Тарас Степанчук - Дом Романовых. Последние дни последнего царя.
23 апреля 1991 года «Комсомольская правда» поместила информацию «Как убивали царскую семью»:
«Новую версию убийства царской семьи выдвинула инициативная группа по расследованию обстоятельств казни, базирующаяся в музее истории комсомола Урала. Чтобы основательно замести следы, чекисты в ту трагическую ночь расстреляли две одинаковые по численности семьи, после чего Юровский повез к Ганиной яме тела Романовых, а чекист Ваганов на другой машине — семью промышленника, фамилия которого пока неизвестна. Недалеко от места, где, как принято считать, покоится императорская фамилия, палачи обменялись трупами и вместо Романовых в Ганину яму попала семья промышленника. Такое предположение члены группы сделали после того, как им удалось обнаружить личный дневник одного из участников расстрела. Место захоронения Николая II и его близких планируется найти этим летом».
Вместо эпилога…
(от составителей)
Выходом этой книги хоть в какой-то мере очень желалось бы помочь процессу духовного выздоровления страны. Потому что критерием прогресса является сегодня не только материально-технический уровень той либо иной нации, но ее способность отличать добро от зла.
Прошлое оставило нам историю, в которой есть свои герои, свои мученики и свои палачи. В борении, добра и зла непримиримо противостоят возвышенное и низкое, совесть и подлость, правда, справедливость и произвол. Они борются в душах каждого из нас.
В застойные брежневские годы было принято и осуществилось секретное решение о сносе Ипатьевского дома. Но разве можно предать забвению память о свершенном злодеянии? Николай II и члены его семьи, как мученики, причислены зарубежной церковью к лику святых. А по православному обычаю на месте убиения святых ставят храмы на крови. Строительство подобного храма и предусматривает проект Екатеринбургской общины Святых Новомученников и Исповедников Российских, который активно поддержала эмигрантская церковь. Тогда как Свердловский городской совет народных депутатов принял решение о передаче тридцати соток Ипатьевского пустыря Московской Патриархии и одобрил предложение местной епархии построить на лобном месте царской фамилии памятную часовню. Возведение храма начнется после благословения Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Пока же здесь высится православный крест, лежат алые, как пролитая кровь гвоздики и траурно мерцают поминальные свечи.
А Иисус из седины минувших веков призывает: «Не судите, да не судимы будете;
Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». (МФ: 7, 1–2)
Если бы в нашей грешной жизни да исполнялись бы святые заповеди… Но ведь Николай II, его жена и дети постоянно к этому стремились. Давайте же снова обратимся к документам прошлого и еще раз прощально глянем в этой книге на царскую семью.
Из воспоминаний С. Я. Офросимовой:
«В 1904 году родился сын. Ребенок был на редкость красив, обаятелен и с малых лет стал проявлять Свою волю. Сильную волю Он унаследовал от Деда, обаяние от Отца, красоту от Своей матери…
Он был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим: никто не видел от Него заносчивости и резкого обращения. Одним из самых больших Его удовольствий было играть с детьми и быть среди простых солдат… Часто у Него вырывалось восклицание: «Когда Я буду царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы».
Из воспоминаний П. Жильяра:
«Мать целовала Его (Цесаревича) волосы, лоб, глаза, стараясь лаской своей облегчить Его страдания и вернуть частицу тех жизненных сил, которые постепенно Его оставляли. Какой пыткой было для матери беспомощно присутствовать при мучениях Своего ребенка, зная, что он страдает из-за Нее, что Она сама передала ему эту страшную болезнь, перед которой наука бессильна. Только тогда я понял всю скрытую трагедию этой жизни, и мне стали ясны этапы Ее крестного пути».
Этапы Ее крестного пути. Этапы Его крестного пути: «Вы слышали, что сказано древним: «Не убивай; кто же убьет, подлежит суду». (МФ: 5, 21)
Мы хотим, чтобы встретились совесть и память. И спрашиваем: разве есть на свете право убивать больного четырнадцатилетнего ребенка и его непорочных набожных сестер? Из четырех дочерей Николая II только старшая, Ольга, была единственный раз на балу — в честь 300-летия Дома Романовых…
Никакие идеи, политические цели (классов и целых народов, а тем паче группы узурпировавших власть правителей) не могут оправдать даже единой капли крови, пролитой невинным ребенком. Ибо человек остается человеком лишь тогда, когда не может примириться с мыслью о страдании, а тем более — насильственной смерти детей.
Вопреки законам, справедливости, морали был убит ребенок только за то, что он имел несчастье принадлежать к царской семье. А затем в ссылки, на мучения и погибель, отправились уже многие тысячи детей «врагов народа», и с 12 лет была введена смертная казнь для детей, преступивших противоправные сталинские законы. На строках тех злодейских приговоров мы видим и кровь Цесаревича. Что человек? Пылинка в мире он. А боль его громаднее Вселенной…
Наверное, царственные особы тоже могут предчувствовать свою судьбу. Императрица Александра Федоровна писала Николаю II: «Отныне нет больше разлуки; наконец мы соединены, скованы для совместной жизни, и когда здешней жизни придет конец, мы встретимся опять на другом свете, чтобы быть вечно вместе».
Можно ли было спасти царскую семью?
Узнав об отречении Николая II, германский император потребовал передать царскую семью ему, в Германию. Николай воспринял это как оскорбление, а его жена заявила: «После того, что они сделали с Государем, Я предпочитаю умереть в России, чем быть спасенной немцами!».
Было ли это криком озлобленной души? В год своей смерти, еще находясь в Тобольске, Великая Княжна Ольга Николаевна записала: «Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится, чтобы не мстили за себя и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».
В июле восемнадцатого зло снова победило любовь. И зловеще зазвучали слова Раскольникова из «Преступления и наказания»:
«Потом я еще узнал, что никогда этого не будет, что не переменятся люди, и не переделать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их закон… кто крепок и силен умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тут у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее!».
Эти слова, дошедшие из прошлого века, пронзительно созвучны и нашему беспокойному времени. А на четвертый день после убийства царской семьи святейший патриарх Тихон произнес в Казанском соборе проповедь:
«…Свершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович по постановлению Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство — Исполнительный Комитет — одобрило это и признало законным. Но наша христианская совесть, руководствуясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его… Мы знаем, что Он (Государь), отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и Их любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать с Россией… И вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-нибудь вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить… Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреляют».
Святейший патриарх Тихон, обращаясь к Богу и людям, веровал и проповедовал стремление найти человека в человеке, ибо никакое влияние внешней среды не может служить оправданием злой воли преступников, и любое преступление неизбежно повлечет за собой возмездие. Ведь идея свободы личности превращается тогда в свою противоположность и ведет к неизбежному нравственному разрушению, деградации как отдельной личности, так и общества в целом. Патриарх Тихон выразил мысль о страшной опасности, которую представляет способность человека сживаться со злом и преступлением, а тем более превозносить палачей и прочих организаторов преступлений.
И снова во всей своей неотвратимости встала проблема преступления и наказания. В подвале Ипатьевского дома палачи стреляли в прошлое и настоящее из пистолетов — пушечными раскатами всенародных бед возвернуло эхо истории эти выстрелы в будущее. И грянули массовые кровавые репрессии двадцатых, тридцатых, сороковых, начала пятидесятых годов. Грянула коллективизация. Ликвидировались классы, отправлялись в ссылки целые народы, а свободный труд превращался в рабскую гулаговскую повинность.
