Н. Денисов - Огненный крест
Сербы, которых мы охраняли, были нам благодарны, называли нас братьями, православными, и угощали нас ракией, всякими закусками, свининой, законсервированной по сербскому способу в смальце...
В то жаркое лето, в июле 1943 года, меня произвели в подпоручики. Производство было торжественное. Приехал генерал Штейфон, командир корпуса, каждому юнкеру выдал погоны подпоручика и сказал речь: «Вы подпоручики будущей Российской царской армии! Царь признает вам эти чины! Не вольноопределяющихся, а настоящих подпоручиков! Не смущайтесь тем, что немцы не признают эти ваши чины...»
После был банкет. Попойка.
Наш командир роты полковник Котля после производства вменил в обязанность нам – кавалеристам-подпоручикам, корнетам и казакам, хорунжим и калмыку Петру Бакулину – отбыть по месяцу на конюшне. Для общей практики. И этим еще помочь конюшне и её обслуге. Не хватало конюхов.
Командир обоза и конюшни, старый казачий вахмистр, называя меня уважительно «господином подпоручиком», наставительно и строго отдавал приказание: «Господин подпоручик, почистите Настю!» Кобылу то есть...
Еще приметное событие. Вернулся «из командировки» один из добровольцев Семинского и поступил к нам во вторую юнкерскую роту первого полка. Это был мой друг Шурка Москаленко. Шурку забросили на парашюте за линию фронта в советской форме, при советской сумке – с немецким хлебом и немецкими консервами. Шурка подошел к командиру какого-то отступающего красноармейского подразделения и лихо по-кадетски отрапортовал: «Разрешите представиться! Отстал от такой-то части... Разрешите присоединиться к вашей?!»
Командир распознал его сразу: «Белогвардеец! Засланный! Взять его под стражу! Отвести куда следует!»
К Шуркиному счастью, в этот момент налетели немецкие «щуки», и все побежали прятаться кто куда. Шурка спрятался в кустах. Пришли немцы, и Шурка вернулся туда, откуда его посылали к красным. Его хотели послать второй раз, но он отказался.
Запомнилось и «пополнение» нашего полка большой группой советских военнопленных. Это были, в основном, молодые красные солдаты, наши сверстники. Их распределили по взводам и проводили с ними усиленную идеологическую работу. Командирам нашим казалось, что пополнение уже прониклось нашими задачами, вжилось в новую для них среду, старательно гаркало «Слушаюсь!» и «Рад стараться!». Казалось также, что борьба за души выиграна, но... вскоре почти все эти бывшие красноармейцы перебежали к партизанам Тито, не сделав, правда, ни одной попытки прихватить с собой, увести «на ту сторону» кого- то из бывших белых офицеров.
Да, немцы нашего «производства в офицеры» не признавали. Они, по правде сказать, едва ль о таких событиях в подчиненном им корпусе белых русских и знали. Но они поторопились учредить и свои «настоящие офицерские курсы» для желающих стать лейтенантами немецкой армии. Я на них не пошел. Меня уже не интересовала военная карьера. И воинственный пыл у меня иссяк. Война была проиграна, немцы отступали на всех фронтах. Хотя «непоколебимой уверенности в победе» у германцев еще хватало. Как-то прочел заметки в газете «Голос Крыма», не вспомню уж, каким ветром занесенной на Балканы недавней весной 43-го. Долго, за отворотом сербской шубары-шапки, таскал этот «пасхальный» (Христос Воскрес!) газетный номер от 25 апреля с напечатанными по-русски свидетельствами о зверствах большевиков в России, об успехах немецких, японских и итальянских войск. Заметки эти прямо-таки поражали количеством уничтоженного врага, потопленных кораблей, сбитых самолетов. Например, за один только день воздушных боев в небе под Новороссийском был сбит 91 советский самолет, немцы потеряли только два. В наступлении у Ладожского озера новейшие, сверхмощные танки «Тигр» уничтожили 200 советских бронированных машин «Т-34» и «КВ-1», «причем большевики не смогли причинить «Тиграм» ни малейшего вреда». В праздник Пасхи газета ругала Сталина, который, обратившись к церкви, «делает первые шаги к тому обману, от которого нас предостерегают священные книги». Другая заметка призывала отдать жизнь за Бога, за родину и родной народ – в смелой и бесстрашной схватке с «жидовским палачами России». Затвердились в памяти строчки о дне рождения Хитлера:
«В связи с 54-й годовщиной со дня рождения Фюрера в Берлине в большом зале берлинской филармонии состоялось торжественное заседание, на котором с большой речью выступил доктор Геббельс. Доктор Геббельс указал в своей речи, что сейчас, когда война охватила все пять континентов и приняла особо ожесточенный характер, немецкий народ все теснее сплачивается вокруг Фюрера и относится к нему с непоколебимым доверием. Доктор Геббельс охарактеризовал всю тяжесть лежащих в данный момент на Фюрере задач и выразил от лица всего немецкого народа непоколебимую уверенность в том, что германский народ под гениальным руководством Фюрера одержит решительную и безусловную победу над всеми врагами Германии и Новой Европы».
