С. Платонов - ПОСЛЕ КОММУНИЗМА. Книга, не предназначенная для печати
В работе «О продовольственном налоге» он писал: «Мыслимо ли осуществление непосредственного перехода от этого, преобладающего в России, состояния к социализму? Да, мыслимо до известной степени, но лишь при одном условии... Это условие — электрификация... Но мы прекрасно знаем, что это «одно» условие требует, по меньшей мере, десяти лет только для работ первой очереди, а сокращение этого срока мыслимо, в свою очередь, лишь в случае победы пролетарской революции в таких странах, как Англия, Германия, Америка».
Наличие извне социалистического субъекта, то есть страны, которая, миновав стадию «социализма в известном смысле», уже вступила в подлинно коммунистический тип развития, в корне меняет все дело. Возможность помощи извне значительно обогащает и усложняет спектр реальных форм перехода к подлинному коммунистическому действию. Общий случай такого зависимого социалистического развития будет рассмотрен в третьей главе. Здесь же мы имеем частный, но весьма важный случай становления первого в истории социалистического государства во враждебном окружении.
Поскольку в самом развитии от восточной формы собственности к государственно-монополистической нет еще ничего специфического для социализма, власть, осуществляющая это движение, совсем не обязательно должна быть диктатурой пролетариата. Это может быть диктатура, монархия или олигархия самого различного состава, решающая задачу развития производительных сил страны по внешнему капиталистическому образцу. Один из первых прецедентов такого развития, например, можно усмотреть в Японии первых десятилетий после революции Мэйдзи. Нетрудно понять, что предельной точкой такого развития будет опять-таки ГМК, с тем лишь важным отличием, что с формационной точки зрения мы приходим к нему с «противоположной стороны», то есть не от капиталистической, а от восточной формы собственности.
Понятно, что если победа диктатуры пролетариата, по Ленину, возможна в двух крайних точках пути, соединяющего восточную форму собственности с государственно-монополистической, то она возможна и в любой другой точке этого пути. Но, с другой стороны, поскольку производительные силы на всем его протяжении имеют экономическую, то есть не специфичную для социализма природу, — власть может быть в любой момент утеряна, не говоря уже о постоянной угрозе внешней контрреволюции.
Однако каким бы парадоксом это ни казалось, но в отсутствие внешнего коммунистического субъекта ничуть не менее трудным оказывается прямое коммунистическое действие, стартующее в условиях развитого домонополистического капитализма. Правда, причины этих трудностей здесь имеют совершенно иной, даже противоположный характер.
Абстрактно, суть каждого отдельного шага по преодолению отчуждения, как мы уже выяснили, состоит во взятии под нормативный контроль (то есть превращении в часть хозяйственного механизма) верхнего слоя отчужденных экономических отношений и регулировании при помощи этого механизма (нормативов) всех нижележащих слоев отчужденных отношений. Но эта экономическая абстракция не вскрывает политической сути дела. За каждым слоем экономических отношений стоит определенная форма частной собственности, а за ней, в свою очередь, конкретный класс, сословие, прослойка собственников. Невинная абстракция «преодоления отчуждения» означает для этой прослойки собственников узурпирование их основной формы деятельности государством, то есть, конкретнее, ограничение прав и возможностей распоряжаться своей собственностью, или, еще конкретнее, частичную экспроприацию. Поэтому «чистая» линия преодоления отчуждения означала бы, что экспроприируемые частные собственники ни в одной точке своего отступления не должны прибегать к внеэкономическим методам сопротивления, а наступающее государство, в свою очередь, нигде не должно сваливаться на путь государственной монополии. Но такое галантное соблюдение классовыми противниками всех правил экономического фехтования, составляющее голубую мечту австромарксистов, мыслимо только при выполнении ряда жестких условий.
