Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6536 ( № 50 2015)
В двадцатилетнем возрасте Бурханеддин возвратился в Кайсери, и правитель страны Гияседдин Мухаммед вверил ему должность гази, он сменил на этом посту покойного отца. Гази Бурханеддин вскоре снискал всеобщее уважение.
В 1365 правитель был убит, трон занял его сын Алааддин Алибей, и Бурханеддин стал его визирем. Но в 1380 году ушёл из жизни и Алибей. Его сын Мухаммед Челеби был малолетним ребёнком, регентство вверялось визирю, бразды правления перешли в руки Гази Бурханеддина.
Гази Бурханеддин написал ряд стихотворений и на арабском, и на персидском языках, до нас дошёл лишь его «Диван» на тюркском языке, включающий в себя 1500 газелей, 20 рубаи, 119 туюгов, несколько муфредов; всего 17 000 строк. Этот «Диван» сохранился в Британском музее под номером 4126, был переписан в 1393 году (при жизни самого поэта), состоит из 608 страниц. Из-под пера Г. Бурханеддина вышли и научные работы на арабском языке – «Преимущество разъяснения», «Эликсир счастья и тайны радения».
Гази Ахмед Бурханеддин, писавший на тюркском языке, первый азербайджанский поэт, творческое наследие которого дошло до нас почти в полном объёме.
Газели
ТВОЯ МИЛОСТЬ
Бутон не смею я сравнить с улыбкой розовой твоей.
Так страстно я молю тебя, что умолкает соловей.
Все проявленья бытия – лишь милость зримая твоя,
Волна распущенных волос длинней отпущенных мне дней.
Уста – целительный бальзам, я сладость их изведал сам,
Я снова жажду к ним припасть, они всех сладостей ценней.
Отвергнет тот шербет и мёд, кто уст медвяность познает,
Рубины этих робких губ во много раз вина пьяней.
Кто станет локонов рабом, прельщённый нежным завитком,
Не сбросит до скончанья лет своих невольничьих цепей.
Нет слов таких, чтоб описать стон и божественную страсть,
Твой образ, трепетно живой, воображения сильней.
И если б сотни лет подряд я видел этот звёздный взгляд,
То все иное позабыл, ведь ты дороже жизни всей.
НЕ УСТАЮ ЛЮБИТЬ
Люблю тебя, о госпожа, не устаю любить.
Глаза – две утицы мои, вам в слёзном море плыть.
Китайский дивный идол мой, в тебе изъянов нет,
И с луком выгнутую бровь не смею я сравнить.
Узрит фиалка невзначай волну твоих кудрей,
И раболепно в тот же миг пойдёт тебе служить.
Когда б сумел, зрачки свои в Евфрат я превратил,
Чтобы ковчег моей любви до Шатта смог доплыть.
Шахиня, труден путь любви, но мною движет страсть
И я живу, но с каждым днём короче жизни нить.
ПРОСЬБА
Встречая солнце, средь ветвей запела утренняя птица,
Друг кравчий, мне вина налей – желаю жизнью насладиться!
Пусть недозволенному быть: я разрешу ей кровь пролить, –
Но на свиданье не идёт моя жестокая царица.
Все влюблены в неё вокруг, – влюблённых мучает недуг,
Стократно славлю я того, кто смог от чувства исцелиться.
Сердечный жар и слёз вода объединились навсегда, –
И ночь и день в её душе в одно смогли соединиться.
Уста к моим губам прижми, последний смертный вздох прими,
В молчанье ты постигнешь боль, что в глубине души таится.
Зови меня своим рабом, погибну в звании любом,
Но только разреши рабу с тобой на миг уединиться.
Я об единственном скажу: тебе я преданно служу, –
Раб уверяет госпожу, – своей он участью гордится.
Ты сокрушила сердце мне и слёзы льются в тишине,
Коль разбивается сосуд, то влаге суждено пролиться.
Румяных уст коснулся лал и огнецветно запылал,
А жемчуг зубы увидал и стал мерцанью их дивиться.
Твои глаза и рай и ад – они мне Судным днём грозят,
Увидя твой прекрасный стан – умерший к жизни возвратится.
Твой лик так солнечно цветёт, как будто утро настаёт,
Столь эти локоны черны – в них ночь беззвёздная таится.
Нанёс мне твой жестокий взгляд сто ран, они кровоточат,
Бальзамом слёз врачую боль, что нанесли твои ресницы.
С ТЕХ ПОР
С тех пор, как о твоих глазах молву я услыхал,
Я пьяным поутру вставал и пьяным засыпал.
