Александр Свободин - Откровения телевидения. Составитель и редактор А.П.Свободин
— Вам это удалось?
— Если не считать некоторых погрешностей и потерь, то, пожалуй, да.
— Какие сцены вам представляются наиболее удачными в фильме?
— Вариации Ромео. Здесь удалось показать танец полно, ярко, динамично. Кстати, это хороший пример тех возможностей, которые открывает перед балетом кино. Эту вариацию мы снимали отдельными кусками. В театре ведь это невозможно. Там танцовщик исполняет вариацию с начала и до конца. Там у него свои законы движения танца во времени и пространстве. Он должен думать о дыхании, о своих физических силах. Здесь нам не надо было думать о физических возможностях актера, учитывать его силы. Мы ставили танец, вернее, таким он предстал в фильме — на одном дыхании, без спадов, пауз, на единой ноте напряжений. Надо ли говорить, как балет выиграл от этого.
— Какие еще сцены вам кажутся удачными с точки зрения новой специфики?
— Наверное, адажио у балкона. В этой сцене мы использовали комбинированные кадры, метод ускоренной съемки — «рапид».
— Есть ли еще преимущества у кино-балета в сравнении с театром?
— Экран — прекрасный пропагандист хореографического искусства. Благодаря телевидению мы познакомили с нашей работой миллионы зрителей. Кинематограф должен помочь и балетным актерам, фиксируя их творчество на пленке. Театральное искусство мимолетно.
— Как работали исполнители?
— Работали увлеченно, самоотверженно. Сниматься в фильме-балете порой гораздо труднее, нежели танцевать в театре. Экран выявляет самые мелкие технические погрешности и дефекты. Бесконечные дубли изматывают актеров. Здесь, кстати, пригодился бы многокамерный метод съемки, позволяющий избегать обилия дублей. Телефильм «Ромео и Джульетта» снимался обычным способом. Да, актерами мы очень довольны. Они были хорошими и заинтересованными помощниками в процессе создания фильма.
— Можно ли утверждать, что создание нового искусства — кинобалета (телебалета) начато?
— С известными оговорками. Что греха таить, к хореографам в кино относятся, к сожалению, не как к авторам спектакля, фильма — их рассматривают просто как постановщиков танцев. Танцы поставили такие-то, а это неверно в принципе. Хореограф должен быть одновременно и режиссером. Он должен быть главным действующим лицом на съемочной площадке. Он сочиняет танец не где-то «там», а здесь, для съемочных камер. Очень трудно находить общий язык с режиссером, не знающим законов балета, его специфики. Взять, например, такой важный этап создания фильма-балета, как монтаж. Хореограф за монтажным столом остается хореографом — сочинителем танцев. Режиссер не может заменить его. Кстати, именно в процессе монтажа мы пересмотрели множество сцен балета. Иной раз уже из готового материала приходилось непосредственно за столом создавать новые вариации, новые хореографические куски, тонко соединяя их с музыкой, то есть мы продолжали сочинять танец без танцовщиков — за монтажным столом. Именно таким путем нередко удавалось исправить и технический брак. В этом тоже огромные преимущества, которые дает балету кино перед театром.
— Привели ли разногласия с кинорежиссером к художественным потерям?
— Да, в финале. Режиссер исходил не из законов поэтики музыки и танца. Честно говоря, финал был «смазан». Режиссер предложил решение вне поэтической сущности музыки.
— Долго ли создавался фильм?
— Нам понадобилось 15 съемочных дней. Нормальный режим для такой работы.
— Будете ли вы продолжать работу в кино?
— Мы ее уже продолжили. За это время сняли два фильма — «Трапеция» на музыку Прокофьева с Е.Максимовой и В.Васильевым и «Озорные частушки» Р.Щедрина с Н.Сорокиной и Ю.Владимировым. Эти работы нам кажутся более удачными. Пришел опыт, получили мы и большую самостоятельность. (Один из нас — В.Смирнов — выступил в этих фильмах сорежиссером.)
— Бросать работу на телевидении вы не намерены?
— Конечно, нет, у балета в телекино хорошее будущее. В этом мы уверены.
