Юрий Мухин - Афганский фронт СССР
Читатель, задумайся хотя бы над цифрами: советская сторона пообещала уничтожить 1500 уже размещенных ракет средней дальности, а американская сторона — только 350 ракет. Хороши переговорщики, готовые за одну американскую ракету уничтожить пять советских!
В половине шестого дня 7 декабря 1987 г. государственный секретарь Джордж Шульц встретил Генерального секретаря Горбачева и его супругу на авиабазе Эндрюс. После Хрущева и Брежнева это был третий государственный визит главы СССР в Соединенные Штаты. Он очень отличался от встречи Горбачева с Рейганом в Женеве и Рейкьявике. Горбачев отставил большинство требований относительно СОИ.
Они мчались в Вашингтон в одной машине, в пуленепробиваемом советском «ЗИЛе». Серп и молот соседствовали на улицах Вашингтона со звездами и полосами. «Горбачев был настроен позитивно, и чувствовалось его воодушевление». Говорили об окончании «холодной войны». Горбачев был весь в мыслях о происходящих в Советском Союзе переменах, он говорил Шульцу о тяжелой работе по перестройке общества. «Если я ослабею, продолжит идущий за мной». У Шульца было впечатление, что Горбачев вырвался в Америку, «чтобы глотнуть воздуха», чтобы сделать передышку.
Накануне важных встреч следовало решить возникшее существенное противоречие. В изображении Шульца, кто-то из членов советской делегации предпринял последнее усилие спасти самую совершенную советскую ракету средней дальности — твердотопливную СС-20.
Советская сторона не предоставила фотографии СС-20 в «чистом виде», а дала фото общего механизма — «канистры», внутри которой полагалось находиться искомой ракете. Шульц и главный американский переговорщик Кампельман потребовали фотографии собственно ракеты, а не капсулы, внутри которой она находится. И лишь в половине восьмого утра следующего дня противостоявший Кампельману Обухов привез фотографию указанной двухступенчатой ракеты. Теперь все было готово к подписанию Договора о ракетах средней дальности. Последнее слово советской военной технологии было отдано бездарно и глупо за пустые слова и ненадежные гарантии блоку, чьи границы через полтора десятилетия дойдут до внутренних границ России.
Утром, в 10.00 следующего дня, Горбачев приехал в Белый дом. Последовал салют из двадцати одного орудия, трубы дали сигнал, и два лидера на Южной лужайке Белого дома выступили с короткими речами. Рейган повел Горбачева в Овальный кабинет. Рейган начал с вопросов эмиграции, и вначале Горбачев держался: «Мистер президент, вы не обвинитель, а я — не обвиняемый. Давайте беседовать на равных; в противном случае нам не дождаться успеха». На мексиканской границе полиция вылавливает всех, кто стремится в «нацию иммигрантов». Здесь даже планируют строительство стены. А вот из России иммигрантам въезд разрешен. Как это понять? Неудивительно, что до ланча беседа была пустой.
Ланч состоялся в советском посольстве; а затем Горбачев вернулся в Белый дом для подписания Договора о ракетах средней дальности в 1:45 пополудни. (Как впоследствии выяснилось, этот час и минуты были требованием астролога Нэнси Рейган.)
Подписание Договора о ракетах средней дальности (сорок одна страница) было ключевым событием вашингтонского саммита 1987 г. Публика собралась в
Восточном зале Белого дома. Рейган и Горбачев шли по красной ковровой дорожке. Американский духовой оркестр играл американские и советские марши. Вокруг стояли сенаторы и конгрессмены, высшие военные чины американских и советских штабов. Все двигались в сторону Восточной комнаты — излюбленному месту общественных выступлений Рейгана. (Именно в этом зале лежали убитые Линкольн и Кеннеди.)
В своей речи Рейган произнес ставшее уже привычным «Доверяй, но проверяй» (на что Горбачев отреагировал несколько нервно: «Вы прибегаете к этой пословице при каждом удобном случае». Рейган — с поклоном в сторону Горбачева: «Мне она нравится»).
Овацией встретила публика речь Горбачева: «Этот договор — большой шанс. Он отводит нас от катастрофы». Последовал процесс подписания за столом, которым некогда пользовался Абрахам Линкольн. Папка красной кожи попала в руки Горбачева, синей — Рейгана. В Обеденной комнате каждый из двух лидеров обратился к своей делегации, а по сути — к своей стране. Затем последовало обращение двух лидеров к заполнившей Кабинетную комнату до отказа публике. Запомни, читатель: договор обусловливал уничтожение 1846 советскких ядерных ракет и 846 американских ядерных ракет в течение трех лет. Вас не взволновало такое неравенство?
