие, а главное, почему эта кровь течет, почему человек бьет другого. Если в кадре люди стреляют из пистолета и грабят – это же не пропаганда насилия? Главное, ради чего и почему они это делают. Если просто так – тогда, конечно, это глупо и бессмысленно. Дело в том, что я очень много курил в кадре, вот американское руководство MTV и напряглось. Мы немного вырезали – просто сил уже не было, надоело, так долго монтировали. И они в конце концов взяли клип в ротацию.
«Просто такую сильную любовь» уже немного крутили на «Нашем радио», на MTV показывали клип, пару раз «Для тебя» попадала в «Неформат» на «Русском радио». Потихоньку Лёша Козин стал устраивать нам концерты. Сначала мы отлично выступили в Москве. Самые первые концерты у нас были в клубе «Республика Beefeater» на Никольской и в «Бункере» на Тверской.
В Beefeater очень маленькая, низкая сцена, ты стоишь почти на одном уровне со зрителями, и трубы нависают прямо над головой – если будешь прыгать, обязательно ударишься. Мы пришли, настроились кое‐как. Гримерки там как таковой нет, рядом с кухней комнатка вместо нее. Мы сидим, ждем выступления. Люди стали собираться, к началу концерта клуб был полностью забит. Нам пришлось идти с охраной через людей в зале – другой возможности попасть на сцену там просто не было предусмотрено. Мы начали играть, все танцевали как сумасшедшие. Было очень жарко, из-за этого с нависающих труб под потолком начал капать конденсат, под конец уже чуть ли не дождь. Вся сцена мокрая. Мы, люди, все мокрые. В таком угаре доиграли и так же через зрителей пошли обратно со сцены. А рядом кто‐то хватается: «Эй! Постой!»
Публика кайфовая. У меня не было такого отношения – московская, не московская. Я даже в тот момент переживал больше не за реакцию людей в зале, а за само выступление. За то, чтобы все работало, всем было слышно, что я пою. Промоутеры везде эту кухню знают. Если идет слух, что группа в Москве собрала клуб, ее по телику показали, они начинают интересоваться: а приглашу-ка я их к себе в клуб, заплачу небольшие деньги, риск минимальный, посмотрю, придут люди или нет. Так мы потихонечку стали ездить по городам, играть по небольшим ДК, в некоторых городах в ночных клубах, где обычно выступают все приезжие рок-группы. Заведения на выступлениях «Зверей» были забиты. Промоутеры быстро прочухали, что к чему. На самом деле нужно было всего‐то удачных концертов пять, чтобы пошли предложения со всей страны. Раз группа собирает, надо ее приглашать.
С Олей мы ссорились нечасто и по каким‐то мелочам, не было у нас глобальных проблем на почве чего‐то серьезного. А потом произошла самая главная ссора. Из-за того, что я остался на ночь у Дарьи, которая у нас занималась прессой. Да, я остался у нее, но без последствий – вообще, там были и другие люди. Пресс-атташе Дарья могла рассказать Оле, что… ну не знаю что. Женщины умеют сделать вид, сказать намеком специально, наверное, чтобы поддеть друг друга. Даша снимала квартиру на метро «Алексеевская», и мы после концертов у нее часто тусили. Она и на гастроли с нами ездила. После концертов или репетиций мы часто у нее собирались, обсуждали, придумывали какие‐то вещи, общались. И Олю это уже начинало чуть-чуть напрягать. Она вообще, как мне кажется, недолюбливала Дашу, а Даша ее. Это недовольство накапливалось, накапливалось… А потом я остался у Даши ночевать. И еще кто‐то остался, кажется.
