Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"
Надежда Сигида
В ту же ночь, 7 ноября 1889 года, четыре молодые женщины (в том числе Сигида) приняли смертельную дозу яда в знак протеста против оскорбления человеческой личности. В мужском отделении из солидарности то же сделали шестнадцать человек, но яд оказался лежалый, и скончались только двое.
«Карийская трагедия» стала известна всей стране, а затем и всему миру. Шум поднялся такого масштаба, что Усть-Карская каторга была навсегда закрыта. Что более существенно: с этого момента в России были отменены телесные наказания в отношении женщин. Всё, больше никаких «Ни стона из ее груди, лишь бич хлестал, играя».
За то, чтобы российское общество поднялось на одну ступеньку высокой-превысокой лестницы ЧСД, заплатили жизнью шесть человек. Даже не знаю, много это или мало.
Вот имена этих людей. Вряд ли они вам известны:
Надежда Сигида
Мария Ковалевская
Надежда Смирницкая
Мария Калюжная
Иван Калюжный (Муж и жена? Брат и сестра?)
Сергей Бобохов.
А кроме имен да маленькой фотографии Н. Сигиды, кажется, ничего и не осталось. Была еще какая-то картина «Карийская трагедия» художника-соцреалиста Касаткина, но репродукции ни в Сети, ни в офф-лайне я так и не нашел. Зато в Хабаровском крае есть большой поселок Корфовский, в названии которого увековечено героическое имя генерал-губернатора, победителя женщин.
Последняя тайна Видока, или Как старому облезлому голодранцу добиться успеха у женщин
В нескольких прочитанных мной жизнеописаниях суперсыщика и гиперпрохиндея Эжена-Франсуа Видока (1775–1857) масса поразительных историй, как правдоподобных, так и не очень, но больше всего меня поразила одна, без сомнения подлинная – уже хотя бы потому, что известна она не со слов великого самопиарщика, а из документов и свидетельств современников.
Когда Видок состарился и стал решительно нехорош собой, ко всем прочим неприятностям он еще и оказался стеснен в средствах. В эти тощие годы былой любитель красивой жизни был вынужден отказаться от всех «тучных» привычек и жил очень скромно.
По сильно приукрашенному позднему портрету видно, как нехаризматичен сделался на склоне лет прежний герой-любовник.
Эжен-Франсуа Видок
Но окружающих поражало, как это рыхлому, неопрятному старикашке удается приманивать женщин. Старость Видока была бедной, но отнюдь не одинокой. Смазливые девицы и аппетитные бабенки (в том числе – о! – молодые актриски), будто установив очередность, посещали дедушку, любезничали с ним, прохаживались с ним по улице, а может быть, выказывали и более вещественные знаки приязни. Видок при случае любил намекнуть соседям, что вообще-то он имеет кое-какое состояние, просто на старости лет стал набожен и аскетичен, однако если даже у пенсионера и были сбережения, тайны женского обожания это не объясняло. На своих поклонниц Видок не тратил ни одного су – наоборот, некоторые из них приносили ему подарки.
Очевидно, тут наблюдался феномен редкостного мужского обаяния, неподвластного течению времени. Все недоумевали, сплетничали, завидовали.
Но вот бывший каторжник-полицейский скончался. И секрет его колдовского успеха раскрылся.
Еще до того, как завершилось отпевание, некая актриса явилась к приставу, чтобы тот поскорее опечатал квартиру усопшего, ибо всё его имущество завещано ей.
Вскоре явились еще одиннадцать особ женского пола с точно такими же завещаниями. Выяснилось, что каждой из обожательниц ушлый старичок пообещал оставить всё свое бережно припрятанное состояние – в благодарность за малую толику любви и заботы.
Примерно в таком окружении завершал Видок свой жизненный путь
Однако, как обнаружилось после торгов, никакого состояния не существовало и все пожитки ветерана правоохранительных органов были оценены в более чем скромную сумму 2907 франков плюс 867 франков недополученной пенсии. Даже если поделить на двенадцать, хватило бы только на шпильки, но и эта чепуха в результате досталась каким-то родственникам.
Ай да Видок, ай да сукин сын. Мало того, что скрасил себе закатные годы жизни, так еще и вызвал своей смертью столько совершенно неподдельных женских рыданий!
Вот как организовывают феноменальное везение в любви.
Про феноменальное невезение – в следующей новелле.
Как юной и желанной красавице упустить свое счастье
Для контраста и баланса расскажу исторический анекдот, описывающий прямо противоположную ситуацию: как была проиграна любовная партия, имевшая все шансы на успех. Вычитал я эту трагедию обманутых надежд в мемуарах наполеоновского камердинера Констана («Mémoires intimes de Napolйon I par Costant son valet de chambre»).
Император французов был ценителем женской красоты, однако, обремененный великими делами, совершенно не имел времени на ухаживания. Впрочем, необходимости расходовать свои драгоценные минуты на подобные формальности у него и не было – как говорится, не царское это дело. Власть и слава – сильный афродизиак, а самый маленький и короткий роман с самодержцем сулит столько выгод, что у любвеобильных владык редко возникают проблемы по части взаимности. Роль ухажера вместо его величества обычно исполнял доверенный камергер, умевший отлично договариваться с девицами и их родителями либо с дамами и их мужьями. Ловкость и такт этого посланника высочайшей любви были легендарны. Констан в мемуарах называет сего купидона «граф Б.» – по-русски это звучит как-то двусмысленно, но просто камергера звали де Бомон.
Верный (до поры до времени) Констан
После занятия Мадрида его величеству было угодно обратить внимание на одну юную актрису, которую Констан описывает в следующих выражениях: «Очень красивая особа пятнадцати иль шестнадцати лет, обворожительнейшей свежести, черноволосая, с очами, полными огня». Граф Б. отправился на переговоры и выяснил, что красавица – о чудо из чудес – еще и целомудренна. «Она сумела сберечь свою добродетель, невзирая на все опасности, с коими сопряжено ремесло актрисы». А еще, присовокупляет Констан, «она обладала прекрасною душой, добрым сердцем и чрезвычайною живостью манер – одним словом, всеми приметами очарования».
Мне представляется что-то этакое
Тетушка, у которой воспитывалась девица, сказала, что ради Великого Человека chére enfant готова расстаться со своим «сокровищем». Таким образом, всё отлично устроилось, и ночью ко дворцу прибыла плотно зашторенная карета, из которой выпорхнула разряженная в пух и прах чаровница, чуть не опрокинув Констана волной парфюмерных ароматов.
Через пару минут у Констана в комнате истерично затрезвонил колокольчик. Лакей кинулся в апартаменты его величества и был поражен, застав императора не в спальне, а в прихожей. Наполеон держался за виски, страдая от жестокой мигрени. «Констан! – вскричал он, выпустив шнур звонка. – Уведите ее отсюда как можно скорей! Я сейчас сдохну от ее благовоний! Отворите все окна и двери, но сначала – вон ее отсюда, вон!»