Во-первых, это огромный политический опыт и экономическая компетентность правящей партии в сочетании с оснащенностью и владением специальными средствами нормативного социального проектирования. Во-вторых, постепенность, длительность процесса экспроприации, в условиях которой собственникам только и имеет смысл идти на компромиссы и даже на экономическое сотрудничество с государством. И, в-третьих, такие исключительно благоприятные для пролетарской власти внешние условия на всем протяжении этого длительного периода, которые фактически не оставляли бы для частных собственников альтернативы экономическим компромиссам с властью.
Однако, как и в случае с прямым движением к социализму от восточной формы собственности, наличие извне коммунистического субъекта позволяет резко ограничить или даже снять эти требования — то есть превращает этот теоретически мыслимый путь в практически реализуемый. Но здесь, как и прежде, мы отсылаем читателей к третьей главе, в которой излагаются вопросы теории зависимого развития.
Наконец-то начинают вырисовываться контуры снятия «неразрешимого» противоречия, которое недиалектический ум «марксиста вообще» усматривает между позициями Маркса и Ленина в вопросе перехода от капитализма к социализму.
Маркс совершенно не случайно указывал, что если социалистическая революция берет старт на этапе домонополистического капитализма, то она имеет шансы на успех только в условиях одновременной победы пролетариата всех развитых капиталистических стран. С другой стороны, теперь ясна позиция Ленина относительно необходимости ступени ГМК в случае победы пролетариата в одной, отдельно взятой стране. Но при этом Ленин специально объяснял, что пролетариату, берущему власть, нет нужды дожидаться, покуда олигархия доведет ГМК до полностью завершенной формы государственной монополии. Опираясь на ее готовые элементы, он должен устанавливать диктатуру и проводить дальнейшую монополизацию, исходя из условий внутренней и внешней классовой борьбы.
Изложенные соображения позволяют увидеть общую схему возможных путей к социализму при условии победы социалистической революции первоначально в одной, отдельно взятой стране. Перед нами предстает колоссальное разнообразие — качественное и количественное — исторических путей. То, по какому из них пойдет революция в данной стране, зависит, во-первых, от уникального комплекса укладов, составляющих ее социальный организм, а во-вторых, от всего сочетания внешних — политических, экономических, военных, — факторов и их динамики.
Мы настолько свыклись, сжились с убожеством навязываемой катехизисом классической триады «капитализм — переходный период — социализм», что ее сопоставление с подлинными взглядами Маркса и Ленина, взятыми в их диалектическом единстве, не может не вызывать щемящее чувство утери невинности. Между тем, удалось сделать лишь несколько первых робких шагов от абстракции «социализма вообще» ко всему богатству конкретного содержания переходной эпохи. Каким же мужеством должен обладать Проницательный читатель, отправляющийся в джунгли с благим намерением углубить теорию эволюции, в то время, как его познания в биологической систематике едва ли позволяют ему даже в ясную погоду отличить пень от волка!
В процессе восхождения от абстрактного к конкретному мы намеренно всячески избегали отождествления получаемых теоретических конструкций с реальной действительностью. Перед каждым теоретиком, покушающимся на квалификацию реального положения дел в народном хозяйстве, должен витать бессмертный образ гегелевской торговки тухлыми яйцами, в совершенстве владеющей искусством абстрактного мышления.
Но в следующем разделе, сознательно идя на грех, мы сделаем первую попытку именно такой квалификации. Хотя из соображений научного пуризма следовало бы еще долго совершенствоваться в искусстве диагностики, бывают ситуации, когда простое умение отличать холеру от поноса не только дает моральное право, но и настоятельно повелевает вмешаться.
8
Схема перехода к социализму теперь налицо, но теоретические злоключения на этом не кончаются. Остается непонятным самое главное: в чем же состоит «действительное коммунистическое действие» по отношению к государственной монополии? Мы вернулись к тому пункту, откуда пришли. Вспомним, что в результате создания государственной монополии пропал предмет преодоления отчуждения — экономические отношения. Мы оказались в положении героя китайской притчи, который долго изучал искусство уничтожения драконов отчуждения, а прибыв к месту постоянной работы, указанных драконов не обнаружил. Однако, судя по состоянию окружающей среды, драконы где-то поблизости, и их немало...
