Владимир Романовский - Америка — как есть
«Мистер Ривьера!» — крикнул он. «Сеньор Ривьера! Спуститесь, пожалуйста, вниз, будьте добры!»
Ривьера бросил кисть, посмотрел вниз, поморщился, и стал спускаться. В комбинезоне, заляпанном красками, он подошел к Рокефеллеру.
«Добрый день».
«Добрый день, Мистер Ривьера. Мне очень нравится ваше произведение».
Ривьера потеплел.
«Да, ничего получается» — согласился он.
«Вот только», — добавил Рокефеллер, — «чей это там… э… портрет? Не Ленина ли?»
Ривьера на всякий случай оглянулся в указанном кивком головы направлении.
«Ленина», — подтвердил он.
«Это нехорошо» — сказал Рокефеллер.
«Почему же?» спросил Ривьера.
«Потому что Ленин является… ну, скажем, философским оппонентом моей семьи» — нашелся Рокефеллер. «А поскольку заказ вам дан именно моей семьей, и данный комплекс зданий тоже принадлежит именно ей, я бы посоветовал вам, Мистер Ривьера, переделать эту часть фрески. Вы прекрасный художник, и я уверен, что вы сделаете все так, что станет еще лучше, чем есть сейчас».
«Нет, я ничего переделывать не буду» сказал Ривьера.
«Почему же? Это просто просьба такая, Мистер Ривьера. Ну, сделайте одолжение лично мне».
«Нет» — сказал Ривьера. «Я художник, и это часть моего замысла. Мне лучше знать, что хорошо, а что нет. Не нужно мне ваших советов. Вы мне платите деньги, а я рисую. На этом суть нашего творческого сотрудничества заканчивается, и прошу советами мне не досаждать».
Молодой Рокефеллер, очень хорошо воспитанный и очень вежливый, кивнул, сказал «Хорошо, благодарю вас» и вышел.
На следующий день он не послал кого-то вместо себя, но вернулся сам. Снова позвал Ривьеру, и тот, уже основательно раздраженный, слез с лесов. Рокефеллер протянул ему конверт с чеком.
«Благодарю вас, Мистер Ривьера. После некоторых размышлений, и посоветовавшись с Джоном Рокефеллером Младшим, я пришел к заключению, что наш с вами контракт следует расторгнуть».
Ривьера взял чек и перешел на очень темпераментный испанский. Рокефеллер испанский знал, но спорить и огрызаться не стал.
Впоследствии именно в доме Ривьеры и жены его Фриды Кохла, в Мексике, устроился на жительство Лев Троцкий, персона нон-грата, с женой. Завел роман с Фридой. Ривьера терпел. Именно в доме Ривьеры, тем не менее, Троцкого убили. Но речь не об этом.
В вестибюль пришли строители, которых Рокефеллер попросил убрать фреску. Но фреску просто так не уберешь. Нельзя ее смыть — фрески делаются по мокрому цементу и засыхают вместе с ним. Красить цемент глупо. Поэтому фреску пришлось сбить отбойными молотками.
В это же время, параллельно с кубизмом и прочей гадостью, существовала Нью-Йоркская Академия Изящных Искусств. Она существует по сей день. В этой Академии за сравнительно небольшую плату вас при желании научат писать картины хоть с нуля. Хоть с прямых линий и кругов, постепенно переходя на кубы, шары и тени. Научат строить перспективу, научат композиции, научат искусству рисовать портрет, схватывая основное. Научат рисовать ткани, деревья, улицы и переулки. Научат использовать палитру по назначению. Во время постройки Рокефеллер-Центра, в пик Великой Депрессии, в нью-йоркских трущобах прозябали сотни художников. Может, они не были гениями или просто людьми с воображением, не знаю. Но рисовать они умели. И если их собственные творения (предположим) были убогими и глупыми, или мещанскими — что ж, в мировой живописи к тому времени, в том числе в американской живописи, наличествовало несколько сотен шедевров, с которых можно было сделать на стене вестибюля точную копию-фреску. Например, у Джона Слоуна есть прелестное импрессионистское полотно, написанное в 1912-м году, в год пуска автомобильного конвейера — «Женская Работа». Задворки в Гринвич Вилледже, пожарные лестницы, стена дома. На пожарной лестнице женщина прилаживает бельевую веревку (от стены к стене, через двор), а на веревке болтается белье. Ослепительный солнечный свет. Почему бы не…
Позвольте, Слоун еще жив! Да не просто жив — только что избран президентом Лиги Студентов Искусства — именно в городе Нью-Йорке! Известен своим интересом к людям (в живописи). Рисует улицы и голых баб. Почему бы Рокефеллерам не обратиться к нему? У Слоуна прекрасный вкус! Безошибочный взгляд! Он ровня французским импрессионистам, чьи полотна вроде бы до сих пор не обесценены наплывом кубизма. А?