В горючий высохший тростник я тело превратил
С тех пор, как твой увидел рот, пылавший словно лал.
С тех пор, как жемчуг слёз моих ты превратила в кровь,
Подобно меркнувшей луне лицом я бледен стал.
Стремясь в мечтаниях прильнуть к рубиновым устам,
Себя я с ног до головы кинжалом искромсал.
С тех пор, как пребываю я в тенетах кос тугих,
Я тот, кто страждущих согрел и амброй одарял.
НЕТ ПОДОБНОЙ
Не найти тебе подобной в райских кущах золотых,
Я в единственной не вижу недостатков никаких.
Солнце радует сияньем этот множественный мир,
Но душа моя светлеет, видя мрак волос твоих.
Не в одну тебя влюблён я, а в великую Любовь,
Это чувство почитаю я превыше чувств земных.
Мускус родинок волшебных иссушает в жилах кровь,
Фимиам восходит к небу – скорбный след страстей моих.
Коль домчит рассветный ветер аромат её кудрей, –
Даже мёртвые воспрянут, чтобы жить среди живых.
Перевод Татьяны Стрешневой
Туюги
* * *
Твои очи – исцеленье всех недужных. Хороша!
Ради них пускай закланьем будут тело и душа.
Не влюбиться невозможно, полюбить тебя – беда.
Все подвластно твоей воле, править всеми, ворожа.
* * *
Взор ласкать, как оказалось, она может телесами.
Душу может погубить завитыми волосами.
Я хотел открыть ей сердце, исповедаться хотел,
Заглянув в глаза, увидел, что больна она глазами.
* * *
Муж на поприще своём призван ярым мужем быть.
На ристалище на бранном призван наром дюжим быть.
Кто хорош – крутой иль мягкий, может, добрый иль лихой,
Муж, назвавшийся сарваром, должен мужем сущим быть!
Рубаи
* * *
Я – ей: о, губы! Мне: как речи любы…
Я – ей: о, стан твой! О, перлины – зубы…
Я жизнь отдам за прядь волос твоих…
Она: бедняк, цена не про твои прикупы…
* * *
Почему, – она спросила, – налиты слезами очи?
Почему ты смотришь тучей, что гнетёт тебя, короче?
Потому, – я отвечаю, – что не видя губ твоих,
То и дело их воочью вижу, грезя дни и ночи.
* * *
У ашуга в сердце смута, навсегда забыт покой,
У скитальца на чужбине взор туманится тоской.
У отшельника желанье – келья, бденье и алтарь,
Чаянье мужей отважных – поле брани роковой.
Перевод Сиявуша Мамедзаде
Имадеддин НАСИМИ
(1369 –1417)
Гениальный азербайджанский поэт-мыслитель Сеид Али Имадеддин Насими родился в городе Шамахы. Насими был блестяще образованным человеком, в совершенстве владел всеми тонкостями арабского, персидского и тюркского языков и оставил богатейшее поэтическое наследие на трёх языках; к счастью, оно дошло до нас без потерь. Творческий путь Насими начинал как приверженец суфийских идей, позднее, с принятием хуруфизма, это учение нашло у него проявление в синтезе с суфизмом. Мистическая символика букв служит Насими средством для художественного раскрытия философской проблемы совершенного человека; пользуясь этой символикой, поэт выдвигает суждения о пределах и уровнях интеллектуальных возможностей человека, о роли разума и познания божественного света, явленного в самом человеке, познания вселенной и Аллаха. Познание и самопознание – непреходящие мотивы поэзии Насими. Разум – величайшее благо, дарованное человеку Аллахом. Этот дар ставит человека выше всех созданий. Человек – венец творения, достойный поклонения. Он – великая сила. Все блага природы, красоты мира – для человека. Памятник искусства, переживший века, – творение человеческих рук.
Совершенный человек всемогущ, в нём является всемогущество Творца на земле. В этом нужно искать суть философии Насими: «Ан аль-хагг!» – «Бог – это я!», «Бог – во мне!». Именно за эту божественную идею он был схвачен в Сирии в городе Халебе (Алеппо) и по донесению фанатичных служителей культа был обвинён и казнён как еретик каирским султаном с невиданным античеловечным приговором: «Обезглавить, отрубить конечности, содрать кожу и семь дней держать тело на площади напоказ!»
Мавзолей-усыпальница великого гуманиста поныне почитается как святое место поклонения всех ценителей и любителей гениальной поэзии Имадеддина Насими в городе Алеппо в современной Сирии.
Газели
ЖИЗНЬ УХОДИТ
Если б только мы знали всё, что с нами случится,
То должны были б слёзы вечно литься и литься.
