Борис Воробьев - Книга тайн
Но наиболее удобной фигурой для японцев оказался именно Семенов.
Он стал, по сути, японским наемником.
С ним военные круги Страны восходящего солнца осуществляли самые тесные контакты и оказывали ему самую активную закулисную поддержку. В штабе Семенова постоянно находилось несколько японских военных чинов, через которых поддерживалась связь с атаманом и передавались ему нужные инструкции.
Японский историк профессор Тахиро Хосоя пишет по этому поводу: «Одной из стратегических линий, проводившихся в жизнь японским императором, стал курс на создание контрреволюционных марионеточных режимов с тем, чтобы таким косвенным путем упрочивать свой контроль над территорией Сибири. В ходе осуществления этой цели первым кандидатом на роль марионетки стал Григорий Семенов… Надежды, возлагавшиеся при этом на Семенова, сводились к тому, чтобы, выдавая его за поборника «самостоятельности и независимости», осуществлять линию своего Генштаба на использование Семенова для закрепления своего господства над Забайкальем…».
И вот этот человек в начале 1920 года оказался «правопреемником» Колчака, а точнее, самозванцем, поскольку, не посчитавшись с волей адмирала, объявившего своим заместителем генерала Розанова, сам себя назначил на эту роль.
Первым действием «правопреемника» стал захват оставшегося от Колчака имущества, в том числе и золота. Оно было сосредоточено в Чите и насчитывало две тысячи пудов. Без труда подавив сопротивление деморализованных колчаковских генералов, Семенов захватил золотой эшелон. Под пушечную и винтовочную стрельбу золото перевезли из вагонов в хранилища банка и опечатали. Отныне его единовластным хозяином стал Семенов. Как же атаман распорядился «наследством»?
Уже весной 1920 года уполномоченный Семенова генерал Сыробоярский прибыл в Японию для переговоров с токийскими банкирами. Как и Колчаку, Семенову требовалось оружие и снаряжение, и он, что называется, не стоял за ценой.
В марте 1920-го в Осаку, в адрес «Банка Японии», из Читы через порт Дальний было отправлено 33 ящика с золотом.
Но это была лишь малая толика семеновского золота. Как выяснилось гораздо позже (а именно в 1977 году), в марте все того же 1920-го Семенов тайно переправил японцам еще 143 ящика с драгметаллом. Но уже не в счет оплаты военного имущества, а на хранение! 80 ящиков переправили в Чанчунь, а 63 — в Харбин, причем перевозка осуществлялась в строжайшем секрете.
Какова же оказалась судьба этого золота, чей вес достигал почти 9 т? С ведома военного министра Японии и начальника штаба Квантунской армии, расквартированной в Манчжурии, главным городом которой и являлся Харбин, его (золото) решено было использовать как хорошее подспорье для нужд японской армии. Таким образом, японцы сразу же бесцеремонно присвоили огромные ценности, им не принадлежавшие.
Заключительным актом этого откровенного воровства стал акт о передаче слитков в «Банк Японии». В дальнейшем русское золото использовалось японской военщиной для поддержания своей агрессии в Китае.
Что же касается Семенова, то им, как и любой марионеткой, манипулировали его хозяева, которые не считались ни с какими правами атамана. Вот что говорилось, к примеру, в одной из телеграмм заместителя военного министра Японии начальнику штаба Квантунской армии:
«Даже при отсутствии согласия Семенова изымайте эти деньги из банка и используйте их по своему усмотрению…».
Преступно растранжирив государственное золото, Семенов не забыл и себя: как вскрылось на процессе, где его судили вместе с японскими военными преступниками, у атамана в одном токийском банке был личный счет, на котором хранились 500 тыс. иен. А у его подельщика генерала Подтягина на депозитах лежала сумма в 6 млн иен — по одним источникам; другие же утверждают, что денег было значительно больше: по сегодняшнему курсу около 60 млрд долл.
В это можно поверить, ибо Подтягин распоряжался не только частью семеновского золота, но и ценностями, которые перечисляло ему еще царское правительство как своему официальному представителю в Японии.