А в зале шла своя жизнь. Там было 34 человека. Джойс Кэрол Оатс восхитилась речью Горбачева. Раиса Горбачева сказала, что восхищена романом Дж. К. Оатс «Ангел света» — это поразило автора. Они обменивались мнениями до тех пор, пока Рейган и Горбачев не вышли по красной дорожке в Государственную обеденную комнату, оборудованную приборами двуяычного перевода.
Казалось бы, атмосфера должна расслабиться, но последовало столкновение. Рейган в своем обычном духе обратился к столь любимым обоими народами анекдотам: выпускника спрашивают в США, кем он будет после окончания университета? — «Я еще не решил». Тот же вопрос адресован советскому выпускнику. «Мне еще не сказали». Горбачев заметно покраснел. Пустяковый эпизод вывел его из себя. Шульц пытался спасти положение. После окончания церемоний Шульц убедил президента Рейгана не проводить мероприятий в большой Кабинетной комнате. «Для этого лучше подходит интимность Овального кабинета».
Не поладили первые леди. С точки зрения Нэнси Рейган, сделавшей карьеру в Голливуде, Раиса Горбачева была грубой и безразличной к собеседнику. Горбачева ни разу не спросила о раковой операции груди Нэнси, о смерти ее матери — а ведь все это произошло всего лишь месяцем раньше…
* * *1988 г. был тяжелым годом для Горбачева. Дипломатия сплошных отступлений перестала видеться блестящей. В Москве крепла оппозиция. Американские дипломаты уже в феврале нашли Горбачева удрученным. Со своей стороны Шеварднадзе с горячностью утверждал, что «Москва сделала почти все для Вашингтона, о чем он просил. Американцы просили принять решение о выходе из Афганистана, и русские согласились; американцы требовали сократить срок выхода, и русские довели его до девяти месяцев — и согласны сократить еще более; Вашингтон требовал вывести половину всех войск в первые девяносто дней — и глава специальной Комиссии Политбюро Шеварднадзе ответил положительно». Советская Россия просила только об одном: не помогать оружием талибам после выхода Советской армии. И американцы ответили своему фавориту Шеварднадзе жестким «нет». Ну что ж, американцы сами выбрали дорогу помощи талибам, и особенно Пакистану в функционировании лагерей исламского радикализма, подготовки антизападных камикадзе. Они очень скоро ощутят работу этих, оплачиваемых американцами школ.
Тем временем гласность в СССР достигла области внешней политики, дробя государственную мудрость однопартийной системы. В традиционно популярной в среде интеллигенции «Литературной газете» появилась статья Вячеслава Дашычева об отношениях Востока и Запада, с новым взглядом на «холодную войну». Существенной была открытая критика Дашычевым «советского гегемонизма» в отношении Восточной Европы и Китая. Одновременно Брежнев осуждался за гонку вооружений 1970-х годов. Но что поразительнее всего: патриот Дашычев, вместо того чтобы выступить интеллектуальным защитником своей страны, фактически полностью перешел на сторону защиты национальных интересов… Соединенных Штатов. Наивность такого подхода не была бы столь наглядной, если бы официальная пропаганда не отличалась лакейским оправданием любых действий и поворотов власти, что дискредитировало защиту национальных интересов в принципе.
Статьи, подобные дашичевской, были лишь началом огульной прозападной критики, бичевания армии за афганскую авантюру (в которую ее втолкнули) и любых проявлений геополитической самозащиты, которая во многом сбила с толка тех разумных и искренних патриотов, тех, кто в более здоровой обстановке не потерял бы голову в ходе бесовской схватки Горбачева с Ельциным, не онемел бы в молчании, когда речь зашла о судьбе страны в 1991 г. А в Кремле Крючков и Язов уже называли Шеварднадзе «апологетом американцев», использующим личную дружбу с советским лидером для проведения собственной внешнеполитической линии. Шеварднадзе это говорилось едва ли не в лицо. Возвращаясь в свой внушительный кабинет в небоскребе на Смоленской, Шеварднадзе опускался в свое «гобеленовое» кресло и рассказывал ближнему кругу о своих обидах. Впрочем, никак на его карьере не сказавшихся.
В Советском Союзе началась первая за долгие годы относительно свободная избирательная кампания. Популисты, либералы, националисты всех мастей били у избирательных урн жалких карьеристов коммунистического истэблишмента. Встает звезда несчастной для России фигуры — Бориса Ельцина, поднявшегося на волне народного недовольства на необычайную высоту. В Москве за человека с бредовым мировоззрением проголосовали 89 процентов избирателей. А ведь они знали его как первого секретаря Московского горкома, как свердловского самодура… За него голосовали даже сотрудники советского посольства в Вашингтоне, а ведь среди них было немало и трезвомыслящих людей — да и служащих спецслужб. Помутнение сознания охватило всех.
