Евгений Петров - Одноэтажная Америка
Нас водила по деревне пятнадцатилетняя индеанка. Внезапно она сказала:
– Вы знаете, что в Чикаго живет индейская женщина? Это моя сестра.
Очень редкий случай. Ее сестра вышла замуж за белого человека, художника. Наверно, это один из таосских фантазеров, приехавших сюда вдыхать запахи древних цивилизаций.
Посреди деревни стояла старая испанская церквушка. Пуэбло – католики, но очень странные католики. На рождество и пасху они выносят статую мадонны и исполняют вокруг нее военный танец. Потом уходят в какую-то молитвенную яму и там молятся, но вряд ли уж по католическому обряду.
И, глядя на молчаливых и римски-величавых краснокожих, мы повторяли себе, вспоминая слова директора школы:
«Да, да, они и католики, и говорят по-английски, и видели автомобиль и тому подобное, но все-таки они индейцы, самые настоящие индейцы, прежде всего индейцы – и ничего больше».
Напуганные происшествием на обледеневшей дороге, о котором было уже рассказано, мы прежде всего купили в Санта-Фе цепи, чудные цепи золотого цвета, и выехали в направлении на Альбукерк.
Глава 24
День несчастий
Из Санта-Фе в Альбукерк мы выехали на цыпочках, если можно применить это выражение к автомобилю.
Перед отъездом супруги Адамс занялись своим любимым делом, – взявшись за ручки, отправились «брать информацию». Они посетили «А.А.А.» (автомобильный клуб), несколько газолиновых станций, туристских бюро и вернулись, нагруженные картами. Лицо мистера Адамса выражало отчаяние. Миссис Адамс, напротив, была полна решимости. Дожидаясь в машине, мы еще издали услышали их взволнованные голоса.
– Сэры! – сказал нам мистер Адамс, торжественно. – Мы взяли информацию. До Альбукерка сто миль. Впереди дождь. И есть место, где на протяжении одной мили дорога понижается на тысячу футов. Нет, сэры, не говорите мне ничего. Это ужасно!
– Но что же из этого следует? – спросила миссис Адамс спокойно.
– Бекки! Бекки! Не говори так – «что из этого следует». Ты сама не знаешь, что ты говоришь!
– Ну, хорошо, ты всегда прав. Но я все-таки хочу знать, чего ты добиваешься.
– Нет, нет, Бекки, нельзя так говорить. Надо быть рассудительной. О, но! Я предупреждаю вас, мистеры, нам угрожает опасность.
– Но все-таки чего ты хочешь? – спросила миссис Адамс, не повышая голоса. – Ты хочешь, чтобы мы вернулись назад?
– О Бекки! Не говори так – «вернуться назад»! Как ты можешь говорить такие слова?
– Тогда поедем!
– Нет, нет, Бекки! Серьезно! На одну милю понижение в тысячу футов. Нельзя так говорить – «едем»! Да, да, Бекки, ты не маленькая девочка.
– Хорошо. Тогда мы остаемся в Санта-Фе?
– Ты всегда так, – простонал мистер Адамс, – мне больно слушать твои слова. Как ты можешь говорить – «остаемся в Санта-Фе»! Нет, нет, не говори так. Сэры! Это ужасно!
Миссис Адамс молча включила мотор, и мы поехали. Но прежде чем выехать из города, миссис Адамс еще несколько раз «брала информацию». Это была единственная слабость нашего мужественного драйвера, водителя. Миссис Адамс подъезжала к колонке и давала сигнал. Из будочки выбегал бодрый юноша в полосатой фуражке. Миссис Адамс спрашивала дорогу до ближайшего города.
– Третья улица направо, мэм! – отвечал юноша, вытирая руки паклей. – И потом прямо, мэм!
– Все прямо? – спрашивала миссис Адамс.
– Иэс, мэм.
– И сначала проехать по этой улице три блока?
– Иэс, мэм.
– А потом направо?
– Иэс, мэм.
– А налево не надо?
– Но, мэм.
Миссис Адамс некоторое время молчала, внимательно выглядывая из окошечка.
– Значит, вторая улица направо?
– Но, мэм. Третья улица.
– Так, значит, третья улица?
– Иэс, мэм.
Юноша делал попытку убежать.
– А дорога хорошая? – спрашивала миссис Адамс, берясь за ручку скоростей.
– Иэс, мэм.
– Тэнк ю вери, вери мач! – кричал мистер Адамс.
– Вери, вери! – добавляла супруга.
– Вери мач! – поддерживали мы.
Наша машина трогалась с места, чтобы сейчас же остановиться у следующей колонки.
– Надо проверить, – озабоченно говорила миссис Адамс.
– Проверить никогда не мешает, – подтверждал мистер Адамс, потирая руки.
И снова начиналось – «иэс, мэм» и «но, мэм».