Таким образом, в японских банках и посейчас хранятся огромные ценности, принадлежащие по праву России Их сумма с набежавшими за 80 лет процентами не поддаётся исчислению…
Глава IV
Очевидное — невероятное
Тайное открывается ночью
Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и, с мира рокового
Ткань благодатного покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами…
Все-таки ночь — особое время человеческой жизни. Не надо даже привлекать статистику, чтобы убедиться: именно тогда чаще всего случается необычное. Ночью человек как бы прозревает, ему являются вещие видения, он нередко находит ответы на вопросы, которые терзали его многие годы. Поэтов озаряют бессмертные строфы, композиторов — гениальная музыка, ученых — величайшие открытия. Примеров тому множество, что позволяет говорить о ночи как о некоем временном канале, который можно назвать каналом чрезвычайных сообщений. Как к нему подключаются и почему для этого выбрана ночь — одна из загадок нашего бытия.
Я не берусь как-то объяснять ее — просто расскажу о трех случаях из своей жизни, которые подтверждают сказанное. А выводы пусть сделает сам читатель.
Литве, в 30 км от Каунаса, есть городок Ионава, уютный, красивый городок, в окрестностях которого в 1961 г. началось строительство огромного азотнотукового комбината. Я работал там на монтаже с двумя своими товарищами.
Мне пришлось много поколесить по стране и жить в разных общежитиях — как правило, неблагоустроенных, предназначенных лишь для временного обитания. В Ионаве же оно было хоть куда — с ваннами и туалетами, с газовыми кухнями на каждом этаже. Нам на троих отвели 20-метровую комнату, и мы зажили припеваючи. На стройку рабочих возили автобусами, дорога занимала не больше 20 мин, а поскольку трудовой день кончался в пять вечера, то уже самое большое через полчаса мы были дома. Мылись, ужинали, а потом занимались чем хотели — кто шел в местный ресторанчик, кто в кино, а кто — хороводить тамошних красавиц.
В тот день, о котором пойдёт речь, у нас не заладилось на работе, пришлось здорово попотеть, чтобы выполнить намеченное по графику, и мы изрядно устали. А потому, приехав в общежитие, после ужина решили немного вздремнуть. Но, видно с усталости, проспали до десяти часов. Вечер, таким образом, был потерян, и нам не оставалось ничего другого как, побродив по городу, вернуться восвояси и лечь досыпать.
Однако, как скоро выяснилось, внеурочно повалявшись, мы тем самым «перебили» сон, и теперь его не было, что называется, ни в одном глазу. Скрипя кроватными сетками, мы ворочались с боку на бок, замирали в надежде, что сон вот-вот нахлынет — увы, проходил час за часом, а ничего не менялось. Каждый чувствовал, что двое других бодрствуют, но из опасения, что вся ночь может пойти насмарку, никто не пытался начать разговор или хотя бы спросить о чем-либо. В полном молчании мы героически сражались с навалившейся бессоницей.
Справа, в простенке, оглушительно — словно они висели не в комнате, а над всем миром и отмеряли его время — тикали наши ходики, и, слушая это всезаглушающее тиканье, можно было сразу понять, что идет самый глухой час ночи (потом выяснилось, что было половина третьего).
И здесь надобно сказать еще кое о каких деталях.
Единственное, но зато широкое окно комнаты выходило на заросший кустами и деревьями берег реки Нерис, и с моей кровати была видна огромная зеленая Луна, висевшая над ними. Ее призрачный свет заливал окрестности и нашу комнату, придавая всему необычный, я бы сказал, нереальный вид.
Да не подумает читатель, что автор, дабы украсить авансцену, использует дешёвый словесный реквизит, как-то: «огромная зеленая Луна», «призрачный свет», «нереальный вид». Ничуть! Все именно так и было, и было, как полагаю, неслучайно.
К тому же мы подошли к такому месту повествования, когда как раз нужна статистика, — ведь если внимательно ознакомиться с описанием атмосферы непосредственно перед каким-нибудь исключительным природным явлением (скажем, землетрясением), то окажется, что его непременно предваряют некие «таинственные» признаки. Это могут быть необычная тишина и неподвижность воздуха, очень ощутимое чувство беспокойства или тревоги и даже… огромная зеленая Луна, поскольку катаклизмы чаще всего наблюдаются именно в полнолуние. Поэтому я не могу отбросить мысль, что состояние природы в ту ночь каким-то образом соотносилось с тем, что вскоре и произошло. Но обо всем по порядку.