А события текли, наслаивались. Кроме лейтенантских курсов обнаружились другие: фельдшерские, ветеринарно-кузнечные, радистов, телефонистов. И я, увлекшийся неожиданно для себя лошадьми, просил полковника Котляра послать меня на ветеринарно-кузнечные курсы. А он отсоветовал: «Да что Вы! Интеллигентный человек, кадет, студент! Я Вам рекомендую фельдшерские курсы!» Согласившись, я поехал в Белград, в лазарет Русского корпуса. Доктор Плишаков, который был начальником и по лазаретам, повел меня в немецкий морг на вскрытие трупа. Возвращаясь из морга, где насмотрелся покойников «до жути», встретил Мишку Гросула-Толстого, с которым мы планировали поднять восстание на Кавказе; я спросил Мишку – не пахнет ли от меня трупом? Мишка усмехнулся и сказал: «Ещё нет».
Я был в немецкой форме, а Мишка в штатском. Я опять спросил Мишку: «Ты слышал, что Красная Армия теперь в погонах, как было в старину?.. Значит, это теперь не революционная банда, армия освободительная?!». Мишка на мои вопросы и размышления сухо пробормотал что-то про «красного удава» и замолчал.
Не только мои друзья и родные, а больше половины русских эмигрантов в Белой Церкви были под гипнозом этого, надвигающегося и на Балканы, как сказал Мишка, «красного удава». И она придёт, эта «освободительная русская армия», а за нею нагрянут отряды «смерша», НКВД, комиссары Тито, и начнут искать своих врагов. И русские – из «наших» в Белой Церкви – Шулеповы и Савченки, тайные агенты НКВД, приготовят списки «врагов», донесут на многих, поверивших в «эволюцию красной власти», арестуют и расстреляют оставшихся в Югославии, не ушедших на Запад с отступающими немцами. Среди них были мои друзья кадеты Свищев, Жуков, были и старые царские генералы и полковники Ткачев, Литвинов, Дрейлинг, Марьюшкин...
Савченко был преподавателем русского языка в кадетском корпусе, в Русском Доме Белой Церкви он читал даже монархические лекции (!). И вот такой настанет «поворот»! Только один из сыновей Савченко не будет предателем и не выедет потом с отцом и братьями в Москву. Останется в Сербии. Навсегда останется...
В Белой Церкви большевики расстреляют всех председателей и представителей политических организаций: отца моего, генерала Германа Эрастовича Генералова – бессменно выборного в течение двадцати пяти лет атамана Донской самостийной станицы; Аверьянова – единственного представителя Кубанской самостийной станицы в Югославии; Владимира Евгеньевича Хлодовского – председателя организации «Сокол» в Белой Церкви; последнего из родных храброго белого генерала Туркулова, старика-инвалида, потерявшего руку в Первой мировой войне.
Буду и я в этом списке – как председатель группы НТС.
«Удав» приближался. Что оставалось делать? Выбор передо мной был небольшой. И я перешел к чётникам, чтоб остаться с ними в лесах Сербии: не сдаваться – ни титовским партизанам-коммунистам, ни их союзникам-большевикам из России, ни англичанам, ни американцам. А чётники – не сдаются!
Организация сербских чётников создавалась в Первую мировую войну, когда сербская армия отступала зимой через Албанские горы во главе со старым королём Петром и престолонаследником Александром. В горных тылах Сербии и остались отряды партизан-чётников, которые поклялись не отступать, не сдаваться, не бриться, не стричься, пока не вернётся король.
В Первую мировую чётники дождались своего короля. Отступив с армией до Адриатического моря, король Петр по требованию русского царя Николая Второго был вывезен союзниками французами на греческий остров Корфу, потом с десантом союзников – в город Солун. И победно, вместе с наследником, вернулся в Сербию. Чётники побрились.
Во Вторую мировую войну чётники не дождались своего молодого короля Петра – сына Александра, вступившего на престол после смерти отца, убитого врагами Югославии еще в октябре 1934 года во французском Марселе во время государственного визита.