Информацию брали в общей сложности до пяти часов дня и из Санта-Фе выехали в сумерки, что еще увеличило опасения мистера Адамса. Он молчал до самого Альбукерка. Очевидно, его беспокойная душа была стеснена тяжелым предчувствием.
Стало совсем темно. Наши бледные фары, которые с таким усердием были изготовлены на карликовом заводе Форда, с трудом пробивали мглу, насыщенную водой.
Только один раз мистер Адамс нарушил свое трагическое молчание.
– Бекки! – воскликнул он. – Мы забыли пойти в Санта-Фе на почту за шляпой, которую, вероятно, уже успели переслать из Канзаса. Да, да, сэры, эта шляпа сведет меня с ума.
– Ничего, мы пошлем из Альбукерка открытку, чтобы шляпу переслали в Сан-Франциско, – ответила миссис Адамс.
Путешествие до Альбукерка прошло вполне благополучно. Мы не могли даже определить, в каком месте был тысячефутовый спуск, хотя в продолжение нескольких часов нервно вглядывались в тьму.
Но уже в самом городе, разыскивая кэмп для ночлега, мы съехали с дороги и застряли в большой луже. В первый раз за время путешествия, изнеженные бетонными дорогами и «сервисом», мы вылезли прямо в грязь и, охая, принялись подталкивать наш любимый кар, завязший по самый буфер. Машина не двигалась.
– Да, да, сэры, – восклицал мистер Адамс, ломая короткие толстые ручки, – вы просто не понимаете, вы не хотите понять, что такое автомобильное путешествие! Нет, серьезно, нет, мистеры, не говорите мне ничего, вы этого не понимаете.
В конце концов явился джентльмен в жилетке, с надвинутой на нос шляпой. Он подошел к миссис Адамс, назвал ее «мэм», потом сел на ее место и дал такой газ, что наш кар заволокло вонючим дымом. Раздалось неистовое жужжание, мистер Адамс в страхе отступил, и машина, разбрызгивая тонны жидкой грязи, выехала на дорогу.
Это было первое звено в цепи несчастий, постигших нас на следующий день.
Мы выезжали из Альбукерка в ужасное утро. Красивые глинобитные домики с торчащими наружу концами потолочных балок, плакаты «Кока-кола», монастыри, аптеки, старинные испанские миссии и такие же, как на Востоке, газолиновые станции – все было залито серой дождевой водой. Здесь у входа в домики висели деревянные ярма от воловьих упряжек (память о пионерах-золотоискателях). На крышах мексиканских хат сушились, вернее – мокли, связки красного перца. Мокли объявления об экскурсиях в окрестные индейские деревни и испанские миссии (до самой ближайшей – сто восемьдесят миль).
В это утро нам предстояло перевалить через Скалистые горы.
Вдруг среди ужасной хмари появился чудный просвет зеленого неба. Дорога шла кверху. Никаких гор мы не видели. Были видны лишь холмы и разрывы почвы. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Мы принялись восхищаться природою и резвились, как три знаменитых поросенка, не подозревавших об опасности.
Подымаясь все выше, автомобиль выехал, наконец, на громадное плато. Дорогу завалил тающий снег и лед. Было светло и холодно, как весной. Мы находились на высоте двенадцати тысяч футов.
– Смотрите, смотрите! – кричала миссис Адамс. – Какие скалы на горизонте. Какая красота! Тень, тень! Зеленая тень от скалы.
– Сэры! Это величественно! – надрывался мистер Адамс, возбужденно вертясь на месте. – Да, да, да, сэры, это зрелище облагораживает душу, возвыша…
Он вдруг замолчал и, вытянув шею, уставился на дорогу.
Машина начала вилять из стороны в сторону и скользить по мокрой ледяной каше. Она покачнулась, задние колеса занесло вбок. Миссис Адамс нажала тормоз, и машина стала поперек дороги.
Ах, как не хотелось вылезать из теплой машины и погружать ноги в тонких городских ботинках в ледяную сахарную воду! Было решено надеть цепи. Хотя мистер Адамс и не принимал непосредственного участия в надевании цепей, он счел своим долгом вылезть из машины и промочить ноги вместе со всеми.
– Я прошу тебя только об одном, – сказала ему миссис Адамс, руководившая работами, – не мешай.
– Но, Бекки, Бекки, – бормотал опечаленный супруг, – я обязан трудиться наравне со всеми.
Так Скалистые горы и остались в памяти: светлый и холодный весенний день 27 ноября, по зеленоватому и прозрачному небу мчатся маленькие плотные облачка, над краями плато выступают ровные, как забор, серые и синие скалы. Позади, внизу – Техас, Чикаго, Нью-Йорк, Атлантический океан, Европа. Впереди, внизу – Калифорния, Тихий океан, Япония, Сибирь, Москва. Мы стоим по щиколотку в ледяной жиже и неумело натягиваем цепи на твердые, чисто вымытые водой шины.