Но — нет. Рокефеллеры следуют моде, а не хорошему вкусу. А мода нынче — на алгебраическую индустриальную бездуховность. Люди здесь не при чем, нужны идеи и мысли, а не люди.
Пошло-поехало. Безработица взлетела до двадцати пяти процентов. На подсобных работах вроде уборки мусора появились, как водится, интеллигентные лица.
Одновременно начался расцвет Голливуда. Серьезные темы не приветствовались. Основатели голливудской индустрии (в основном бежавшие из Старого Света евреи, Венгрия и Польша) прислушивались к мнениям масс, поскольку за кино платят именно массы, и делали легкомысленное кино, но почему-то некоторые фильмы получались шедевральными. Особенно комедии. Но бродвейским театрам конкуренции эти фильмы все равно не составили.
И пела, пела опера. Над несчастьями героев пуччиниевской «Богемы» плакали разодетые богачи и аристократы в партере, сверкая строгим, очень умеренным количеством очень дорогих бриллиантов. На галерке присутствовала та же богема, что и на сцене, но партеру не хотелось оборачиваться и смотреть вверх. Многие богатые, правда, присоединились к своим женам в Париже — наблюдать за Великой Депрессией в Париже было удобнее, она представлялась из парижских особняков менее наглядной, а в бедные кварталы можно не ходить. А то в Нью-Йорке бедноте палец в рот не клади — шляются где хотят, по Пятой Авеню бродят, скоты.
Зимой по всей стране настала новая мода — мальчики и взрослые дяди в поисках заработков ходили с лопатами от дома к дому, предлагая расчистить снег у подъезда. За доллар. Пышным цветом в больших городах цвела уличная проституция. В то же время понятия о гигиене разграничены были по классам.
Богатые пристрастились к ежедневному принятию ванн еще во второй половине девятнадцатого века. У среднего класса ванны все еще не вошли в привычку, а о бедных и говорить нечего. Туалетная бумага фабричного производства, изобретенная американцем Джозефом Кайетти в 1857-м году, не использовалась широко. На Юге по прежнему употребляли огрызки кукурузы в этом плане, на Севере страницы телефонной книги, страницы каталога Сирз, реже газеты. Два или три раза в неделю мыли ноги. Ванну принимали в неделю раз. То же самое было во Франции, в Германии, в Англии. В России, где богатых после 1917-го года официально не стало, некоторые ходили, как у Александра Пушкина отмечено, «в баню по субботам». Если учесть, что гигиенические эти традиции установились задолго до эпохи Индустрии, а эпоха эта добавила в общий колорит городов задымленность и загазованность, остальное легко себе представить.
В то же время, Америка, в отличие, например, от Франции, оставалась вполне пуританской страной — несмотря на Бродвей, фривольные стихи И.И. Каммингза и компании, и проституцию. И суровый мат Селина, французского культового писателя, приводил американских редакторов в шок.
Наступило время выборов, и президентом сделался Франклин Делано Рузвельт.
Данная ветвь Рузвельтов была исконно нью-йоркская и очень богатая. Их предок, Клаес ван Розенвельт, прибыл из Хаарлема (голландского) в Новый Свет в 1650-м году. В 1788-м году другой предок, Айзек Рузвельт, был одним из членов совета, ратифицировавшего в Покипси Конституцию Соединенных Штатов (чем Франклин Делано несказанно гордился). Затем клан Рузвельтов разделился на две ветви — Хайд-Парк и Ойстер Бей (по названиям местностей в Лонг Айленде, земле, намытой уходящим ледником на восток от Манхеттена, включающей в себя районы Нью-Йорка Квинс и Бруклин, а также графства Насса и Саффолк, олицетворение современной субурбии, со знаменитыми Хамптонами на юге, где собираются очень богатые нувориши, и менее знаменитым, но более респектабельным, Золотым Берегом на севере, где некоторые представители старой американской аристократии до сих пор имеют особняки). Хайд-Паркские Рузвельты были Демократы, а Ойстер-Бейские — Республиканцы (из них вышел Теодор Рузвельт). Франклин Делано женился на своей родственнице, очень дальней, племяннице Теодора Рузвельта.
Мать Рузвельта была выходцем из франко-гугенотской семьи, прибывшей в Новый Свет в 1621-м году. Собственно, прибыл только Филипп де ла Нойе, основатель клана. Отцу Рузвельта, когда он родился, было пятьдесят четыре года. В этом нет ничего особенного, но почему-то воспитанием сына занималась в основном мать.
Рузвельт закончил адвокатский курс в Колумбийском Университете, но писать диссертацию и получать диплом не стал. Несмотря на это, его приняли на работу в престижную фирму в 1907-м году. За два года до этого он женился на своей Элеонор, и у них стали подряд рождаться дети — шесть штук, в общей сложности. Из них выжило пятеро.
